Sabbatha hanti, lodsam hanti, cahanna risone hanti: эти слова были древними уже в те времена, когда члены Истинного Узла кочевали по Европе на повозках, торгуя брикетами торфа и безделушками. Вероятно, были древними еще в эпоху расцвета Вавилона. Девочка обладала немалой силой, но Истинные были всемогущими, и Роуз не предвидела особых проблем. Девочка будет спать. Роуз легко и незаметно войдет в нее, соберет нужную информацию и заронит мысли, подобные маленьким бомбочкам. Она запустит ей в мозг не одного червяка, а целое копошащееся сонмище. Каких-то из них девчонка обнаружит и обезвредит.

Но не всех.

Тем вечером, закончив домашнюю работу, Абра почти сорок пять минут проговорила с мамой по телефону. Разговор проходил на двух уровнях. На поверхности они вроде бы обсудили, как прошел день Абры, и предстоящую школьную неделю, и костюм Абры к танцам в честь Хеллоуина; они рассуждали о планах перевезти Момо на север и поселить в хосписе Фрейзера (который Абра по-прежнему называла «котспас»); Люси поделилась с дочкой последней информацией о состоянии Момо, назвав его «достаточно хорошим, если учесть все обстоятельства».

На другом уровне Абра прислушивалась к глодавшему Люси беспокойству, что она все-таки подвела свою бабушку, и к правде о самочувствии Момо – о ее страхах, смятении, постоянных болях. Абра пыталась послать маме утешающие мысли: все не так уж плохо, мамочка, и мы очень любим тебя, и ты сделала все, что могла. Ей хотелось верить, что хотя бы часть этих посланий нашла путь в сознание Люси, но она сомневалась в этом. При всех своих многочисленных талантах – причем некоторые казались чудесными и пугающими одновременно, – она никогда не умела влиять на общий эмоциональный настрой других людей.

Мог ли Дэн сделать это? Ей казалось, что да. У нее сложилось впечатление, что именно эту грань своего сияния он использовал, когда помогал людям в котспасе. И если так, то он, вероятно, поможет и Момо, когда она окажется там. Было бы здорово!

Она спустилась вниз в розовой фланелевой пижаме, которую Момо подарила ей на прошлое Рождество. Отец смотрел матч «Ред сокс» и потягивал пиво. Она смачно поцеловала его в нос (он всегда заявлял, что ему это не нравится, но Абра знала, что отец лукавит) и сообщила о намерении лечь спать пораньше.

– La домашнее задание est complete, mademoiselle?

– Да, папочка. Только по-французски домашняя работа называется devoirs.

– Постараюсь запомнить. Как там твоя мама? Спрашиваю потому, что ты не дала мне и полутора минут поговорить с ней, прежде чем выхватила трубку.

– Нормально. – Абра понимала, что это правда, но слово «нормально» было весьма неопределенным. Она уже пошла по коридору, но потом обернулась и добавила: – Сказала, что Момо подобна хрупкому стеклянному узору. Как и мы все.

На самом деле Люси ничего подобного не говорила, а лишь подумала об этом.

Дэйв приглушил звук телевизора.

– Что ж, вероятно, она права, хотя некоторые из нас сделаны из удивительно прочного стекла. Помни, что твоя прабабушка прожила счастливо и в добром здравии очень долгий век. А теперь подойди ко мне, Абба-Ду, и обними покрепче. Не знаю, как тебе, а мне это сейчас очень нужно.

Через двадцать минут она уже лежала в постели при свете ночника в виде Винни-Пуха, который служил ей верой и правдой с раннего детства. Она поискала Дэна и обнаружила его в комнате отдыха, где собирали головоломки, читали журналы и играли в настольный теннис, а на стене висел большой телевизор. Он играл в карты с парой постояльцев котспаса.

( ты поговорил с доктором Джоном?)

( да и мы отправляемся в Айову послезавтра)

Эту мысль сопровождало изображение старого биплана. Внутри сидели двое мужчин в допотопных шлемах, шарфах и защитных очках. Абра невольно улыбнулась.

( если мы привезем тебе)

Изображение перчатки питчера. Не совсем такой, как у Брэда, но Абра поняла, что хотел сказать Дэн.

( ты не струсишь?)

( нет)

Она не имела права струсить. Конечно, держать в руках перчатку мертвеца будет страшновато, но ей придется сделать это.

В комнате отдыха Ривингтона-1 мистер Брэддок смотрел на Дэна с монументально раздраженным, но озадаченным выражением, какое бывает на лицах только самых глубоких стариков.

– Ты собираешься делать ход, Дэнни, или так и будешь сидеть, пока не растают все ледники?

( спокойной ночи Абра)

( спокойной ночи Дэн и пожелай от меня доброй ночи Тони)

– Дэнни? – Мистер Брэддок постучал костлявым пальцем по столу. – Дэнни Торранс, проснитесь! Ау, мистер Торранс!

( не забудь установить сигнализацию)

– В самом деле, Дэнни! – не выдержала Кора Уиллингэм.

Дэн вскинул на них взгляд.

– А? Я сбросил карту, или все еще мой ход?

Мистер Брэддок выразительно посмотрел на Кору – та закатила глаза к потолку.

– И мои дочери считают, что это явыжила из ума, – сказала она.

Абра поставила будильник на своем айпаде: завтра ей нужно было в школу, а кроме того, была ее очередь готовить завтрак – омлет с грибами, перцем и сыром. Но Дэн имел в виду другую сигнализацию. Поэтому она закрыла глаза и сосредоточилась, нахмурив брови. Ее рука выскользнула из-под одеяла и принялась тереть губы. Дело предстояло сложное, но, возможно, стоило таких усилий.

Сигнализация – это хорошо, но если женщина в шляпе разыщет ее, еще лучше будет расставить для нее ловушки.

Минут через пять морщинки на ее лбу разгладились, а рука оторвалась ото рта. Абра повернулась на бок и натянула одеяло до подбородка. Засыпая, она представляла себя скачущей на белом коне в полных рыцарских доспехах. Мистер Пух наблюдал за ней со своего места на столике, которое было отведено ему, когда Абре исполнилось всего четыре года, и отбрасывал тусклый свет на ее левую щеку. Только она и копна волос виднелись из-под одеяла.

Во сне Абра мчалась галопом по бескрайним полям под миллиардами звезд.

Роуз продолжала медитировать до половины второго ночи с воскресенья на понедельник. Остальные Истинные (исключая Энни Фартук и Большую Мо, которые сейчас дежурили у постели Дедушки Флика) уже крепко спали, когда она решила, что теперь все готово. В одной руке она держала распечатанную на принтере фотографию центра города Эннистона в штате Нью-Гэмпшир, который не отличался особой привлекательностью. Пальцы другой руки сжимали одну из канистр. И хотя внутри почти не осталось пара, Роуз не сомневалась, что ей хватит. Она взялась за клапан, приготовившись открыть его.

Мы – Истинный Узел, и мы выстоим: Sabbatha hanti.

Мы – Избранные: Lodsam hanti.

Мы – счастливейшие из счастливых: Cahanna risone hanti.

– Прими это, Роузи, и используй надлежащим образом, – сказала она себе. Нажала на клапан, и показалось облачко серебристого тумана. Она вдохнула его, откинулась на подушку и позволила пустой канистре с легким стуком упасть на ковер. Потом поднесла снимок Мейн-стрит Эннистона ближе к глазам. Ее руки и пальцев как таковых уже не было, и картинка словно зависла в воздухе. Неподалеку от Мейн-стрит в переулке, который, по всей вероятности, назывался Ричлэнд-Корт, жила маленькая девочка. Сейчас она должна была спать, но где-то в глубине ее сознания теперь жила Роза-в-Шляпе. Она исходила из того, что девочка не знала, как выглядит Роза-в-Шляпе (это было взаимно… по крайней мере пока). Но зато девочка знала, что Роза-в-Шляпе чувствует. Осталось у нее в памяти и то, на что Роуз смотрела вчера в универсаме «Сэмс». Это была ее примета, ее способ попытаться отыскать соперницу.

Роуз вроде бы пристально и задумчиво разглядывала снимок с пейзажем Эннистона, но на самом деле мысленно искала мясной отдел «Сэмса», где «КАЖДАЯ ОТБИВНАЯ РАДУЕТ ГЛАЗ!». Она искала саму себя. И после сравнительно недолгих поисков нашла. Сначала ее вел звук: музыкальная запись, звучавшая в магазине. Потом она увидела тележку. Но дальше все еще царила чернота. Это ничего; постепенно все восстановится. Роуз двигалась на звуки музыки, теперь далекие и гулкие.