– Это сделает Тереза.

Он сел в машину, а Тереза улыбнулась мне и пошла загружать лампу. Дэвид медленно повел машину в гараж. Тереза засунула в кузов лампу и пошла за машиной. Они о чем-то пошептались, после того как Дэвид вылез из машины, затем направились ко мне. При этом Тереза не сводила глаз с моего лица.

Джон открыл перед ними заднюю дверцу «понтиака». Прежде чем забраться внутрь, Дэвид достал белый носовой платок и стер копоть с подбородка жены.

Словно сговорившись, Санчана ни разу ни упомянули ни убийств «Голубой розы», ни Боба Бандольера, пока мы ехали в машине. Тереза рассказывала, как полицейский явился, подобно сказочному герою, и спас их из огня и дыма.

– Мы обязаны этому человеку жизнью, и поэтому не делаем трагедию из того, что остались без дома. Правда, Дэвид?

Тереза явно задавала тон в этой семье.

– Конечно, – согласился с ней муж.

– Мы поживем в трейлере, пока не построим новый дом. Поставим его на лужайке и будем жить как цыгане.

– Обитателям Элм-хилл это очень понравится, – сказал Джон.

– А сейчас вы живете в гостинице? – поинтересовался я.

– Нет. У моей сестры. Она с мужем перебралась в Элм-хилл еще задолго до нас – поэтому и мы переехали сюда когда-то. Когда мы купили этот дом, он был единственным на всей улице. А кругом – поля.

Постепенно мы с Джоном узнали, что они приехали в Миллхейвен из Югославии, где сразу после женитьбы сдавали туристам комнаты, пока Дэвид учился в университете. Санчана перебрались в Америку перед самой войной. Дэвид выучился на бухгалтера и получил в конце концов работу в «Глакс корпорейшн».

– "Глакс корпорейшн"? – я вспомнил, как Тереза назвала Драгонетта парнишкой. – Тогда вы должны были знать Уолтера Драгонетта.

– Он пришел ко мне в отдел за год до того, как я ушел на пенсию, – сказал Дэвид. Мне не хотелось задавать ему вопросы, которые обычно задают в таких случаях человеку, лично знавшего ставшую известной личность. Джон, видимо, был того же мнения, потому что на несколько секунд в машине воцарилась тишина.

– Дэвид был потрясен, когда узнал обо всем, – нарушила молчание Тереза.

– Он нравился вам? – спросил я.

– Когда-то мне казалось, что Уолтер мне нравится, – он откашлялся. – У него были манеры воспитанного молодого человека. Но через три-четыре месяца у меня возникло такое ощущение, что Уолтер словно не существует. Тело его было здесь, он был безукоризненно вежлив, хорошо работал, хотя иногда задерживался, но в то же время словно отсутствовал.

Мы проехали мимо низенькой ратуши из красного кирпича. Вдали виднелся холм, давший название городку.

– Вам никогда не приходило в голову, что такие люди очень страдают? – спросила Тереза.

Вопрос ее показался эхом одной из моих собственных мыслей. Едва она заговорила, я знал, что согласен с ней.

– Нет, – сказал ее муж. – Он был неживой. А неживой человек не способен ничего чувствовать.

Я посмотрел на отражение Терезы в зеркале заднего вида. Она как раз повернулась к мужу, и ее изящный профиль был словно изображение на монете. Она нашла глазами в зеркале мои глаза. Я вдруг ощутил, что мы чувствуем одно и то же.

– О чем вы думаете, мистер Андерхилл?

Я отвел глаза, чтобы посмотреть на соседние машины, прежде чем свернуть на стоянку у маленького торгового центра.

– Мы видели часть допроса Драгонетта, – сказал я. – Он говорил, что его изнасиловал в детстве сосед. Так что он действительно много страдал в детстве.

– Это не оправдывает его, – сказал Дэвид.

– Конечно, нет, – вздохнула Тереза. – Не оправдывает.

Я поставил машину на стоянке, и Дэвид с Терезой обменялись несколькими репликами на том же самом языке, что и в гараже. Тогда мне казалось, что это немецкий, теперь же я знал, что они разговаривают по-югославски.

Мы вылезли из машины.

– Если содержание этого разговора носит интимный или секретный характер, – сказал Джон, – пожалуйста, сохраните его в тайне, но все же мне очень интересно, о чем это вы сейчас разговаривали.

– Мы... – Дэвид осекся и беспомощно поднял руки.

– Мой муж сказал, что, как ни ужасно, мы знали на своем веку двух убийц. Дело в том, что, когда мы жили над мистером Бандольером, он убил свою жену.

– Мы не знали, что делать, – продолжала Тереза. На столике перед нами дымились чашечки кофе. Мы с Терезой сидели у окна, выходящего на стоянку, а Джон и Дэвид – напротив друг друга. – Мы так боялись этого человека. Дэвид прав – он был как нацист, только подвизался не в политике, а в личной жизни. А мы так недавно жили в Америке, что думали, будто он может засадить нас в тюрьму, если мы обратимся в полицию. Мы жили в его доме, и мы не знали, какие права он имеет по отношению к нам.

– Он был таким злым, – вставил Дэвид. – Всегда кричал, орал.

– Уж теперь-то мы знали бы, что делать, – сказала Тереза. – Но теперь нам уже никто не поверит.

– У вас нет никаких сомнений в том, что Бандольер убил свою жену?

Дэвид энергично покачал головой, а Тереза сказала:

– Хотелось бы мне, чтобы мы могли в этом сомневаться. – Она сделала глоток кофе. – Его жену звали Анна. Она была красивой женщиной. Пышные белокурые волосы. И при этом очень тихая и застенчивая. Бандольер не хотел, чтобы она с кем-то общалась. Боялся, что люди узнают, как он бьет ее, – глаза наши снова встретились. – Особенно по выходным, когда напивается.

– Алкоголик, – подхватил Дэвид. – В выходные он пил еще больше, чем обычно. Потом начинал кричать, кричать, кричать. Громче, громче, громче.

– Я видела Анну на заднем дворе, когда мы вывешивали белье. Она была всегда в синяках. Иногда ей даже больно было поднимать руки.

– Он забил ее до смерти? – спросил я.

Тереза кивнула.

– Однажды ночью, кажется, в октябре мы услышали крики, проклятия. Анна так жалобно плакала. Он начал крушить мебель. Они были в спальне – прямо под нами. Это продолжалось и продолжалось, а потом вдруг все затихло. Наступила тишина. – Она посмотрела на мужа, который кивнул, подтверждая ее слова. – Обычно их драки кончались тем, что Анна плакала, а мистер Бандольер успокаивался и даже начинал ее утешать. Но на этот раз наступила полная, абсолютная тишина. У меня вдруг все похолодело внутри.

– Но вы не спустились вниз? – спросил Джон.

– Нет, – сказал Дэвид. – Боб все равно не впустил бы нас.

– И что сделал Бандольер? – спросил я. – Вызвал скорую помощь?

Тереза замотала головой.

– Я думаю, Анна была в коме. На следующий день он, должно быть, переложил ее в постель и привел в порядок комнату.

Это описание было так близко к тому, что случилось с Эйприл Рэнсом, что я скосил глаза, чтобы посмотреть, как реагирует на это Джон. Он молча слушал, подперев ладонью подбородок.

– Больше мы никогда не видели Анну. Боб стал стирать сам. Наверное, он каждый день стирал ее простыни, потому что мы постоянно видели их на веревке на заднем дворе. Потом из их квартиры стал доноситься запах. Он становился все сильнее и сильнее, и наконец в одно прекрасное утро я остановил Бандольера во дворе и спросил его об Анне. Он сказал, что жена болеет, а он ухаживает за ней.

Дэвид поежился.

– Тереза сказала мне, что Боб целыми днями сидит дома, и я очень беспокоился оттого, что она остается на целый день в одном доме с этим сумасшедшим.

– Но со мной было все в порядке, – сказала Тереза. – Он никогда не беспокоил меня.

– Бандольер оставался целыми днями дома? – переспросил я.

– Мне кажется, его уволили с работы.

– Так оно и было, – подтвердил я. – Но потом босс взял его обратно, потому что он был очень хорошим работником.

– Могу себе представить, – сказала Тереза. – Наверное, он заставлял поезда ходить по расписанию. – Покачав головой, она снова пригубила кофе. – В один прекрасный день мы с Дэвидом почувствовали, что больше не можем мучиться неизвестностью относительно того, что происходит внизу. Дэвид постучал к ним в дверь, и, когда она отворилась, мы увидели их спальню – и с тех пор уже знали наверняка.