– Дедушка Флик, – ответил Ворон. – Энни Фартук говорит, что он умирает.

Глава 11

Тоуми 25

1

Вместо привычных когда-то ароматов сосны и сигар «Алькасар» кемпер Дедушки Флика пах дерьмом, болезнью и смертью. Собралось множество людей. Не меньше дюжины Истинных стояли рядом с кроватью старика и расположились в гостином отсеке, попивая кофе. Остальные столпились снаружи. Вид у них был испуганный и растерянный. Члены Узла не привыкли к смерти себе подобных.

– Всем разойтись, – скомандовала Роуз. – Пусть останутся только Ворон и Орех.

– Да вы посмотрите на него, – дрожащим голосом сказала Петти Китаянка. – На эти пятна! И он циклирует, Роуз! Ужас какой!

– Ничего, все образуется, – мягко сказала Роуз и по-дружески сжала плечо Петти, хотя больше всего ей хотелось выкинуть эту жирную кокни из кемпера под зад коленом. Ленивая сплетница, годившаяся только чтобы согревать постель Барри, да и то едва ли справлявшаяся даже с этим. Как подозревала Роуз, единственное, что Петти умела действительно хорошо, – это постоянно жаловаться на жизнь. И первой распускать панические слухи.

– Идите по домам, – поддержал ее Ворон. – Если ему сужденоумереть, то свидетели при этом ни к чему.

– Он сдюжит, – сказал Сэм Арфа. – Жестче вареного филина наш Дедушка Флик.

Но потом он обнял Русскую Бабу, которая выглядела совершенно потерянной, и ненадолго прижал к себе.

И они стали расходиться, бросая взгляды через плечо, прежде чем спуститься по ступенькам на землю. Когда же их осталось трое, Роуз подошла к постели.

Дедушка Флик смотрел на нее, но не видел. Губы отстали от десен и обвисли. Пряди тонких седых волос выпали и разметались по наволочке подушки, придавая ему вид облезлого старого пса. Огромные влажные глаза наполняла боль. На нем не было ничего, кроме трусов, и по всему тощему телу виднелись красные точки, похожие на пупырышки или укусы насекомых.

Роуз повернулась к Грецкому Ореху:

– А это что еще такое?

– Коревая сыпь, – ответил он. – По крайней мере я так думаю. Хотя чаще она появляется в полости рта.

– Говори на нормальном языке.

Орех пробежал пальцами по остаткам шевелюры.

– Короче говоря, я думаю, у него корь.

Роуз сначала потеряла дар речи, потом разразилась лающим смехом. Ей приходилось стоять здесь и выслушивать откровенную чепуху, вместо того чтобы принять аспирин, который успокоил бы руку, пульсировавшую адской болью с каждым ударом сердца. Ей постоянно лезли в голову мысли о том, как распухали руки персонажей комиксов, то и дело попадавших себе молотками по пальцам.

– Но ведь мы не подвержены лоховским болезням!

– Ну… раньше так и было.

Она гневно посмотрела на него. Ей срочно понадобилась шляпа: без нее она чувствовала себя голой, – но цилиндр остался в кемпере.

Орех сказал:

– Я говорю только о том, что вижу. А это явная корь.

Лоховская болезнь с глупым названием. Только этого им не хватало!

– Но это же просто… чушь собачья!

Он вздрогнул, и немудрено. Ее слова показались резкими даже самой Роуз. Но… этого же не может быть! Корь?Получалось, что старейшина Истинного Узла умирал от детской болезни, которой теперь не болеют даже дети?

– На мальчишке-бейсболисте из Айовы было несколько пятнышек, но я и представить себе не мог… Именно потому, что, как ты сказала, мы не подвержены их заболеваниям.

– Но с тех пор прошло уже несколько лет!

– Знаю. Напрашивается единственное объяснение. Зараза проникла в кровеносную систему и дремала там до поры. Некоторые болезни протекают именно так. Порой не проявляются годами, а потом – вспышка.

– Но все это верно только для лохов! – Она продолжала цепляться за этот аргумент.

Грецкий Орех только помотал головой.

– Если Дедушка заболел корью, то почему она не затронула остальных? Ведь все эти ерундовые болячки типа кори, ветрянки, свинки не опасны даже для лоховских детей. Во всем этом нет никакого смысла. – И, опровергая собственные слова, она повернулась к Ворону с упреком: – А ты о чем думал, когда позволил чуть ли не всей семье толкаться рядом с ним и дышать этими миазмами?

Ворон только передернул плечами. Все это время он не сводил глаз с трясущегося старика на постели. Узкое красивое лицо Ворона отражало глубокую задумчивость.

– Все течет, все изменяется, – изрек Орех. – Если пятьдесят или сто лет назад у нас был иммунитет против болезней лохов, это не значит, что он остался и сейчас. Быть может, это часть естественного процесса.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что абсурд, который творится у нас на глазах, естествен? – осведомилась она, указывая на Дедушку Флика.

– Единичный случай еще не эпидемия, – заметил Орех, – и это действительноможет оказаться чем-то другим. Но если будет новый случай, нам придется поместить больного в строгий карантин.

– А это поможет?

Он долго колебался с ответом.

– Не знаю. Может, мы уже все заражены. Может, это как заведенный будильник или как бомба с часовым механизмом. Согласно последним научным исследованиям именно так происходит процесс старения у лохов. Они живут себе и живут, почти не меняясь, а потом что-то в их генах щелкает. Внезапно прорезаются старческие морщины, и не успеешь оглянуться, как уже не можешь ходить без палочки.

Ворон, продолжавший наблюдать за Дедушкой, вдруг прервал его:

– Похоже, началось. Твою мать!

Кожа Дедушки Флика приобрела молочный оттенок. Потом сделалась совсем тонкой. Когда она стала почти прозрачной, Роуз смогла отчетливо увидеть печень, сморщенные черно-серые мешочки легких, пульсирующий красный узел сердца. Вены и артерии напоминали дороги на автомобильном навигаторе. Она различала оптические нервы, связывавшие глаза с мозгом. Они выглядели как призрачные струны.

Потом он вернулся. Его глаза ожили, поймали взгляд Роуз и уперлись в нее. Он протянул руку и взялся за ее неповрежденную ладонь. Ей пришлось подавить в себе инстинктивный импульс отдернуть руку. Если Орех правильно поставил диагноз, Дедушка заразен. Впрочем, какого дьявола! Если Орех прав, они все уже заражены.

– Роуз, – прошептал он. – Не покидай меня.

– Не покину. – Она села на край его постели, их пальцы переплелись. – Ворон?

– Да, Роуз?

– Посылка, которую ты отправил в Стербридж, сможет полежать там некоторое время, не так ли?

– Конечно.

– Хорошо. Тогда сначала разберемся здесь. Но мы не можем себе позволить ждать слишком долго. Та девчонка оказалась намного опаснее, чем я предполагала. – Она вздохнула. – Ну почему беда никогда не приходит одна?

– Это она так изуродовала тебе руку? Как?

На этот вопрос ей отвечать не хотелось.

– Я теперь не смогу отправиться с вами, потому что она знает, как я выгляжу.

А кроме того, подумала она, но не сказала вслух, если Грецкий Орех все-таки прав, я буду нужна остальным здесь в роли Мамаши Кураж [24].

– Но нам необходимо захватить ее. Это становится нашей важнейшей задачей.

– Почему же?

– Потому что если она перенесла корь, то должна обладать лоховским иммунитетом. И тогда ее пар будет полезен для нас во всех смыслах.

– Сейчас детям делают прививки против всей этой муры, – сказал Ворон.

– Это может сработать, – кивнула она.

Дедушка Флик между тем снова начал выпадать из цикла. Наблюдать это было тяжело, но Роуз пересилила себя. Когда внутренние органы снова скрылись под хрупкой кожей, она посмотрела на Ворона и подняла свою покрытую синяками и ссадинами ладонь.

– И к тому же… Мы должны хорошенько проучить ее.

2

Когда в понедельник утром Дэн проснулся у себя в башне, на доске вместо списка снова красовалось сообщение от Абры. Поверх него она изобразила радостный смайлик с оскаленными зубами.

вернуться

24

Имеется в виду героиня пьесы немецкого драматурга Бертольта Брехта «Мамаша Кураж и ее дети».