Эбигейл связала бы Люку с Балеарией, конечно — но Сантьяго ни слова о нём не говорил. А ведь он сказал бы… Наверное. Или нет?

Тем временем улицу неожиданно скоро освободили — и Амори, высунувшись из кареты, позвал супругу.

— Сию минуту, дорогой! Я пыталась выведать секреты нашего общего знакомого: увы, господин Люка совсем не поддаётся моим чарам.

— Ах вы стервец, Люка! — Амори со смехом погрозил ему пальцем.

— Ну что вы, маркиза! Умерьте гнев благородного супруга, умоляю! Воистину: не поддаваться вашим чарам — это грех, каковой и в соборе не замолишь!

Поклонившись на прощание, Люка с изумительной лёгкостью вскочил в седло и ускакал весьма поспешно. Эбигейл же вернулась в карету, а остаток пути до замка думала уже вовсе не о далёком прошлом. Нашлись мысли поактуальнее.

***

Пусть Бернард любил брата, почитал отца и мать — но приятнее всего в Кортланке вот уж год ему было общество старых пэров и славных рыцарей. Они очень напоминали барона Гаскойна — а также куда проще с принцем держались, нежели извечно сохраняющий высокое королевское достоинство Балдуин. Что до королевы — к материнской ласке Бернард совсем не привык, потому испытывал от неё некоторую лёгкую неловкость.

Вот и сейчас он предпочёл общество старой знати, постепенно съезжающейся в столицу. Пэры и рыцари, разместившиеся в замке, собрались нынче в одной из гостиных: вспоминали былое и жаловались друг другу на несносную молодёжь, каждый раз оговариваясь, что присутствующий среди них Бернард — совсем другой. Это было приятно, но также смущало.

— Кронпринц видит в нас старых маразматиков… — прокряхтел герцог Линкольн: несмотря на его возраст, Бернард устрашился бы такого противника в поединке. — Однако же мы как-то выиграли Великую войну. И если потребуется — выиграем новую!

Ламберт действительно смотрел на старую знать без особого почтения, это Бернард прекрасно знал. В таком конфликте ему не очень-то хотелось занимать какую-то сторону.

— В вас, Ваше Высочество, истинная надежда нашего поколения. — сказал сир Арчибальд Бомонт, хоть и был моложе большинства собеседников. — Зерна воспитания бароном Гаскойном взросли в вас прекрасными плодами.

— О да! — воскликнул граф Комблтон, отставив чашу и утерев усы. — Так жаль, что барон вновь не почтит столицу присутствием… Я, признаться, по нему скучаю. Столь многое хочется вместе с ним вспомнить!

— Есть что вспомнить. — согласился герцог Линкольн. — Но уверен: большинство тех историй Бернард помнит лучше нас, пусть по пересказам барона.

Все люди в гостиной титулами были много выше, чем барон Гаскойн: тут и виконт присутствовал лишь один, прочие же — из родов графов, маркизов и герцогов. Но все, едва заходила речь о лорде Вудленда, не скупились на хвалебные эпитеты и теплоту слов. Величина титула не всегда важнее, чем качества его владельца. Далеко не всегда.

— Увы… — начал Бернард. — Барону непросто было бы осилить такую долгую дорогу. Вудленд слишком далеко. К тому же положение в нём непростое: можно сказать, там война не заканчивается вовсе. Надеюсь, никто не сочтёт отсутствие барона среди нас оскорблением. Сам мой отец относится к этому с пониманием.

— Ну что вы, Ваше Высочество! Какое тут может быть оскорбление…

— Я сам давно хочу навестить старика в Вудленде. — заявил герцог Линкольн. — Но всё никак не получается. Увы, мои земли тоже не столь спокойны, как хотелось бы. Ереси сделалось много.

Бернард знал, сколь серьёзно герцог относится к проблеме ереси и мракобесия в своих землях — и подумал, что в этом вопросе они с бароном точно не найдут общего языка. Но лучше было об том не упоминать. К счастью, тема не получила развития: остальных почтенных пэров и рыцарей религиозные вопросы занимали поменьше, чем Линкольна.

А вот на Ламберта старшее поколение сетовать продолжало — пусть предпочитало при Бернарде на высказываться слишком прямо. Однако юный принц ощущал укор брату в похвалах себе. Впору было задуматься: какие же речи звучат в этом кругу, когда люди королевской крови не слышат? С другой стороны, успокоил себя Бернард, его брат дружен с наследниками половины собравшихся. Да и потом, неспроста же отец решил воспитать своих детей столь по-разному? В этом точно был план, а герцог Линкольн верно отметил: что ни говори о стариках, но войну они выиграли. Без умения мудро строить планы это невозможно.

Тем не менее разговор становился Бернарду не очень-то приятен. Потому он весьма обрадовался появлению в гостиной другого старика: королевского шателяна Тунора.

— Ваше Высочество! Обыскался… Вы бы матушку проведали. Скучает.

Тунор был происхождения невысокого: до войны отец его владел всего-то одной деревенькой на океанском побережье, название которой сам шателян теперь припоминал с трудом. Как многим прочим, подняться ему помогла война. Тунор ходил в ту знаменитую атаку при Тагенштайне — и пусть вернулся с войны на одной ноге, зато обрёл почётную должность.

Он остался человеком простым и с особами королевского рода говорил по-простому.

— Конечно, Тунор! Спасибо!

Прекрасный предлог, чтобы поспешно уйти, никого тем не обидев. Бернард покинул гостиную, поднялся на два этажа по винтовой лестнице, быстро прошагал знакомым коридором — по одну сторону которого играли в лучах солнца витражи, а по другую было развешано трофейное оружие.

Так совпало, что к матери он вошёл одновременно с Ламбертом, явившимся с другой стороны замка. Кронпринц был весел и, хоть времени едва за полдень — уже явно нетрезв. Но мать этого, похоже, не заметила.

— О, детки мои! Ну идите же сюда!

Любимая мать, верно, всякому кажется красивой — но Бернард считал объективным собственное впечатление о том, будто королева Вилда выглядит моложе своих средних лет. Извечно отмечали, что принцам почти ничего не досталось от внешности отца. Бернард и Ламберт уродились такими же белокурым и голубоглазыми, с теми же выразительными скулами и каким-то вечным лёгким прищуром. Обыкновенно считают, что лучше бы сыну походить на отца: но не беда и обратное, если мать такая красавица.

Королева нынче оделась не для выхода к подданным: в довольно скромном платье, вовсе без драгоценностей и с простой причёской. Ламберт был одет стократ ярче неё.

— Ну идите же!

Противиться принцы не стали. Королева заключила в тёплые объятья обоих сыновей разом.

— Так редко вас вместе вижу… Всё порознь пропадаете!

— Тебе кажется. — мягко возразил Ламберт. — Я весьма забочусь о братике. Стараюсь приучить его ко двору.

— Это правда!

— Ну и славно! — Вилда поцеловала в щёку сначала Ламберта, а затем Бернарда. — Я очень хочу видеть деток дружным, пусть выросли вы далеко друг от друга.

Несмотря на два десятка лет в Стирлинге, Вилда по-прежнему говорила с сильным норштатским акцентом. Бернард запомнил такой говор у рыцарей, приезжавших год назад на турнир. Никто в этом, кажется, не видел ничего плохого — скорее находили милой особенностью.

— Приезжай в следующий раз на охоту: увидишь, как мы дружны. — предложил Ламберт с явным лукавством: он понимал, что Вилда откажется.

— Не стану мешать вам развлекаться, дорогие. Поверю на слово. Охота… не для меня дело, знаете ведь: совсем не терплю крови. Жаль, что мужчины себе того же позволить не могут.

Бернард вспомнил: буквально теми же словами отказывалась когда-то составить ему компанию на охоте Адель Гаскойн. Стало немного грустно.

— Но я задумала кое-что другое! — сказала Вилда, наконец выпустив сыновей из рук. — Вам это понравится. Скоро ведь день вашего рождения, не забыли?

Бернард с Ламбертом родились в разные годы — но, по чудесному совпадению, в один день. И помнили об этом, разумеется.

— Пусть даты не круглые, но мы так давно толком не отмечали это все вместе… Я уже уговорила короля: будет большой турнир! Крупнейший с конца войны. Созовём не только всех рыцарей Стирлинга, но и заграничных. Из Норштата приедут, из Лимланда. Надеюсь, из Тремоны тоже.