Васёк почему-то вспомнил, как в прошлом году он с отцом ездил в Москву. Они долго стояли на Красной площади и смотрели на Кремль. Васёк стоял с красным галстуком на шее, как стоит на посту часовой. Он боялся пошевелиться. Мысленно он давал себе клятву свершить какой-нибудь небывалый подвиг во славу Родины. И не один! Васёк видел себя на воде и на суше бесстрашным моряком и раненым командиром, он побеждал и умирал в жестокой схватке с врагом. Он стоял без шапки, с затуманенными глазами, и, когда отец тронул его за рукав, он молча пошёл за ним, унося в душе своё торжественное обещание.

И сейчас, вспомнив об этом, он выпрямился, стряхнул прилипший колбу чуб… Нет, он, Васёк Трубачёв, ещё покажет себя, он не опустит голову перед этой первой бедой в его жизни! И товарища он себе найдёт! И оба они будут сражаться за Родину и вместе победят или вместе умрут на поле битвы. И тогда все ребята узнают, что такое настоящая дружба!

Васёк не заметил, как миновал несколько улиц и очутился у своего дома.

Тётка увидела, что глаза у Васька блестят, и подумала про себя: «Прежний задор появился. Уж не знаю, что хуже, что лучше».

За обедом она торжественно сказала:

– Геройская картина идёт. Сходим с тобой под вечер?

Но Васёк вдруг поскучнел и тихо сказал:

– Спасибо, тётя, только у меня голова болит. «Не хватало ещё, чтоб меня в кино видели!» – с испугом подумал он.

– Ну, голова твоя пройдёт, – успокаивала тётка.

– Не пройдёт!

– Как так – не пройдёт?

– А так, не пройдёт – и всё! – упрямо сказал Васёк и, не глядя на тётку, снял с вешалки отцовский пиджак и, бросившись на кровать, укрылся им с головой.

– Ну, коли так, завтра пойдём, – добродушно сказала тётка.

Васёк не ответил. Он и сам не знал, что будет с ним сегодня… завтра… И только отцовский пиджак со знакомым запахом паровозной гари и табака успокаивал его сердце.

Васёк не пошёл в школу и на другой день. Митя приходил в класс, о чём-то говорил с учителем. Ребята волновались:

– Митя, а как же сбор? Ведь сегодня сбор, а Трубачёва нет.

Сбор был назначен на шесть часов вечера.

После уроков Сергей Николаевич вызвал в учительскую Одинцова и Булгакова.

– Вот что, ребята! – сказал он, перебирая на столе какие-то бумаги. – Сегодня, часиков в пять, зайдёте за Трубачёвым…

– Я не пойду, – быстро сказал Саша.

– Зайдёте за Трубачёвым, – как бы не расслышав Сашиных слов, продолжал Сергей Николаевич, – и скажете ему, что сегодня сбор… и что я тоже к нему зайду перед сбором. Понятно?

– Понятно, – пробормотал Одинцов.

Саша молчал.

– Да прихватите с собой Лиду Зорину. И никаких лишних объяснений… Одинцов, полагаюсь на тебя, – быстро сказал учитель, когда Саша вышел.

– Есть никаких объяснений! – ответил Одинцов. Он не понимал, зачем понадобилось Сергею Николаевичу послать их к Трубачёву. Его взволновало и то, что учитель сам придёт к Трубачёву.

Выйдя из учительской, он догнал Сашу. Лицо Саши выражало протест и упрямство.

– Так я и пошёл! Лучше и не просил бы.

– А он и не просил, – оглядываясь на учительскую, ответил Одинцов. – Он приказал.

– Мне это приказать никто не может.

– Тише! Ты что? Он же учитель, он же хочет как лучше сделать…

Саша смолк.

Одинцов пошёл договариваться с Зориной.

– И никаких объяснений там. Понятно, Зорина? Полагаюсь на тебя.

Лида Зорина кивнула головой. Она тоже была озадачена поручением учителя.

– Он, верно, хочет, чтобы вы все помирились? – шёпотом спросила она.

– Не знаю. Я не ссорился. Одним словом, пообедай и приходи в школу. За Сашей я сам зайду, и вместе пойдём!

День у Васька был мучительный, не похожий ни на один прежний будний день. Он валялся на кровати до десяти часов. На все вопросы тётки кратко отвечал:

– Сегодня нет занятий.

– Да почему же это нет занятий? – удивлялась тётка. – Все ребята в школу бегут!

– А нас отпустили.

– Чудно! А с чего же это ты в постели валяешься? – снова подступила тётка к племяннику. – Заболел, что ли?

– Да нет…

– И в кино не пойдёшь?

– Не пойду.

Тётка обиделась и говорила Тане в кухне так, чтобы слышал Васёк:

– Всё капризы какие-то у него являются. А в кино мы и сами пойдём. Уж очень, говорят, картина геройская идёт!

Васёк слышал и молчал. Ему было не до кино. Его мучила мысль о школе: «Что-то там теперь делается?»

После обеда тётка решительно подошла к Ваську, потрогала его лоб, заставила смерить температуру. Всё было нормально.

– Здоров, – снимая с носа очки, объявила вслух тётка. – Просто своё «я» показываешь! Ну и сиди один!.. Таня, пойдём!

– Ещё рано, Евдокия Васильевна, – нехотя сказала Таня.

Её не на шутку беспокоил Васёк, но она побаивалась тётки и не решалась при ней заговорить с Васьком.

«Ты мне всё воспитание сбиваешь», – уже однажды упрекнула её Евдокия Васильевна.

– Пойдём, пойдём! – поджимая губы и туго закручивая на затылке узел, торопила тётка. – Мороженого покушаем, получше места займём!

– Да места всё равно согласно взятым билетам, – со вздохом сказала Таня, надевая пальто.

Когда они вышли, Васёк подошёл к окну и стал смотреть на улицу. По улице шли школьники и школьницы.

«Из школы идут! Поздно. Наверно, совет отряда был у них, – подумал Васёк. – У нас тоже часто бывал совет отряда… я сам объявлял ребятам об этом!»

Васёк прислонился лбом к холодному стеклу. Потом быстро отодвинулся. На улице стояли три знакомые фигуры. Одна из них отделилась и быстро ушла; Васёк узнал Булгакова. «Зачем он приходил?»

На лестнице послышались шаги и голос Лиды Зориной:

– Здесь даже дверь не заперта… Трубачёв, ты дома?

Из-за плеча Зориной выглядывал Одинцов.

– Я дома, – сказал Васёк, вопросительно глядя на обоих. – Идите в комнату.

– Здорово! – развязно сказал Одинцов и тут же смутился.

– Здравствуй! Мы пришли узнать, как твоё здоровье, – поспешила на выручку Лида и вдруг заметила измятые подушки и свисающую с кровати куртку: – Ой, какой беспорядок! Это убрать надо. Сейчас Сергей Николаевич придёт.

– Сергей Николаевич? – Васёк сдвинул брови и посмотрел на Одинцова. – Зачем?

Одинцов пожал плечами:

– Не знаю.

– Нет, знаешь. И говори. А то опять… сам пришёл, а сам…

– Честное пионерское… – торжественно начал Одинцов.

Но Лида решительно перебила его:

– Никаких объяснений! Сказал – приду! И всё. Понимаешь?.. А у тебя беспорядок, на полу обрезки какие-то. Давай щётку!.. Одинцов, раздевайся.

Лида сняла шубку и платок:

– Васёк, на, повесь! И не стой с раскрытым ртом. Смотрите, что кругом делается!

В комнате действительно был беспорядок. С утра тётка ходила расстроенная и в первый раз оставила комнату неубранной. На стуле было брошено её шитьё, на письменном столе Васька валялись какие-то инструменты.

– Скорей, скорей! Ужас что делается! – заткнув за пояс полотенце, говорила Лида. – Одинцов, собирай в ящик инструменты!.. Васёк, прибери стол! Он же первым долгом на твой стол посмотрит!

Мальчики, не рассуждая, принялись за работу. Поправляя постель и взбивая подушки, Лида говорила:

– Надо, чтобы всё прилично было!

Васёк прибрал свой стол. Одинцов сгрёб со стула ворох материи:

– А это куда?

– Это тёткино! – испугался Васёк. – Не тронь, а то спутаешь ей всё, она сердиться будет!

– Подожди! – Лида накрыла всё газетой. – Нехорошо, но уж раз тёткино…

– Мы за тётку не отвечаем, – решили ребята. – Надо только просто так сказать, что это её.

На обеденном столе на чистой скатерти стояла плетёная сухарница.

– Сюда бы хорошо такую салфеточку… – сказала Лида.

Васёк пошарил в комоде и вытащил что-то белое, с кружевами.

– Можно этим, – сказал он.

– Это ж косынка! – возмутилась Лида.

Васёк полез в буфет.