Он увидел «космические врата» и почувствовал рывок — двигатели несли «Розу» к выходу.

— Прояви здравомыслие, — настаивала женщина. — Никто не хочет давить на тебя, но Государству нужна информация о Пенни Рояле. Ты же, конечно, понимаешь, насколько он опасен?

— Чего вы не выяснили, — продолжал Блайт, игнорируя голема, — так это того, что подразумевается под другим словом, используемым для описания данного генератора, а именно под словом «проектор». Он проецирует. И весьма неплохо.

— Черт, — рявкнула женщина, а троица за ее спиной, сообразив кое–что, быстро опустила щитки на шлемах скафандров.

— Проход, Левен, — велел Блайт.

Шар силового поля возник далеко впереди — и одно полушарие погрузилось точно в створки люка. Поле моргнуло пару раз, исчезло — а два полукруглых куска «космических врат», кувыркаясь, полетели в вакуум. Взревел вырвавшийся из дока воздух и поволок за собой судно. Левен включил термоядерный двигатель, но тот сразу заглох, поскольку корабельный разум продолжал поддерживать вокруг судна защитное поле. Блайт заметил вспышку лазерного луча — Авиа стреляла по ним, пытаясь — как надеялся Блайт — всего лишь вывести корабль из строя.

— Сколько еще до прыжка? — на удивление спокойно спросил капитан.

— Несколько минут, — ответил Левен.

Минуты тянулись и тянулись, но вот наконец Блайт ощутил знакомое «скручивание» — это заработал У-пространственный двигатель. Однако прыгнуть они не успели — что–то ударилось о корабль, и по нижней части ламинированного экрана побежали сообщения об ошибках.

— Проклятье, в нас попали, — выругался корабельный разум.

— Куда, Левен? — по–прежнему невозмутимо поинтересовался Блайт.

— Куда еще?

— На Погост, — заявил Бронд. — Надо, чтобы Государство оставило нас в покое. Может, Пенни Роял и закончил с нами, но мы–то с ним не закончили.

— Угу, верно, — саркастически откликнулась Грир.

Она понимает, подумал Блайт. Грир понимает, что Бронд, несмотря на все, в чем он уже разобрался, ошибся в последнем выводе. Блайт знал, что слова, сказанные им Собелю, вполне применимы и к нему самому. Пенни Роял должен был предвидеть, что произойдет с ними тут, он по–прежнему принимает участие в игре. Пенни Роял с ними не закончил — теперь капитан Блайт был в этом уверен стопроцентно, ощущал эту уверенность каждой клеткой тела.

Отследив сигнал спутника–шпиона Цворна, я убедился, что наш первый прыжок унес нас на несколько световых недель в сторону от точки приема. Достаточно близко, чтобы захватить сигнал из недавнего прошлого.

— Это же ретранслятор, — заявил Флейт. — Цворна там уже нет.

— Откуда тебе знать? — поинтересовалась Рисс. — Ты же смотришь в прошлое.

— Обоснованное предположение, — ответил Флейт.

Пока они не затеяли обычную свою перепалку, я сказал:

— Пускай это ретранслятор, но ведь Цворн вполне мог устроить какую–нибудь ловушку. Ищи мины, да и вообще признаки любой активности. Мы пока понаблюдаем.

Решение, вероятно, не из лучших, но мне нужно было время, чтобы разобраться с личными проблемами. Все путешествие сюда я пытался отстраниться от чужих воспоминаний или хотя бы отсечь их эмоциональное наполнение — и все впустую. Однако в последний день произошел прорыв — я обнаружил, что могу управлять ими, ставить в очередь, составлять списки — и таким образом по крайней мере частично дистанцироваться. Что интересно, как я выяснил, можно запускать поиск по предсмертным воспоминаниям, отвечавшим определенным параметрам, — а это, в свою очередь, привело к новому открытию.

Единственной персоной из моего обширного хранилища, помнившей смерть при бомбежке на Панархии, был я сам. Это, конечно, имело смысл. Разве мог Пенни Роял записать воспоминания восьми тысяч солдат, уничтоженных стремительно, одним махом? Скорее всего, я некоторым образом являлся представителем их всех.

Несколько дней мы наблюдали за отдаленным астероидом — или, точнее, Флейт наблюдал. Я бродил взад–вперед по своей лаборатории, часто останавливаясь возле потерянного шипа Пенни Рояла в стеклянном цилиндре, подумывая о том, чтобы зашвырнуть эту штуку в ближайшее солнце и освободиться от мучений, но тут же ощущал глубочайший примитивный ужас и абсолютную уверенность в том, что я настолько тесно связан с иглой, что сгорю вместе с ней. И разве мог я так запросто принести в жертву все эти жизни — и смерти? Шип содержал тысячи мертвецов, которых государственные ИИ, с их передовыми технологиями, вполне могли бы воскресить. В конце концов я решил провести дальнейшие исследования, но два дня медлил, все оттягивая тот момент, когда нужно будет вытащить шип из цилиндра и разместить его в специальных тисочках–креплениях, которые я пристроил на центральном верстаке. Наконец на третий день, набравшись смелости, начал работу.

— Там ничего не происходит, — с раздражающей регулярностью сообщал Флейт, всегда добавляя: — Или ничего не происходило два с половиной месяца назад.

Я взвесил возможность передвижения короткими У-прыжками в нужном направлении, делая «моментальные снимки» событий за этот период в два с половиной месяца. Однако, хотя так «Копье» и приблизилось бы к настоящему, принцип относительности не пресекал производимый шум, и любой, находящийся рядом с ретранслятором, узнал бы о нашем появлении. И я вновь отложил решение на потом.

— Что–то происходит, — объявил наконец Флейт, — только не возле передатчика.

— Да, — согласилась Рисс, — что–то происходит.

— Ты влезла в мои системы? — подозрительно спросил Флейт.

— Конечно, ведь именно для этого они и предназначены.

— Кто–нибудь собирается объяснить мне, в чем дело?

Я смотрел в наноскоп на поверхность шипа Пенни Рояла и видел плотнейшую кристаллическую структуру, дробившуюся и исчезавшую, почти неразличимую взглядом. Наноскоп высвечивал структуры и связи, поддерживаемые внутренним источником энергии и пикотехническими манипуляциями. Некоторые компоненты держались только за счет нанотехнических силовых полей и просто не могли существовать самостоятельно. Похоже, разобраться хотя бы в поверхностном строении шипа я при моих нынешних возможностях элементарно не мог — и ощутил от этого странное облегчение. В конце концов, если я не способен понять, нет смысла и исследовать дальше.

Рисс повернулась ко мне:

— Флейт регулярно открывает У-пространственный канал для обновления астронавигационных данных: предупреждения, новости…

— Я в курсе, сведения поступают и на мой форс. Так делают все на Погосте, чтобы не отставать от жизни.

— Есть новости, касающиеся государственных наблюдательных постов вдоль границы Погоста, — опередил Рисс Флейт. — На них — на всех — объявлен режим повышенной боеготовности. Есть изображения.

Я хотел было проверить информацию через форс, поскольку некоторое время не просматривал обновления, но передумал. Я слишком долго разглядывал орнаменты строения шипа Пенни Рояла и теперь хотел отвлечься, не напрягать форс. Поднявшись, я перешел из лаборатории в рубку и уселся в кресло; Рисс последовала за мной.

— Валяй, показывай, — приказал я Флейту.

Привычная картинка на экране — холодные далекие звезды и окошко с астероидом ретранслятора — на миг помутнела, сменившись изображением одного из государственных наблюдательных пунктов, внешне напоминавшего поставленную вертикально гантель. Никогда еще я не видел на подобных станциях такой суеты. Вокруг сновали похожие на кальмаров ударные корабли, несколько ромбовидных дредноутов и даже гигантский, еще больше, чем дредноут, звездолет–шар — возможно, то было одно из редко встречающихся судов класса Гамма, а то и нечто покрупнее.

— Попыток скрыть информацию о данной деятельности не предпринималось, — доложила Рисс. — Но и сделать ее общеизвестной тоже никто не удосужился.

Я кивнул. Пробовать пресечь распространение слухов было бы бессмысленно. Всегда найдется пара внимательных глаз или следящая камера, а люди обязательно засекут подобную деятельность через сеть ИИ. В сущности, война научила государственных ИИ, что попытки утаить такие вещи только делают граждан еще более подозрительными, а сам факт умалчивания ведет к ускорению распространения новостей.