— Разумеется. Родовое гнездо, правда, достаточно далеко отсюда. Владения герцогов Тормалесо весьма обширны. На севере есть целые… государства, так сказать, подобного размера.

Да уж, богатству Сантьяго мог позавидовать почти кто угодно. Даже законный супруг Эбигейл, хоть он и являлся в Стирлинге одним из крупнейших землевладельцев. Хотя размер, конечно, имеет значение — но не только в нём дело. Очевидно: пусть Балеария уступала Стирлингу территорией, земли её были плодороднее. И людей на них жило больше. Победы в войне это не принесло, но когда настал мир — разница сделалась ощутимой.

А одиннадцатый по счёту герцог Тормалесо… Не удивительно, что в итоге он стал канцлером. Тут хватило бы и личных качеств, и исключительной силы рода — а Сантьяго обладал тем и другим.

— Мы, Санти, так часто поминаем моего мужа… А о твоей супруге я почти ничего не знаю.

— А зачем о ней говорить? Ты в курсе, как был заключён брак. Инесилья — она… одним словом, скучная. И слишком религиозная. Давай не будем об этом, хорошо?

Тут маркиза отлично понимала герцога. Жениться по любви везёт не всем — а особенно редкая это удача для тех, кому в остальном при рождении улыбнулась удача. Эбигейл не любила Амори Бомонта. Даже никогда не была им хоть сколь-нибудь увлечена. А что ещё хуже — и презирать мужа у неё не получалось. Амори просто не возбуждал вообще никаких чувств.

Что поделать: она должна была как-то выбраться из жалких родных владений. Сантьяго же вовсе ничего не решал в вопросе брака: их с Инесильей де Адуарте-Браво помолвили прежде, чем оба узнали, откуда берутся дети.

Леди Бомонт догадалась, что увеселительная часть поездки уже сменяется деловой. Сантьяго стал менее разговорчивым, то и дело поглядывал на дорогу — было ясно, что они кого-то ждут. Скоро на горизонте показался экипаж. Кучер понукал коней, повозка оставляла за собой густые клубы дорожной пыли. Догадка подтвердилась.

— Не думала, что мы станем здесь заниматься делами…

— Это не займёт слишком много времени, не волнуйся. Ты ведь лишь на несколько дней, а нам столько всего нужно обсудить! В карете очень большие люди, Эбигейл — и я вызвал их сюда ради знакомства с тобой. Это не Марисолема, тут тебя не нужно прятать.

— И только ради знакомства?.. — маркиза приподняла брови.

— Не только, конечно же. Предстоит важный разговор, и тебе вполне уместно присутствовать.

Эбигейл не обманывалась насчёт природы их с канцлером личных отношений, но что касается дел — приятно было осознавать: Сантьяго ей доверяет. Тяжкий путь к вершине из захолустного замка она проделала не ради того, чтобы быть теперь пешкой. Пускай даже в большой игре.

Экипаж, сопровождаемый несколькими всадниками, проехал сквозь ворота. Из него вышли трое: даже с большого расстояния стало очевидно, что это два благородных человека и слуга. Они направились к газебо. Кучер и охрана остались на месте.

Визитёры выглядели сурово, и оба были немолоды, но сильно друг от друга отличались.

Один был среднего роста и телосложения, с аккуратными усами и бородой клинышком, в целом внешне непримечательным — если не учесть на удивление пронзительного взгляда. Чёрный цвет всего его костюма нарушала только лазурно-красная петлица: цвета балеарского флага.

Другой, напротив, выделялся ростом и шириной плеч. Он был заметно постарше, с обильной сединой и лицом, поровну исчерченным морщинами и шрамами. Эбигейл заметила конную выправку незнакомца ещё раньше, чем бархатный генеральский шарф, переброшенный через плечо.

Впрочем, первое внимание привлекли не шарф и не выправка. Пожилой полководец был страшно изувечен.

Один глаз закрывала повязка, левую ногу ниже колена заменял деревянный протез — да и на правой было что-то вроде металлического сапога, явно не служившего обычной обувью. Леди Бомонт невольно поморщилась и немного устыдилась этого. Мужчина едва шагал: одной рукой опирался на трость, под другую его то и дело поддерживал слуга. Но несмотря на это, старый военный держался с великим достоинством.

— Сеньоры, как я рад! — всплеснул руками канцлер. — Не терпится представить вас, и тем мы исчерпаем скучные церемонии. Эта очаровательная женщина — леди Эбигейл, маркиза Бомонт. Наш человек в Стирлинге. Эбигейл, познакомься: это Лопе де Гамбоа, третий секретарь Тайной Канцелярии Её Величества. Сеньор Гамбоа — одна из ключевых фигур в партии, которую мы разыгрываем.

— Моё почтение, сеньора. — человек в чёрном склонился и поцеловал протянутую ему руку маркизы. — Наслышан о вас по долгу службы. И счастлив этой встрече.

Лопе де Гамбоа предпочёл обратиться к ней по-стирлингски. Получилось вполне изящно, но с сильным акцентом — совсем не так чисто, как говорил Сантьяго.

— А это… — канцлер указал на военного. — …это дон Хуан Альварес Фалькао. О нём ты не могла не слышать: в Стирлинге определённо помнят прозвище Железный Сапог. Блестящий полководец империи и верный подданный королевства.

— Конечно, я слышала о сеньоре Фалькао…

— Проигравший войну маршал погибшей империи. — повёл челюстью дон Хуан. — И никчёмный обрубок верного слуги королевства… а, не берите в голову. Рад знакомству, маркиза.

Имперский маршал времён Великой войны тоже коснулся шёлковой перчатки леди Бомонт — но лишь после того, как сел. Изящества в его движениях было куда меньше, чем у Гамбоа, и голос звучал резко.

— Вы уж простите, сеньора, что подаю вам левую и делаю это сидя. Моя правая рука осталась в землях вашего мужа.

Только теперь Эбигейл заметила: правая кисть маршала, скрытая перчаткой, абсолютно неподвижна. Это тоже был протез. После того, как дон Хуан описал историю увечья, маркизе стало ещё неудобнее.

— Сожалею, сеньор. Я имею в виду… не о том, что мы нарушаем глупый ритуал, поймите верно. Сожалею о случившемся.

Маршал бесцеремонно фыркнул.

— Сеньора! Жалость — последнее, в чём я нуждаюсь.

— Эбигейл, прошу тебя, не обращай внимания на… некоторую резкость маршала. Он заслужил в боях право не быть образцом куртуазности. Дон Хуан, а вам я осмелюсь напомнить, что война окончилась очень давно. И уж верно, наша прекрасная гостья не водила тогда полков! А равно и её муж, впрочем. Похвально, что вы остаётесь прежним, но право слово: не стоит.

— Ничего страшного, Санти… ох, Ваша Светлость, я нисколько не… — снова начала маркиза как-то неловко.

— Эбигейл, дорогая! Мы не на официальном приёме. Мы среди людей, связанных одной великой целью: здесь ты можешь свободно называть меня так, как тебе будет угодно. И обращаться на «ты», разумеется.

— Раз уж в нашем кругу благородных людей дозволено избегать церемоний… — сказал Гамбоа, не замедлив потянуться к графину. — То, во-первых, зовите меня просто Лопе. Во-вторых, позвольте наполнить ваш…

— Нет-нет, мой добрый друг Лопе, не утруждайтесь: бокалы я наполню сам. — снова вмешался канцлер. — Для всех вас. Кстати, вино почти на исходе… Хосе! Принеси-ка ещё!

— Как пожелаете, сеньор Лопе. — маркиза ответила тайному секретарю улыбкой. — Но только при условии, что и вы будете обращаться ко мне по имени.

— Ваше слово — закон, леди Эбигейл.

— А меня зовите маршалом Фалькао.

Хорошо, что сир Джон Барсби остался на корабле: эти старые рубаки точно не поладили бы.

Пока Хосе — очень красивый молодой слуга, подносил новое вино, а Сантьяго разливал его по бокалам, все успели обменяться ещё несколькими фразами, ничего особенно не значащими. Лопе де Гамбоа оказался мужчиной любезным, не лишённым обаяния — хотя глаза выдавали его натуру. Опасный человек. Старый маршал, напротив — не скрывал тех своих черт, которые хороши для полководца, но не приветствуются при дворе.

Эбигейл быстро составила мнение о том, почему именно эти люди приехали сюда. Она знала: Третий секретариат Тайной канцелярии ведает, так сказать, оперативными вопросами. Посему кинжал, которым Балеария всегда была готова ткнуть под ребро неугодного, определённо лежал именно в руке Лопе де Гамбоа.