Ведь если на всём Звездном Небосводе и был хоть кто-то способный на такое, сражаться против воина на стадию выше, то это был только Он…

Хотя, — Хуэ Кун призадумался, — возможно был ещё один такой человек…

Коляска с нежным хрустом катились по каменной площади.

Стояло самое раннее утро. Первые лучи солнца уже опустились на высокие статуи, и протянули их тени аж до широких ступеней, предваряющих портик огромного каменного сооружения. Все монументы, расположенные на площади у его подножья, находились на разном расстоянии друг от друга. Между некоторыми были прорези всего лишь в двадцать, двадцать пять метров, между другими — вплоть до нескольких сотен. Каждый метр расстояния знаменовал год, который провёл на своем посту запечатлённый в монументе президент Федерации.

Федерация существовала уже более тысячи лет, а потому утренняя прогулка мужчины в коляске, от первой статуи до последней, обещала занять некоторое время. Скучая, он разглядывал то каменные статуи, то свои ноги, а то и голубые небеса, — и тогда, в лучах солнца, тёмные глаза мужчины проявляли глубокий голубой лоск; катил его коляску по площади рослый человек в белых одеяниях, скрывавших его лицо.

Между монументами тянулась его длинная тень и тень коляски.

В какой-то момент мужчина в коляске заметил эту тень, присмотрелся к ней и задумчиво наклонил голову; его полные, немного красные губы оставались неподвижны на светлом, ровном лице с чутка заострённым подбородком. На вид мужчине было лет не больше двадцати лет. Он мог показаться ещё совсем юношей, но в его гладких чёрных волосах мелькали в лучах солнца седые струнки.

Единственным звуком в утренней тишине был нежный хруст колёсиков о каменную площадь. Но вот дунул ветер, волосы мужчины взмыли, захлестали, его глаза самую малость прищурились, и он вытянул в сторону правую руку. На неё резко, но одновременно осторожно, приземлился чёрный орёл. Он сбросил из клюва небольшую нефритовую табличку на колени мужчины, а затем одним взмахом крыльев снова взмыл в голубую высь.

— …Дерзкая птица, — раздался сухой и тяжёлый голос человека в белом.

— Это его природа, — нежно отвечал ему мужчина на коляске. — Разве можно осуждать льва за то, что он не снимает во время официальных визитов свою гриву?

— Гриву можно сбрить, — кратко сказал человек в белом.

— Можно; а ещё можно не проводить утренние прогулки в гробовой тишине, но ведь я не прошу тебя со мной разговаривать.

— Хочешь, чтобы тебя развлекали разговором?

— Боюсь, в твоём исполнении это будет настолько же неловко, как побритый на лысо лев, — прикрывая веки сухо улыбнулся мужчина. Он взял табличку и приподнял её для человека в белом. Тот остановил коляску и схватил её пальцами. Они оказались на удивление тонкими, длинными и нежными, — как пальцы прекрасной девушке, что никак не состыковывалось с голосом человека в белом, похожем на эхо в сухом каньоне. Чудесный пальчики надавили на нефрит; он треснул и превратился в облако зеленоватой пыли, которое пролетело вперёд и приняло форму экрана с застывшей картинкой. Человек в белом хлопнул, и картинка пришла в движение:

Сперва показались образы приятного рассвета на пляже; затем мелькнула звезда, и голубовато-бело-желтую палитру заволокло серой дымкой. Явилась девушка в чёрном, мелькнул взгляд её серых глаз. Затем, постепенно, вспыхнуло пламя. Оно разгоралось всё ярче и ярче, пока вдруг не потухло… А затем вновь засияло ярче прежнего и выжгло тьму.

Всё время, что проигрывались образы, человек в белом внимательно наблюдал за записью; когда она завершилась, он заметил:

— Пилюля Сансары вернула ему силу третьего Ранга Стадии Дао Сердце. Вместе с бронёй он смог победить противника… Примерно на первом ранге Эманации… С ней почему-то сложно сказать, — задумчиво прохрипел он.

Мужчина на коляске сказал:

— Отмотай назад.

— Хм?

— Пару секунд, — добавил он нежным голосом.

Человек в белом кивнул и взмахом руки промотал запись назад. Снова набухла тьму, вспыхнуло пламя, и…

— Стоп.

Запись остановилась; мужчине в коляске всмотрелся в застывшую картинку. Он даже немного вытянулся вперёд, и человек в белом приготовился удержать его, если он выпадет, но затем мужчина затем снова обмяк на своём кресле.

— Ближе, — сказал он.

Картинка приблизилась, и вскоре человек в белом тоже смог рассмотреть, что именно привлекло мужчину в этом конкретном кадре: он изображал застывшую спину, — крепкую, ровную, покрытую бронзовой бронёй спину. Кроме неё был ещё заметен белый краешек лица воина и блеск золотистого колечка у него в ухе.

— Навевает воспоминания, — проговорил мужчина в коляске. Человек, казалось, хотел ему ответить, но неожиданно он растерялся — его растерянность была заметная даже за белой вуалью. И всё потому что алые губы мужчины приподнялись в улыбке. Не той фальшивой официальной улыбке, которая стала для них такой обыкновенной, но в другой, ясной и немного детской, которую человек в белом не видел уже очень много лет… Он опешил, а улыбка уже исчезла. Мужчина спросил:

— Кто-нибудь ещё был на месте нашего инцидента?

Экран исчез и снова превратился в нефрит. Человек в белом ощупал его своими тонкими пальцами и прохрипел:

— Господин Чжань Тэнь…

— Правда? Неужели он согласился наконец взять отпуск?

— Ещё были замечены следы клана Тан.

— Тан… — проговорил мужчина и прищурился. — Клан Тан очень многое себе позволяет; мы согласились помочь им найти пропавшего ребёнка, но это не значит, что они могут поступать, как им заблагорассудится… Передай, чтобы наш «меч» направился к границам их пространства, — в глазах мужчины блеснул холодный свет.

— Пусть он их проучит…

— Как скажешь.

— К тому так мы избавимся от него на некоторое время. Будет проблематично, если он прознает об этом случае и снова захочет бросить ему вызов… — сказал мужчина и на секунду завис, словно погрузившись в воспоминания. Потом он медленно пришёл в себя, покачал головой и сказал:

— Ну ладно, пошли.

И снова коляска медленно покатилась вперёд.

Под конец прогулки, когда диск солнца уже целиком поднялся над горизонтом, мужчина задумчиво присмотрелся к последним статуям. Сперва он посмотрел на статую слева, — она изображала статного старца, — потом на статую справа, единственную такую в своём ряду. Эта была статуя длинноволосого мужчины в доспехе. Руки его были собраны за спиной, а взгляд направлен ровно на горизонт.

— Какое дурное изображение, — заметил мужчина в коляске. — Надо как-нибудь её перестроить.

Человек в белом промолчал; для него было уже привычно, что каждый раз, когда они проезжали возле статуи «великого героя» Фан Линя, мужчина давал один и тот же комментарий. Это была какая-то то ли формальность, то ли вообще очередная его непонятная шутка, ведь несмотря на своё недовольство статуей и влияние, никакую перестройку он в действительности начинать на собирался — человек в белом привык игнорировать его слова, однако в этот раз, сам не зная почему, он тоже взглянул на статую воина.

Человек присмотрелся к ней и вспомнил образ, изображённый на экранчике — ровную бронзовую спину. Он сопоставил его со статуей и пару секунд спустя едва заметно кивнул.

На этом утренняя прогулка завершилась.

Стояло ровно восемь часов тридцать минут утра по Общему Федеральному Времени.

Сокращённо: ОФВ.

Общее Федеральное Время было едино как на столичной планете, так и на прочих, самый развитых мирах Звёздного Небосвода. Чтобы соответствовать ему, орбиты некоторых планет были искусственно изменены, так что утро, день и вечер наступали на них в один и тот же час. Сама по себе операция по корректировке планетарного времени была чрезвычайно затратной, а потому и проводилась она либо в мирах, имеющих наибольших экономический вес, где разница во времени в долгосрочной перспективе могла привести к ещё большим убыткам, либо на самых богатых планетах, которые могли себе это позволить ради одних только роскоши и престижа.