Они не помогают…
Слезы никогда не помогают. …и мольба о пощаде тоже.
В мыслях. Все происходило в них, а на самом деле я просто стояла, не сумев сдвинуться с места и наблюдая. В висках стучало, голову будто сдавили тиски. И ладони мокрые от пота. Скользкие, неприятные…
Сиелра приняла стакан из рук мужа. И мне всей душой захотелось, чтобы она подавилась. Захлебнулась! Я открыла рот, набрала в легкие воздуха побольше, собираясь обвинить лживую тварь, но меня током пронзило от услышанного, спокойного голоса Когуруна:
– Виновницу казнить, а семью изгнать.
Обомлела.
Кого казнить?
Посмотрела на затихшую, перепуганную девочку. Она перестала плакать, глядя прямо в глаза Акеону. Наверное, все еще осознавала смысл услышанного.
У нее же вся жизнь впереди. Разве не ясно, что она выполняла приказ? Не посмела ослушаться. А может, была подкуплена лестью Сиелры, или мечтой спасти семью, брата?
– Вы даже не спросили, откуда у нее яд!
От моего голоса в комнате наступила бы звонкая тишина, если бы не тихий плач девочки и сумбурное бормотание ее старшей сестры. Это бормотание, перемешанное с едва слышным стуком зубов и короткими, отрывистыми, шумными вдохами, пробирали до костей, приносили раздор в мои мысли, мешали соображать.
– Пощадите… мама, прости…
– Асфирель… – начал говорить Волтуар, улыбнувшись мягко, но его взмахом руки остановил Когурун.
– Откуда у тебя был яд? – спросил он, обратившись к девочке.
– …пощадите…
Акеон недовольно поморщился, поднимаясь и на полшага отступая. Девочка молчала.
– … пожалуйста…
Что девчонки говорили в клятве? Сиелра пообещала им, что они не пострадают, если умру я? Или могла сказать, что во флаконе вовсе не яд, а веселящее зелье для почтенной. Как доказать, что она вынудила их?
– Вывести через северный вход и сбросить с утеса, – приказал Когурун, когда не дождался ответа, – а вторую пока в подвал. Не будем портить праздник гостям, разберемся с ней завтра.
– Поддерживаю, – произнес Волтуар.
Акеон даже не кивнул – два голоса достаточно для решения. И я не сомневалась, что он бы поддержал.
– …мама, папа, простите нас…
Коротко лязгнул доспех стражника – внутри меня что‑то лопнуло.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»…
Мне не помогли эти слова остановить занесенный нож. Я помнила, тот дикий ужас и беспомощность в убежище Стрекозы. Как же я все прекрасно помнила. Помнила, понимала…
Бросилась к приговоренной к смерти, расшибая колени о холодный мраморный пол. На мгновение даже почудилось, что вместо девчонки тут сидит Егорушка. В зеленой футболке, светлых шортах, с темными короткими волосами… Я бы умерла ради него, я бы, не раздумывая…
Хрупкие плечи, казалось, могли сломаться, если чуть сильнее сдавить, а худые руки были невероятно холодными.
– Не надо, – попросила я, обнимая девочку и бросая быстрые взгляды на старшую. Ее тоже хотелось обнять, укрыть, заслонить – спрятать за собой от Фадрагоса.
В глазах стояла странная пелена: мутная, мешающая видеть лица. А потом я поняла, что беззвучно плачу.
– Не надо…
– Асфирель, она виновата, – Волтуар шагнул ко мне …шан’ниэрд идет к нам. От последнего понимания я дернулась, но Волтуара снова остановил Когурун. И я спокойно выдохнула, поцеловав Егорку в лоб. Нет, не его…
– Исполняйте приказ, – повторил Когурун страже.
Я видела блеск начищенных доспехов. Понимала, что как только стражники доберутся к девочке, ее вырвут у меня из рук. Не удержу… Вскочила на ноги и загородила собой, выкрикивая:
– Почему не спросите у Сиелры?! Это она дала им яд! Они исполняли ее приказ! Это она виновата!
Комната дернулась, пошатнулась, в глазах потемнело, а в голове зашумело, тоненько зазвенело. Я не сразу поняла, что смотрю на пол перед собой. Ладони немного запекли, а щеку дернуло легкой болью.
– Волтуар, не смей! – донесся громкий приказ Когуруна.
Что‑то щекотно заскользило по щеке, скатывалось теплом. Я прикоснулась к ней, а затем посмотрела на красные пальцы. Кровь. Откуда?
– …пожалуйста, помогите!
Девочка?..
Я снова кинулась в ее сторону, успела доползти к ней, опередив стражу, и крепко прижала к себе. Теперь и она вцепилась в меня, сквозь тонкое платье царапая ногтями кожу на спине.
– Не трогайте!
Я не узнала своего голоса, поэтому, кажется, повторила просьбу. Несколько раз повторила, но замолчала, с ужасом прислушиваясь к удаляющемуся воплю старшей девушки, и тихому «пожалуйста» девчонки, царапающей мне спину. Лишь бы удержаться.
– … ты потеряешь метку! От нее и так ничего не осталось!
– Он ударил ее!
– Заслуженно! Она перечит тебе и заступается за преступницу! А ты подводишь свой народ!
– …спасите Фиру, помогите семье…
– Помогу, – зачем‑то пообещала я, удерживая голову девочки, касаясь мягких кудрей.
– Она до сих пор дикарка, – проговорил совсем рядом Акеон. – Ты не справляешься с ней.
– Она оскорбила мою жену, а значит, и меня, – вклинился спокойный голос в перепалку.
– Извинится, – заверил Волтуар.
– Мне не нужны извинения от человечки, покрывающей мерзких убийц.
От голоса Сиелры я скривилась, дернулась, но девочка мгновенно прижалась ко мне крепче.
– Не отдавайте меня им! Пожалуйста, не отдавайте!
– Ни за что! – прошептала я ей на ушко, поглаживая спину, чувствуя острые костяшки позвоночника. Какая же худая…
– А может, прямо сейчас проверим ваше право на власть? – весело предложил рыжий.
– Я согласен! Вы смягчились Волтуар, а ваши решения в последнее время вызывают сомнения.
Я осмотрелась, думая, как выскочить из кабинета. Терраса ближе всего, но сможем ли мы выбраться в парк? И куда потом? Мост, который я видела с балкона ежедневно, охраняется плохо… Взгляд зацепился за Кейела, вжавшегося в стену и сжимающего кулаки, – и сердце совсем разболелось. Нам некуда бежать. Я не смогу покинуть дворец – метка не позволит, а далеко ли убежит девочка?
Отголоски разговора просачивались в суматошные мысли порционно, неполноценно:
– Казните обеих…
– Показательно!
– … и пусть вина старшей человечки ляжет на ее душу. Сумеет очистится от вины – духи снимут клеймо.
Что? Как обеих?..
– Они убьют Фиру… – испуганно прошептала девчонка, обдавая горячим дыханием мои ключицы, а затем с неожиданной силой оттолкнула меня и бросилась к двери, куда увели старшую сестру.
Ее перехватили сразу же, как только смогли притронуться к ней, не касаясь меня – любовницы правителя.
– Отпустите! – потребовала я.
И снова почти упала, но устояла, опершись спиной на шкаф. Новая пощечина почему‑то тоже не болела. Я смотрела, как захлопнулась дверь, отрезая крик девочки. Голова кружилась, а ноги как‑то ослабли, подкосились. Акеон удерживал меня за предплечье, и я пыталась убрать его руку, но пальцы лишь безуспешно мяли ткань, пачкая ее кровью. Говорить я отчего‑то не могла. Лишь в мыслях молила отпустить.
Даже имени ее не узнала…
– Тиналь скормите кар’риерду, – голос Сиелры вырвал из меня глухой рык, превратившейся в болезненный стон, – а Фираэн привяжите к столбу, облейте медом и напустите на нее савиннерских пчел. Сколько она будет кричать, столько вины ляжет на плечи Асфирель. Это послужит ей уроком, и я приму ее извинения.
– Тварь, – прошептала я, улыбаясь Акеону. – Еще ударь. До смерти забей, урод! И меня тоже вместе с ними! Слышишь?!
В светло‑зеленых глазах вспыхнуло удивление, а затем последовал прищур. Но мне было уже плевать. Пусть… Пусть сейчас…
– Она сильно перепугана. В ее мире страх выражается безумной агрессией. Люди перестают соображать, что делают, что говорят. Я уже сталкивался с этим в походе.
