На улице декабрь. Небо ярко-голубое, снег, лежащий на земле, переливается серебром. Солнце слепит. Природа радуется вместе со мной. Ищу глазами его, в надежде, что он выйдет откуда-то или, как всегда, уже не выдержал, наплевал на уговор и приехал забрать меня. Но никого нет. Набираю номер, но в ответ: «Данный абонент находится вне зоны действия». Сжимаю трубку. Противная мелкая дрожь накатывает волнами.

От дурных мыслей отвлекают русские народные песнопения, гармонь. Все пускаются в пляс.

— Сюрприз! — обнимает Аня, в другой руке у неё соленый огурец. Откусывает. — Думала, мы по-тихому проводим тебя? Хошь огурчик? — забивает рот.

Пережевывает закуску из деревни.

— Э-ге-гей, народ! Давай веселей!

— Анька, сумасшедшая.

— Вся в тебя! Тащит меня в эпицентр баянного стайла.

— С ним или без него, но проводы невесты будут.

Соседи присоединяются к хороводу. Получается шумно и весело! Гармонь почти рвется от песен.

Тянут меня в середину, танцуют, мне удается на время забыть о волнении.

— Ну, все, расступитесь! Опаздываем.

— Папа? Папочка! — еще один сюрприз, который заставляет прослезиться.

С того момента, как сообщила, что выхожу замуж, папа ни видеть, ни слышать не хотел.

— Ты пришел!

— Ну а как же! Должен же я проводить свою дочь. Хоть будет повод засадить твоего женишка, в следующий раз.

— Папа! — смеюсь, прижимаюсь сильнее.

— Красавица моя! Поехали, а то опоздаем. Мне надо еще успеть патроны по пути купить! Бабы, по машинам! Отставить выть!

Усаживаюсь на заднее сиденье, расплавляя платье. Набираю еще несколько раз номер — «Абонент недоступен».

Акси.

— Акси, ты чего застыла? — стучит по стеклу. — Приехали!

Дергаюсь. Опускаю стеклоподъемник. Растягиваю насколько можно губы. В груди щемит, и каждый вдох дается тяжелее прежнего.

— Может, уже передумала? — вкрадчиво, подшучивает подруга. — Может, сбежать хочешь? Мм?..

— Не знаю, Ань! — тру шею, как будто мало кислорода. Пульс постукивает в висках. Прикладываю пальцы, круговыми движениями потираю виски и переносицу.

— Чего не знаешь? Та-а-ак, сделай вдох полной грудью и выдох, давай, вместе!

Вдох, втягиваем свежий воздух, и выдох!

— Полегчало? А теперь вылезай.

— Ни черта не полегчало. — В носу щиплет. — Не отвечает, уже раз десять позвонила, абонент вне зоны. Может, что случилось?

— О-о-о! Нет, подруга! Это что тут у нас глазки заблестели и голос задрожал? Реветь собралась? Ничего с ним не случилось. Он самого черта в котле сварит. Сейчас прилетит. Хоть у кого-то из их семейки нет поврежденных генов трусости.

Выходи, время есть еще.

***

Перезвон колоколов оповещает о радостном событии на километры, разрезая тишину. Два голубя, вместе улетающие в небо, провожают счастливую пару. Ее сменяет другая. Следующие мы. Но никого. Ни одного намека, что он близко. Сжимаю белоснежный букет роз. Мне кажется, что лепестки скукоживаются и чернеют. Они медленно умираю в ожидании, как и я. Наблюдаю, как стрелка ползет к двенадцати, а вторая стоит на трех.

Ветер потихоньку меняет направление, надо мной сгущаются тяжелые серые тучи. Солнце прячется за ними.

Невидимая петля медленно затягивает мою шею, но я стою, не двигаясь с места.

«Он придет, придет, придет, иначе невозможно».

***

Церковный звон снова звучит в моих ушах. 15:00. Смотрю в сторону дороги, она размывается?! Или я снова плачу?

— Девушка, вы проходите на церемонию или у нас следующая пара?

Уступаю, но хватаюсь за руки веры и надежды. Это все шутка. Сценарий дешевого спектакля. Розыгрыш, не более.

Теплая ладонь ложится на плечи.

— Акси, девочка моя! — в маминых глазах отчаяние.

Не хочу этого видеть. Не хочу! Боже, не хочу!

«Не смотри на меня так», — хочу прокричать.

Стискиваю зубы. Выходит жалкий скулеж.

— Мама… Я…

— Ну, ну! Все хорошо! — смахивает крушение радужных надежд. — Дорога, заносы — все бывает.

— А я говорила! Говорила! — язвит тетя за спиной.

Я не могу с ней спорить. Меня рвет на части. Прокусываю губу от переживания. Но тетя получает удовольствие от своих вердиктов.

— Фото отправлять — плохая примета. Кольцо уронила перед выходом, так еще и напялила не купленное, а чье-то. Ну кто ж слушает тётку!

— Люся! — шипит мама.

— Что Люся? — складывает руки на груди.

— Заткнись ты уже! Без твоих мыслей тошно.

— Доченька, давай я сама позвоню.

***

Полчаса, час, полтора. Готова выстоять еще. Только дай знать, что все не кончено. Дай мне знать, что нам еще по пути!

Тьма, она скребется в мой мир. Что это за треск? Рвется моя душа. Мое нутро. Мое счастье лохмотьями падает мне под ноги.

Ах-ха-ха-ха-ха. Счастье? А было ли оно? Или я его нарисовала в воздухе?

Счастье, какой у него срок годности? Кто устанавливает таймер?

Тошнота подкатывает к горлу. Эти счастливые рожи, выходящие из храма, обходят меня стороной с вопросами, кто я. Зачем я здесь?

Я слышащая, но глохну. Я видящая, но слепну. Земля начинает вертеться под ногами. Не понимаю, где север, где юг. Отчаяние стоит за моей спиной. Обволакивает меня погребальным саваном. Нашептывая несвязную речь. Умираю.

****

— Ну, это уже ни в какие ворота! Аксинька, опозорилась ты сама, мать, отца опозорила. Не просто отца — генерала! Говорила же, богачам ты не всралась, бандюки одни, да и только. Наигралась в любовь. Собирайся! Домой едем. Отгуляли. Олег! Что ты стоишь как истукан, забирай свою непутевую дочь.

— Теть Люсь, что вы несете! Акси, может, номер родных есть, а?

Душу крик и подступающую истерику.

Отрицательно качаю головой. Закрывая глаза. Пропуская упреки.

— Ален, а ну неси пятьдесят грамм для начала, или она тут замерзнет, — накидывает на меня манто.

Папа кидает сигарету в снег. С остервенением, злостью и сожалением.

— Олег, стой! — плачет мама. — Не надо, так только хуже будет.

Движется ко мне. Хватает под локоть.

— Поехали! Сучонок! Попрыгает у меня. Пошли, хватит. Концерт окончен.

Упираюсь ногами, пытаясь освободиться.

— Давить всех надо было раньше. Отродье это. Пошли!

— Нет! — вырываюсь. — Нет, не пойду. Он придет. Что-то случилось, чувствую.

— Пойдем в машину. Хватит.

— Дядь Олег, ну чего вы! Давайте еще подождем.

— А ты не лезь! Отец сам разберется со своей дочкой. Сама вон брюхатая. И Аксиньку потянула.

— Что? Это не ваше дело! За своим Семой смотрите, бабой был бы краше.

— А ты моего Семку не трогай.

— Заткнулись все!

К церкви подъезжают машины органов правопорядка. Из них выскакивает конвой.

— Здравия желаю, — отдают честь отцу.

— Что случилось?

— Что-то странное, Олег Ростиславович. Съехалась комиссия и требует вашего присутствия.

Папа отпускает мою руку. Вижу, как лицо его бледнеет.

— Как это понимать?

Служащий пожимает плечами.

— У меня приказ вас доставить любым способом.

Последнее слово проглатывает.

— Способом? Сынок, ты что несешь?

— Олег, что случилось?

— Света, оставайся с дочкой! Мне нужно отъехать.

— Нет, я поеду с тобой!

— И меня заодно довезете, брат. Не собираюсь больше унижаться.

— Мам, езжай, я с Анькой тут побуду, только тетю Люсю увози от греха.

***

Вера умирает последней. Кажется, так говорят.

Облизываю пересохшие губы, которые искусала за время ожидания. Сильный порыв ветра срывает фату, и она летит в раскатанный снег. Тонет в грязной жиже. Поднимаю лицо к небу, чтобы удержать слезы.

— Акси! — обнимает меня подруга. — Послушай, может… он…

— Не смей это произносить!

Она прижимает меня к себе!

Жестами спрашивает мою сестру, дозвонилась ли она. Все очевидно. Но я не верю!

— Пойдем присядем, пойдем!

— Нет! А вдруг отойду, а он не увидит меня и правда уедет. Подумает, что я не пришла.