— Да, к порту. Я посажу вас на корабль.

— А куда он меня отвезёт?

— В безопасное место.

Наглая ложь, конечно. Недостойная человека высокого происхождения, но…

Теперь, когда ситуация покатилась в нужном направлении — то есть Ржавый капитан всё-таки сговорился с Вальверде и наёмники с пиратами действовали сообща, настал момент вернуть Фархану обратно. Она сыграла половину своей роли, подкрепив впечатление, будто именно Сулим ар-Наджиб повинен в нападениях на наёмников. Старый дурак сам многое сделал для таковой всеобщей уверенности.

Оставалась вторая часть: теперь Фархана должна стать прекрасным подарком Шеймусу. И сделает его не кто-то — именно семья ар-Малави. Для чего подобное нужно отцу, Алим представлял слабо, однако лишних вопросов не задавал. У него были вполне конкретные инструкции.

На соседних улицах шумели, и то был не обычный вечерний гул. Наёмники впустили ашраинов в город: рёв озверевшей толпы смешался с отчаянными криками мураддинов, пытавшихся убежать или забаррикадироваться в своих домах. Понятное дело, что отчаявшиеся и обозлённые люди хлынули не на юг города — туда, где собралась покорная Сулиму толпа правоверных, и не в порт. Ненавидящим своих господ ашраинам были нужны богатые кварталы, а там готов к внезапному погрому оказался разве что дом ар-Малави.

Сильно пахло гарью, над крышами синих строений по левую руку уже поднимался густой дым. Это плохо: огонь-то не удержишь силой оружия. Может пострадать и родной особняк… но если план отца сработает так, как должен — даже это, наверное, не слишком большая потеря.

Самого Усмана ар-Малави в Альма-Азраке наверняка уже не было.

Идти предстояло ещё довольно долго: надо сделать большой круг, чтобы не попасть под обстрел с моря или горячую руку простых пиратов, которые Алима не узнают. Происходящее в порту обеспокоило и Фархану.

— Как же мы попадём на корабль?

Гавань ещё не была видна, но от чего в ночном небе поднимается такое зарево — понятно сразу. Горели и многие суда у причалов, и самые близкие к морю дома. Канонада почти стихла: только время от времени ещё стреляла одна-другая пушка.

— Не беспокойтесь, госпожа: в сам порт нам не нужно. Корабль стоит далеко от берега, а туда нас доставит лодка, ожидающая в условленном месте. Около форта.

Хотя бы это было чистой правдой.

***

— Как вы, о храбрейший?

— Пуля внутри, к сожалению.

Джамалутдин-паша не разбирался в медицине, тем более в боевых ранениях, однако по не слишком весёлым лицам что самого Валида, что помогающих ему бойцов Святого Воинства понял: дело плохо.

— Тем не менее я пока на ногах. — заявил Валид, хоть подняться ему помогли. — И, быть может, даже смогу сражаться.

— Я всецело готов разделить обязанности по командованию…

— Нет, мы поступим иначе.

Визирь вдруг понял, что даже не знает, где именно они оказались: пока лошадь несла его прочь от наёмников, Джамалутдин нелепо болтался головой вниз, как мешок. Не очень-то в таком положении запомнишь дорогу. Теперь… что это за место? Какие-то бедные дома кругом, пустые, судя по всему — их хозяева наверняка на площади, среди живых или мёртвых. Скорее всего, Святое Воинство отвезло визиря недалеко: это южные окраины Альма-Азрака. Ах, вот: кажется, виден краешек крепостной стены… или показалось?

Ничего не скажешь: хорош командир для спасения города! Джамалутдин-паша, выходит, даже толком в нём не ориентируется. Хотя удивляться нечему: злачные районы огромной столицы визирь лишь проезжал в закрытом экипаже, когда направлялся в глубину страны. Человеку его положения обыкновенно нечего делать в подобных местах.

Снова послышались выстрелы из пушек, и благодаря тому Джамалутдин наконец понял, в какой стороне море. Звуки приглушённые, звучат издалека: значит, они с Валидом и несколькими верными людьми действительно у стены, выходящей к ведущему в пустыню тракту.

— Так как же мы поступим?

— Вам нужно покинуть столицу. И немедленно, пока путь через южные ворота ещё безопасен: это, быть может, ненадолго. Мои люди сопроводят вас.

— Что? Нет!

— Боюсь, сейчас это единственное разумное решение.

— Это совершенно невозможно, Валид! Даже если бы я желал сбежать, а это абсолютно не так, я бы всё равно не имел права на подобный малодушный поступок. После гибели халифа именно на мне в полной мере лежит ответственность за судьбу халифата, и я…

— Именно поэтому и нужно бежать, визирь. Вы должны выжить.

— Я должен сражаться за Альма-Азрак!

Валид усмехнулся, скривившись и от горечи, и от боли.

— Сейчас, наверное, уже полгорода занято ашраинами, да ещё та эскадра… Боюсь, что шансов на что-то хорошее у нас немного. Я, конечно же, останусь в городе, чтобы исполнять долг до конца — никто не освобождал меня от клятв перед лицом Иама. Но вам нужно бежать. Вряд ли эти подонки сравняют Альма-Азрак с землёй. А даже если так — это только город. Вы же, как сами сказали, несёте ответственность за весь халифат. Что ждёт государство без вас? Боюсь представить. Вами нельзя рисковать.

Не хотелось даже отчасти соглашаться с этими суждениями, однако Валид бы прав абсолютно во всём. Ещё недавно мураддины держали ситуацию в руках — а теперь? Никто ведь толком не готовился защищать столицу: у Муанга нет сильного флота, а сушей никакая армия не грозила дойти сюда.

Джамалутдин-паша, впрочем, не был знатоком военного дела. А вот что касается нынешней своей ответственности — всё понимал совершенно ясно.

Очевидного наследника престола нет, а желающих представить себя таковыми уже утром будет хоть отбавляй — в очередь отсюда до самого Фадла выстроятся. Единственный, кто способен помешать им разорвать страну на части — это он, визирь. Формальная власть до провозглашения нового халифа из рук Джамалутдина-паши никуда не денется.

И с этой властью, словно с дорожной сумой, нужно скакать прочь. Как это ни горько.

— Что ж… — растерев лицо руками, визирь поднялся и попытался придать себе пристойный моменту вид. — Будучи в этот прискорбный момент главой великого Мураддинского халифата, назначаю вас, достойнейший, наместником Альма-Азрака, передавая полные полномочия по защите города и управлению им до… решения этой ситуации тем или иным путём. Призываю всех присутствующих благородных людей быть свидетелями тому. Кроме того, прошу вас пред лицом Иама быть свидетелями и того, что я покидаю город не из трусости, а с тяжёлым сердцем и признавая разумность доводов почтенного Валида ар-Гасана. А теперь… не будем терять времени, раз уж его, к великой горести, осталось немного.

Визирю хотелось обнять предводителя Святого Воинства на прощание, он счёл подобный жест совершенно неуместным. Вскоре Джамалутдин уже скакал к южным воротам в сопровождении всадников Валида, подавляя желание обернуться.

Как знать, чем это кончится? Вернётся ли он в родной Альма-Азрак? Не хотелось запомнить великий город таким.

Единственное, что утешало в этот час визиря — понимание, что отступление с поля боя ещё не означает поражение в войне. А именно войну ему предстояло теперь вести: пусть, как очень хотелось надеяться, не в буквальном смысле слова.

***

После боя лишних мыслей не бывает: выжил — и хорошо, ничто такой отрады омрачить не может. Но увы, всё меняется ещё быстрее, чем похмелье после пьянки настаёт: это Ангус знал прекрасно.

Мураддинские парламентёры сбежали с площади, и толпа на подступах к ней тоже редела на глазах — мстить за смерть проповедника никто из верующих простолюдинов не собирался. Наверняка местных куда больше занимало теперь бегство от обозлённых ашраинов или защита своих домов от них же: тут не до попрания веры.

Возможно, Джамалутдин с Валидом запрутся во дворце. Возможно, дадут дёру из города. Но не это теперь беспокоило Ангуса, и даже не смерть Люльи, с которой уже ничего не поделаешь. Им самим предстоит выбираться, и лучше бы сделать это побыстрее — но капитан уже дал понять, что так просто всё не закончится.