О да: теперь Альма-Азрак получит то, чего заслуживает! Ирма посмеялась над тем, как недавно радовалась, что до столицы халифата не дошла война. Ха! Уж теперь война тут самая настоящая, кем бы ни были люди на кораблях и по какой бы причине ни начали бомбардировку.

Хорошая война.

***

Ангус опасался, что лагерь в настоящей осаде и проникнуть в него окажется непросто — а то и вовсе невозможно. И ясно, что серьёзный бой здесь уже случился: лежащие на дальней стороне площади тела говорили о том красноречиво.

Однако осады не было. Толпа местных, вероятно, сильно поредела с тех пор, как попыталась штурмовать лагерь «ржавых». Люди не разбежались окончательно, но большей частью жались к краю площади, глядели на неё с примыкающих улиц. Многих оттеснили стражники.

— А с ашраинами ты хорошо придумал!

— Честно сказать, не придумывал. — ответил Шеймус. — Подсказали.

— Кто?

Вроде бы с Вальверде капитан наедине не беседовал.

— Да сам не знаю. Передали бумажку утром, ещё до всей кутерьмы с девкой. Мол, «если ваши дела пойдут дурно, не забывайте о…»

Ангус присвистнул.

— Интересно, кто о нас так заботится.

— Мне тоже интересно. Как и многое другое: например, откуда девка знала про туннель. И кто ей помог до него добраться. Но сейчас, знаешь, есть вопросы поважнее.

Это верно. Большая часть и без того смехотворного отряда осталась в форте, так что Ангус не мог ощутить себя уверенно, пока не окажется внутри лагеря. Несколько человек, с одной стороны, внимания в огромном и охваченном беспорядками городе не привлекают. С другой стороны — поди не узнай Шеймуса хоть шагов со ста! Требовалось подобраться к своим и быстро, и осторожно.

— Без предателей не обошлось. — заключил Ангус.

Шеймус пожал плечами.

— Очень вероятно. Однако в форте среди нас предателей не было, сам понимаешь. Если кто-то из бывших во дворце объявится позже… вот к таким людям нужно будет пристально присмотреться. Очень пристально. Но я думаю, что все предатели окажутся среди пропавших. Так сказать, без вести. Туда и дорога.

— Твоя правда. Но у меня, знаешь… вообще такое ощущение… играют нами, в общем. Вроде как в шахматы.

— Возможно. А когда-то было иначе?

Ну да, на то ведь они и наёмники. Не политики-интриганы. Иначе в самом деле никогда не бывало — печальная судьба командора Мендосы тому лучший пример.

— А вообще, Ангус, не сношай мне голову. И свою не забивай ерундой. У нас есть чёткая и ясная задача, которую нужно выполнить. На корабле Вальверде я с тобой охотно побеседую хоть про предателей, хоть про кукловодов, хоть про книжки Никколо Равелли.

— Я такую херобору не читаю.

— Да ты вообще ничего не читаешь.

— Конечно. От чтения чокнешься на раз-два. А ещё зрение портится и мужелюбом можно стать.

— Обязательно обсуди с Люльей. Впрочем, ты прав: Равелли пишет жуткую чушь. Я бы ему задал пару интересных вопросов, если свидимся…

Ангусу куда больше хотелось свидеться с чёрными, как смоль, аззинийскими женщинами на островах к северу. Таких милых и таких безопасных для отряда островах… Загадывать дальше желания не было, а вот скорее убраться из Альма-Азрака, погрузив отряд на корабли — о, этого лейтенант желал всей душой.

И как раз в тот момент, когда гвендл подумал о кораблях, со стороны моря раздалась пушечная канонада.

— Вальверде не подвела!

— Я в ней не сомневался.

— Как думаешь: они просто прикрывают высадку или там дерьмо какое случилось?

— Не знаю, но пока нам везёт.

До Ангуса наконец дошло, что поддерживать беседу капитан не очень настроен. Вполне понятно, почему: да, пока им очень везёт. Но многое ещё неизвестно — особенно что касается одного человека.

Ангус представил, как здорово будет встретить этого человека в лагере. Тогда одним махом решится проблема, о которой он ещё на борту «Дочери морей» так старался не думать.

***

Сулим излучал уверенность, гранитная твёрдость которой позволяла уподобить его ослу.

— И тем не менее я должен участвовать в переговорах!

Если бы Валид уже прибыл и визирь получил столь необходимые сведения — ответ был вежливым, но жёстким. Джамалутдин-паша нисколько не сомневался в способности жреца совершать всё новые и новые глупости: меньше всего такой человек нужен на переговорах.

Однако за Валидом посылали уже трижды, а он до сих пор не дал о себе знать. Между тем время играло совсем не на стороне Альма-Азрака — в западных районах наверняка начался погром. Так что переговоры откладывать больше никак нельзя…

А вести их вслепую, мало зная о собственных силах и ситуации в столице — то ещё удовольствие. Сулим, пусть он и трижды дурак, имеет большую власть над толпой. В этом уже не приходилось сколь-нибудь сомневаться. Эта толпа, пусть сильно поредевшая — рядом, прямо за спинами. Чего нельзя сказать об основных силах Святого Воинства…

Тщательно взвесив все «за» и «против», визирь пришёл к неприятному, но единственно верному решению. Ссориться со жрецом ему пока рано. Может статься, что до рассвета Сулим визирю ещё очень пригодится — ну а дальнейшее ведает ведает лишь всевеликий и всесильный Иам.

— О достопочтенный Сулим, я нисколько не возражаю против участия мудрейшего из людей в этих переговорах. Ни в коем случае, иначе как прямому велению самого Иама, явись он зримо правоверным в час нужды, я бы не обмолвился с противником ни одним словом без вашего присутствия. Речь лишь о том, что наше положение самым прискорбным образом глубоко усложнилось. Боюсь представить, что творится сейчас на западе благословенного города, а главное — как вы, будучи мудрым и наблюдательным человеком, наверняка заметили — в нашему порту кто-то ведёт огонь из пушек. Я склонен связать это тревожное обстоятельство с иноземными кораблями, относительно которых знаю, к сожалению, чуть более чем ничего. Уверен, вы в полной мере осознаёте, насколько деликатна сложившаяся ситуация.

Сулим сдвинул брови.

— Не могу понять: к чему вы ведёте свою речь?

— Свою речь я веду лишь к одному: в этом неудобном и стеснённом положении мы обязаны соблюдать величайшую осторожность. Вы уже видели, какой трагедией для халифата обернулось пренебрежение оной, каковое выказал юный халиф, приюти Иам его чистую душу в райских чертогах. А посему я нижайше прошу вас не вмешиваться в ход переговоров прежде, чем сам дам знать об уместности этого явным и непротиворечивым образом. Теперь вы понимаете, что я хотел сказать?

Жрец определённо понял, однако отреагировал лишь кивком, состроив при том самую кислую мину. Это укрепило предчувствие визиря: сложности будут. Но Сулима нужно держать при себе. Прогонишь — начнёт действовать сам, а это ещё хуже!

А кто знает, что Сулиму может прийти в голову? Возможно, это не в полной мере открыто даже взору и разуму самого Иама. Нет-нет, пусть лучше жрец останется рядом. Можно было арестовать его, конечно: теперь-то визирь имел такое право. Ведь халиф мёртв. Однако толпа на площади… Ашраины, которые могут быть уже близко… Нет, не время для такого решения.

Нужно самому взять ситуацию под контроль, а уж потом лишить такового контроля Сулима. И сделать это мягко, не особенно обостряя. Ведь ситуация очень сложная: даже после боя она не станет легче. Лишь трудности возникнут иные.

— Нет ли вестей от Валида?

— Пока нет, о почтенный визирь, равно как и донесений из порта. Но что касается западных кварталов…

Как и следовало ожидать, новости с запада столицы были паршивыми. Сил городской стражи хватило лишь на то, чтобы оцепить несколько богатых домов — оставалось надеяться, что толпа не полезет на них. Пусть даже не испугавшись охраны, а лишь потому, что вокруг полно особняков беззащитных: наверняка глаза разбегаются. Ещё утром Джамалутдин и в самом кошмарном сне не вообразил бы подобного…

А теперь бесчинствующие в Альма-Азраке ашраины даже не казались худшей из бед. И гибель халифа отошла на второй план — сейчас, как ни греховно подобное суждение, она даже на руку. А настоящей проблемой станет позже, когда начнётся борьба за освободившийся трон. Подобные времена не бывают простыми, однако до них ещё нужно дожить: и визирю, и всем претендентам на власть, и городу.