Минуту спустя они уже шагали по улице — во главе множества солдат. На углу Анхелика заметила лежащих людей: скорее мёртвых, чем хотя бы раненых. Однако рассмотреть Сантьяго ей ничего не позволил. На вопросы он тоже не отвечал: лишь торопил.
— Быстрее, прошу!
— Я…
— Шевелитесь, Ваше Высочество!
Идти быстрее Анхелика не могла. Туфли, выбранные в спешке, имели ужасно неудобные каблуки. И хотя инфанта сразу догадалась, что ведут её к императорскому дворцу, делали это окольным путём: приближались с торца здания. В отличие от Полуденной площади, покрытой гладким гранитом, здесь мостили огромными булыжниками. Не очень-то удобно…
— Нечистый побери! — Сантьяго наконец понял, что поторапливать толку нет. — Эй, ты! Неси Её Высочество!
Анхелика возразила бы, однако толпа народу уже видела её в белье и чужом плаще — чего теперь заботиться о приличиях? Здоровенный солдат поднял инфанту на руки: надо признать, он хотя бы постарался сделать это деликатно. И зашагал бодро, не слишком отяготившись драгоценной ношей.
Так Анхелику и внесли во дворец императора Балеарии.
Путь по коридорам и анфиладам она запомнила плохо. Дворец казался почти незнакомым и совершенно чужим — словно Анхелика не выросла здесь. Словно не переехала лишь около года назад, когда и прежде замкнутый отец начал сторониться даже близких. Всех, кроме Энрике.
Зал, в который Анхелику привели, за год сильно изменился. Раньше это была малая трапезная — тут обыкновенно обедали в самый разгар лета, когда на солнечной стороне делалось слишком душно. Теперь шкафы с роскошной посудой убрали, стены завесили императорскими регалиями, а вместо длинного обеденного стола поставили круглый.
Двери стерегли солдаты, а внутри оказалась целая толпа. И такая толпа, что возжелай Творец Небесный направить в зал комету — он бы разом погубил половину высшего света Балеарии. Здесь был и императорский канцлер, и отец Сантьяго — герцог Тормалесо, и граф де Фанья, и Гаиска Ибарро — один из первых людей Тайной канцелярии, и многие другие. Кого-то инфанта видела впервые, кого-то помнила только в лицо — по старым приёмам, когда их ещё проводили часто.
Анхелику поприветствовали, но очень сухо и коротко — сразу вернувшись к делам, которые явно были важнее её появления. Некоторые, кажется, на инфанту вообще не обратили внимания. Все оживлённо переговаривались, отдавали подручным распоряжения, составляли и подписывали какие-то бумаги.
Одного лишь человека, без которого тут не могло обойтись, Анхелика не замечала: своего брата.
Творилась страшная суета, было шумно. Сантьяго любезно усадил Анхелику за стол.
— Фалькао уверен, что Марисолема под контролем?
— Маршал доложил только о центре города. Но сейчас это главное. Если кто-то ещё собирается выступить на стороне…
— И всё-таки я считаю, что понтифик…
— В задницу понтифика! Нам вполне достаточно…
— Третий секретариат докладывает о…
— Да, не волнуйтесь: уже вынесли. И почти вывезли.
— Тем не менее я уверен, что Гонсало Мендоса ни в коем случае не согласится с…
— Если угодно наше дело Творцу Небесному, с Бахадосского поля Мендоса не вернётся.
— В любом случае Волк Мелиньи в Марисолему теперь попасть не должен: даже если выиграет сражение. Извольте действовать по своему усмотрению, но чтобы ноги Мендосы не было…
— Борхес де Стефано до сих пор не явился? Где его Нечистый носит?!
— Вы же знаете, что сеньор Борхес…
— Больно важным человеком этот Борхес себя возомнил! Мы с Хуаном Тадео и Руисом можем всё насчёт норштатцев решить сами. Но пусть он потом не жалуется!
— …немедленно выделить необходимую сумму. В случае возражений сошлитесь на меня. Они не посмеют перечить. А что касается прочих банков…
— Депеша от маршала Фалькао!
— Это не мне, это для Тадео. Мне не до игр в солдатики!
— …любые методы. Если возникнут вопросы, я отвечу на них лично. Кроме того…
— Так и скажите: командор Мендоса больше не нужен. На нашем корабле ему места нет.
От этого многоголосья у Анхелики загудела голова — впрочем, как и от всех остальных волнений ночи. Она никак не могла взять в толк, что вообще происходит. Хорошо, пусть отец умер… Энрике? Верно. Вот о нём нужно узнать! За какие-то минуты совсем вылетело из головы… К счастью, Сантьяго не оставил инфанту: лишь коротко переговорил с отцом и сразу вернулся.
— Что с Энрике?
Сантьяго промолчал, и инфанта повысила голос.
— Почему он не здесь?!
— Я желал отложить эту новость… Мне жаль. Ваш брат не выдержал горя утраты.
Анхелика думала, что опять расплачется, но этого не случилось. Она не смогла пустить слезу, не смогла даже толком вдохнуть. Гул в ушах заслонил все звуки, отгородил инфанту от мира. Лица и фигуры в зале закружились, слились в узор калейдоскопа. Анхелика едва-едва почувствовала, как Сантьяго положил ладони ей на плечи — видно, пытался утешить. Но утешений сейчас не хотелось.
В конце концов, инфанта не была круглой дурой. «Не выдержал горя утраты»? Она догадывалась, что за этими словами может скрываться.
— Ваше Высочество? Ваше Высочество?!
Анхелику принялись довольно-таки грубо тормошить. Она наконец вышла из оцепенения, первым делом поправив сползающий плащ. Инфанте вдруг снова стало не безразлично, в каком виде она сидит среди множества мужчин.
— Ваше Высочество, вы слышите?
— Да.
Над ней склонился сам герцог Тормалесо. Его сын по-прежнему стоял позади.
— Я говорю о безотлагательной процедуре. Мы должны провозгласить императрицу…
— Королеву. — послышался голос графа де Фанья.
— Королеву?..
— Королеву. Какая разница с точки зрения государства? Зато это будет символически значимый шаг, показывающий наши…
Балеарские гранды заспорили о том, в чём Анхелика сейчас не могла и не желала разобраться. Тем временем Сантьяго наклонился к её уху.
— Послушайте, Анхелика… Можете поверить: мне самому трудно уместить в голове всё, что происходит сейчас. Обязан обратить ваше внимание лишь на один вопрос — первоочередной и не допускающий ныне компромиссов.
— Какой?..
— Речь идёт о войне. Уверен, вы в полной мере унаследовали мудрость предков… по крайней мере ту мудрость, что бывала свойственна им до определённого момента. Вы ведь понимаете, что продолжение войны со Стирлингом никак не отвечает интересам Балеарии?
— Понимаю?..
— Убеждён, что понимаете. Мудрая сеньора не может не видеть — эту варварскую бойню, затеянную сорок лет назад по глупой ошибке, давно пора остановить.
— Я…
— Позвольте объяснить проще. Вы против того, чтобы верные подданные балеарской короны умирали на полях сражений?
— Да, разумеется, я…
— И вы против того, чтобы никому не нужная война оставалась тяжким бременем для нашего возлюбленного государства?
— Да, но…
— И вы желаете Балеарии процветания?
— Конечно!
— Это я и надеялся услышать. Выходит, ваше мнение полностью совпадает как со скромным моим, так и с мнениями почтенных авторов этого документа. Прошу: подпишите.
Кто-то передал Сантьяго большой лист, а тот протянул его Анхелике. На бумаге было много слов, начертанных рукой опытного писаря, однако второпях. Инфанта не стала читать всё: хватило заголовка. «Прокламация о мирных намерениях».
Сантьяго вложил в её тонкие пальцы перо.
— Подпишите.
— Но друг мой… — Анхелика подняла голову, посмотрела Сантьяго в глаза. — Но как я могу?..
— Очень просто.
Ничего не просто!.. Руки инфанты мелко затряслись. Капля чернил упала на край листа.
— Сантьяго! Она подписала?!
— Одну минуту, отец… сейчас мы…
— Живее, умоляю тебя! Полки Фалькао должны присягнуть ей как можно скорее. Да и прочих дел у нас ещё полно!
У Анхелики вдруг защипало в носу. Слезинка всё-таки скатилась по щеке, но только одна. Совсем маленькая. Сантьяго вытащил из рукава платок и осторожно убрал каплю с лица инфанты.
— Ну будет же!.. Вы достойная продолжательница великой династии. Понимаю, момент тяжёлый, но соберитесь. Пишите: «Анхелика…»