Я хотел сказать ему: «Не бойся!», но ведь я и сам боялся.

Я слепо брел по газону, держа перед собой руки, и, сделав не более пятнадцати шагов, уперся ладонями в зеленую изгородь. Я прошел по ней до того места, где начиналась дорожка, ведущая к дому. Потом пошел по диагонали через следующую лужайку и увидел знакомые мраморные ступеньки и знакомую дверь.

Пигтаун – реальный Пигтаун или тот, который я носил в себе всю жизнь, – растаял. Я снова был на Эли-плейс.

Джон спустился вниз часа через два, розовый после душа, в серых слаксах, черной водолазке и темно-синем шелковом пиджаке. Зайдя в гостиную, он улыбнулся мне и сказал:

– Ну что за денек! В середине лета у нас не бывает обычно такого тумана. – Сложив руки, он изучал меня несколько минут, затем спросил. – Ты встал так рано, чтобы поработать? – Прежде чем я успел ответить, последовал еще один вопрос. – А что это за толстенный том? Я-то думал, что гностические тексты это моя епархия.

Я закрыл книгу.

– Сколько кварталов отсюда до Берлин-авеню?

– Три, – сказал Джон. – Ну как, нашел ответ в Евангелии от Фомы? Мне нравится тот псалом, где Иисус говорит, что, поняв мир, обретаешь тело, а обретя тело, становишься господином мира. Настоящее гностическое наблюдение, не правда ли?

– А сколько кварталов до Истерн Шор-драйв?

Джон стал загибать пальцы.

– Кажется семь. Хотя один я мог и пропустить. А что?

– Сегодня утром я вышел погулять и заблудился. Прошел в тумане около девяти кварталов, а потом понял, что не знаю, в каком направлении двигаюсь.

– Наверное, ты шел наискось, – предположил Джон. – По прямой здесь нельзя пройти девять кварталов. Послушай, я голодный. Ты уже ел что-нибудь?

– Я покачал головой.

– Тогда пошли на кухню поищем что-нибудь.

Я пошел вслед за Джоном.

– Чего ты хочешь? Себе я собираюсь поджарить яйца.

– Мне только тост.

– Как хочешь, – Рэнсом засунул в тостер ломти хлеба, намазал маргарином сковородку и разбил в шипящий жир два яйца.

– Кто живет в соседнем доме? – спросил я. – В том, что справа.

– Справа? Брюс и Дженнифер Адаме. Им обоим под семьдесят. Брюс, кажется, работал в каком-то турагентстве. В те дни, когда мы ходили в этот дом, там было полно скульптур из Бали и Индонезии. Все они выглядели так, словно бродят по ночам по дому.

– Ты видел там когда-нибудь детей?

Джон рассмеялся.

– Не думаю, что они подпустят ребенка ближе чем на двадцать футов к дому.

– А кто живет в доме с другой стороны?

– Старик по фамилии Рейнолдс. Эйприл любила его ровно настолько, чтобы приглашать иногда к обеду. Он преподавал в университете французскую литературу. Рейнолдс в порядке, но немного женоподобен, – Джон как раз поддевал лопаткой яичницу. Застыв на месте, он поглядел на меня. – Если ты понимаешь, что я имею в виду. Но я ничего против него не имею.

– Понимаю, – сказал я. – Но в его доме почти наверняка тоже нет детей.

Из тостера выскочили четыре кусочка хлеба, я положил их на тарелку и начал намазывать маргарином.

– Тим, – сказал Джон.

Я поднял глаза. Он переложил яичницу на тарелку, посмотрел мне в глаза, отвел их, затем снова взглянул в упор.

– Я очень рад, что мы поговорили вчера начистоту, – сказал он. – Я благодарен тебе, я уважаю тебя, и ты это знаешь.

– Как ты думаешь, долго ли еще продержится этот туман.

Джон взглянул в окно.

– Трудно сказать. Возможно, до полудня – уж очень он густой. А ты что – куда-то собрался.

– Я думаю, нам стоит попробовать проникнуть в тот дом именно сегодня.

– Неужели, – Джон как раз нес к столу тарелку. Он махнул рукой в сторону окна. – Давай подождем еще полчаса и посмотрим, как погода. – Он с любопытством взглянул на меня и улыбнулся. – Что заставило тебя изменить свое решение?

Я размазывал по тосту джем.

– Я думал над тем, что ты сказал вчера ночью. В доме действительно должно что-то храниться. Помнишь тот обрывок бумаги, который я нашел в «Зеленой женщине»?

Джон перестал качать головой и стал с интересом слушать мои объяснения, особенно после того, как я упомянул о записной книжке Уолтера Драгонетта.

– Хорошо, – сказал он. – Если этот парень действительно ведет отчет обо всех своих преступлениях, нам будет чем его прижать. Нам останется только выследить его.

– В этом нам может помочь Том Пасмор.

– Не доверяю я этому парню, – сказал Джон. – Это наше дело.

– Мы подумаем об этом после того, как добудем записи.

Все утро мы слушали прогнозы погоды, поглядывая время от времени в окно. В десять туман был таким же густым, как в восемь, и синоптики советовали всем оставаться дома. Уже произошло шесть аварий на крупных шоссе и примерно столько же на городских перекрестках. Начиная с полуночи из аэропорта Миллхейвена не вылетел ни один самолет, а все прилетающие рейсы направлялись в Милуоки и Чикаго.

Время от времени Джон вскакивал с дивана и мерил шагами комнату, не переставая дразнить меня по поводу того, что я заблудился в трех домах.

Я был рад, что Джон в хорошем настроении. Пока он выскакивал на улицу, чтобы посмотреть, сможем ли мы ехать на машине, я копался в гностических текстах.

– Зачем тебе вся эта чушь, – спрашивал, возвращаясь, Джон.

– Надеюсь найти смысл жизни, – отшучивался я. – А что ты имеешь против?

– Гностицизм – дорога, ведущая в тупик. Люди, которые обращаются к нему сейчас, ищут в нем несуществующие значения, действуя по системе аналогий. Основное положение гностицизма состоит в том, что любая чушь, которую ты придумаешь, является правдой, потому что ты ее придумал.

– Думаю, поэтому мне и нравится гностицизм, – улыбнулся я.

Джон покачал головой.

В половине первого мы съели ленч. Самолеты по-прежнему, оставались в аэропорту, а по радио объявляли, что лучше не выходить из дому. Но в окно было видно, что туман все-таки рассеивается.

– Ты не взбесишься опять, если я возьму с собой пистолет? – поинтересовался Джон.

– Если только ты не будешь стрелять в соседей.

Я включил фары дальнего света и вывел машину на улицу. Стоп-сигнал в конце квартала вынырнул из тумана как раз вовремя, чтобы я успел нажать на тормоз.

– Все нормально? – поинтересовался Джон.

Эксперимента ради я погасил фары, и улица исчезла, превратившись в серый тоннель. Рэнсом хмыкнул, а я снова включил огни. По крайней мере пешеходы будут оповещены о нашем приближении.

– Давай наймем кого-нибудь, чтобы шел впереди и звонил в колокольчик, – пошутил Джон.

В обычный день мы доехали бы до Седьмой южной улицы минут за двадцать. Сегодня же это заняло у нас два с половиной часа. Нам удалось обойтись без аварии, хотя нам дважды сигналили, а один раз прямо перед колесами «понтиака» вынырнул из тумана мальчишка на велосипеде. Я сумел объехать его и даже не остановился, хотя у меня перехватило дыхание и пересохло во рту.

Мы вылезли из машины за квартал до нужного нам дома. Из-за тумана мы едва различали стоящие рядом дома.

– Туда, – сказал я и повел Джона к старому дому Боба Бандольера.