Я видел, как включаются защитные силовые поля, как клубится за ними, теснящими древние космические течения, пыль. Достигнув периметра пылевого кольца, спаренные лучи тоже стали фиолетовыми, но, наткнувшись на силовую защиту, расплескались алым огнем. Старый истребитель Цворна тем временем сбросил скорость и выпустил несколько снарядов. Переключив внимание на истребитель Свёрла, я заметил, как покинул док первый камикадзе, как постепенно удаляется старый штурмовик. Я уже догадался, какова цель Свёрла, и знал, что Рисс не в курсе — но сообщать что–либо дрону мне не хотелось.

Хотя корабль Свёрла шел с максимальным ускорением, KB-дредноут Цворна приближался. Первые выпущенные им рельсотронные снаряды начали взрываться, сталкиваясь с нашими защитными полями, и каждый такой толчок отдавался во всем теле. Затем из одного из портов в борту судна Свёрла вырвался огненный шар — это сгорел генератор силового поля. Вся накопленная им энергия превратилась в стремительный жар, но, к счастью, пламя вытянуло в эксплуатационное отверстие. Чуть погодя и другой порт изрыгнул огонь, продолжавший гореть снаружи. Здесь отводной трубы у Свёрла не было, и я, проверив корабельную систему, увидел, что пламя выжгло себе внутри судна дорогу длиной метров в восемьсот.

— Он хорошо поработал над оружием, — заметил Свёрл.

— Надеюсь, все же не слишком хорошо, — сказал я.

— Увидим.

Первый камикадзе и старый ударный корабль отошли от дредноута и включили ускорение.

— Удачи, — пожелал я вслед, не ожидая ответа.

— Надеюсь, она мне не понадобится, — отозвался Флейт.

Еще два проектора отказали, град взрывов, молотивший наши силовые поля, породил красно–рыжую огненную тучу в полторы тысячи километров шириной. Атомный луч пробился к нашему кораблю и вгрызся в обшивку, как раскаленное железо в дерево. За ним последовали рельсотронные снаряды, и Свёрл ответил огнем противоракетных лазеров. Пронзившие тучу, они казались нитями паутины в лучах заката. Прицел был точен, но слишком много энергии тратилось на газ и пыль, так что лазеры не уничтожили снаряды мгновенно, а потянулись за ними, рассчитывая либо расплавить металл, либо еще как–то ослабить их, смягчив столкновение. В результате некоторые ракеты все же достигли цели.

Я содрогнулся от тройного удара. Искореженные куски обшивки закувыркались в облаке раскаленной плазмы. Один снаряд едва не влетел во внешний люк, из которого выходил последний камикадзе. Дредноут пошатнулся, включились рулевые движки, стабилизируя судно. Люк, которым воспользовались Флейт и первый камикадзе, Свёрл уже закрыл и теперь спешил закрыть и другие — они являли собой слабые места, попади в них хотя бы один из снарядов, внутренние повреждения окажутся чрезвычайно серьезными.

Снаряды, выпущенные старым истребителем Цворна, приближались к нам сбоку, вынуждая Свёрла частично перенаправить туда защиту, а значит, ослабить основной заслон. Со своей огневой мощью Цворн, несомненно, способен разорвать корабль Свёрла в клочья. Свёрл, конечно же, может бежать. Может направить корабль в У-пространство и уйти. Но после потери проекторов, с неполной защитой, ему не скрыть У-характеристик, и Цворн устремится за ним. И куда бы ни прибыл Свёрл, тот же сценарий повторится снова и снова, только каждый раз Цворн будет наносить все больше и больше повреждений кораблю Свёрла. Свёрл понимал это с первой же встречи с КВ-дредноутом, отсюда и новая тактика, отсюда камикадзе и старый штурмовик.

— Сколько еще? — спросил я.

— Считаные минуты, — откликнулся Свёрл.

Но минуты тянутся долго, когда тебя атакует рой рельсотронных снарядов, а два атомных луча сверлят корпус. Я заметил, что кувыркавшийся камикадзе стабилизировался и выходит на позицию. Три других судна заняли места на равных расстояниях вокруг дредноута и шли с тем же ускорением. Они были готовы.

Рельсотронные снаряды взрывались один за другим. Юркие лазеры гонялись за ракетами, выпущенными старым истребителем Цворна, шедшими сейчас на собственных движках. Мне то и дело приходилось восстанавливать равновесие, и в конце концов я просто опустился на одно колено, опершись рукой об пол. Экран замерцал, на нем появились черные пятна — штурм уничтожал сенсоры корабля Свёрла один за другим. Иллюзия присутствия ослабевала и наконец рассеялась, оставив лишь запах дыма. Я стоял на коленях в почти бесполезном государственном истребителе, находившемся внутри прадорского дредноута, подвергавшегося яростной бомбардировке. Внезапно меня настигло осознание собственной уязвимости. Достаточно хотя бы одному снаряду ударить сюда — и я мертв. Достаточно хотя бы одному снаряду разнести У-пространственный двигатель Свёрла — и я мертв. И если шансы четыре к одному в нашу пользу не оправдаются — я мертв.

Наблюдая через форс, я увидел, что последний камикадзе занял свою позицию — как раз в тот момент, когда КВ-дредноут Цворна вошел в пылевое кольцо. Дредноут выпустил очередь рельсотронных снарядов — чем–то отличавшихся от прежних, судя по оттенку свечения, который возникал по мере нагревания от трения. Не нужно было анализировать спектр или просить уточнений у Свёрла, чтобы понять, что смертельный удар на подходе.

— Сейчас, — произнес Свёрл.

Реальность накренилась и изогнулась, реальность потащила меня куда–то, пытаясь одновременно разорвать и сплющить. Тело скрутила агония, слишком мучительная, чтобы хотя бы закричать, но я нейтрализовал ее при помощи заранее подготовленной программы для форса. Эффект мог быть вызван повреждением нашего двигателя или его защиты, но нечто подобное случалось и во время войны. Иногда У-прыжок совершали корабли, находившиеся слишком близко друг к другу. Прыгать в момент пересечения У-полей — плохая идея, звездолеты–то, конечно, имеют немалые шансы уцелеть, а вот экипаж, напротив, имеет огромные шансы погибнуть. Дело тут в мощных внутренних электромагнитных распадах. Но иногда, в жестоком бою, вопрос выживания решают секунды, а то и микросекунды.

Все прошло, экранная ткань посерела, на ней закружились перламутровые спирали — данные по–прежнему поступали. Настала пора проверить расклад «четыре к одному».

— Куда теперь? — спросил я Свёрла.

— Цех Сто один.

— Несомненно, еще одно местоположение… — начал я.

— Иного пути сейчас нет, — сказал Свёрл. — Единственное, что осталось испробовать, — если Цворн ухитрится последовать за нами, — это вывести его прямиком под огонь автоматической охраны станции.

— От которого и нам нет спасения, — заметил я.

— Верно, — ответил Свёрл.

Я моргнул, приказал экрану показывать лишь чистый белый свет и поднялся. Запах дыма все еще ощущался, корабль подрагивал, шла перенастройка поврежденных конструкций. Вдалеке что–то трещало и лязгало, один раз громыхнул взрыв. Я посмотрел на Рисс — она свернулась на полу, вытянув яйцеклад, приподняв голову, и глядела на меня, открыв свой черный глаз.

— Теперь ты поняла стратегию? — спросил я.

— Да, — ответила Рисс, — поняла, когда вышел первый камикадзе и включил У-двигатель, настроенный на создание нецелесообразно большого У-поля. Камикадзе и старый ударный корабль — ложные объекты, Цворн не поймет, за какими У-характеристиками следовать.

— Именно, — кивнул я.

— А еще я поняла, что Свёрл не разработал единственной оставшейся нам возможности выжить, если все пойдет наперекосяк.

Мысленно я отметил это «нам». Не слишком–то Рисс заботило выживание Свёрла.

— Тогда, вероятно, призадуматься следует тебе.

Рисс качнула головой, изучая наше окружение.

— Вспомни об автоматической охране Цеха Сто один, — сказала змея–дрон.

Я сразу понял:

— Свёрл, послушай…

— Конечно, — добавила Рисс, — этот вариант выживания ограничен доступным пространством…

Микрофибры пронизывали весь «Тайберн», точно грибница почву. Они крепились к микрокамерам, хотя в этом и не было необходимости. Там, где волокна выходили на поверхность корпуса старой тюрьмы, вырастали микроскопические узелки, очень похожие на грибы, но напичканные сенсорным оборудованием. Особенно много таких узелков было в доке и комнатах, выбранных Броклом для допросов. Они сканировали, записывали и передавали функции всего составного тела Брокла, а также способны были генерировать весьма близкие копии мыслительных процессов аналитического ИИ. Однако наблюдатель оставил ему немного личного пространства, поскольку глубокое сканирование обычно отключалось, когда объект для допроса отсутствовал.