– Но в тот раз мы словно вошли в город призраков. Дело в том, что мы заблудились, нас вел лейтенант, только что прошедший подготовку, и он просто не мог прочитать карту и завел нас неизвестно куда. Мы ходили кругами, и лейтенант был единственным, кто не понимал, что происходит. Остальные же сказали себе и друг другу: черт с ним, он считает себя вожаком – так пусть ведет. А когда вернемся на базу, пусть сам объясняется с начальством. Так мы бродили три-четыре дня, а потом лейтенант начал что-то понимать. И тут до нас стал доноситься запах дыма. Но не запах горящего дерева, а совсем другой запах – запах горящих домов. Как только ветер дул с севера, в воздухе пахло золой и мертвым мясом. И очень скоро запах стал таким сильным, что мы поняли, что находимся где-то совсем рядом с его источником. Теперь у лейтенанта появилась миссия – он мог спасти свою задницу, если принесет из похода что-нибудь стоящее – господи, да даже необязательно стоящее – просто принесет хоть что-нибудь. Итак, мы продолжали углубляться в джунгли, а запах становился все сильнее и сильнее. Пахло так, словно подпалили скотобойню. Кроме того, вокруг нас не было никакого шума – ни птиц, ни обезьян, ни насекомых, которых мы слышали до этого каждый день. В джунглях было тихо, как в пустыне, вокруг не было никого, кроме нас. Примерно через полчаса мы дошли до этого места, и все буквально остолбенели. Это была не деревня, не лагерь. Напоминало небольшой городок, большая часть которого была сожжена, а остальное догорало. По обгоревшим доскам можно было сказать, что поселение окружал еще недавно забор из толстых бревен. Но это был настоящий маленький городок с пересекавшимися под прямым углом узенькими улочками, вдоль которых стояли сгоревшие хижины, от которых остались только дыры в земле. И тела. Множество тел, великое множество тел. Кто-то свалил их все в большую кучу и попытался сжечь, но привело это только к тому, что тела развалились на части. Все это были женщины, дети и несколько стариков. Ярды – первые ярды, которых мне довелось увидеть, и все они были мертвы. Вонь была неимоверная, от этого резкого запаха даже слезились глаза. Похоже было, что этих людей поставили в кружок, а потом взорвали. Мы не могли произнести ни слова. Невозможно говорить о том, чего не понимаешь. В дальнем конце городка виднелись остатки стены из глины, вся земля возле которой была залита кровью. Я увидел разобранную винтовку М-26, валявшуюся у большого чугунного котла, висевшего над дымящимся костром. От винтовки оторвали затвор, а дуло было погнуто. Я заглянул в котел – лучше бы я этого не делал. Я увидел кости, плавающие в каком-то желе. Длинные кости, словно от бедер. И грудную клетку. А потом я увидел то, на что было совсем уж страшно смотреть. Рядом с костями в котле плавал ребенок. Разрезанный пополам – просто разрезанный пополам поперек живота. От верхней части до нижней был примерно фут – все это пространство занимали кишки. Это был мальчик. Наверное, годовалый. И он не был обычным вьетнамским ребенком, потому что у него были голубые глаза. И нос не такой, как у вьетнамцев, а прямой, как наш. – Бо сплел руки на коленях и несколько секунд молча смотрел на них. – Это было все равно что убивать своих. Все равно что убивать своих. Я не мог этого больше выносить. Я сказал себе, что все это слишком ужасно, и теперь я буду думать только об одном – как выбраться из этого ужасного места. Я сказал, себе, что с сегодняшнего дня я больше ничего не вижу и не слышу – только выполняю приказы.

Отец Джо выждал несколько минут, кивая головой, затем спросил:

– Тебе легче думать об этом теперь, когда ты рассказал об этом нам?

– Не знаю, – Бо вдруг замкнулся в себе. – Возможно.

Джек нерешительно поднял руку.

– Я не хочу больше забираться на крышу с ружьем. Мы не могли бы поговорить об этом еще немного?

– Ты слышал когда-нибудь о силе воли? – спросил Лестер.

Собрание закончилось чуть позже, но Бо исчез почти в ту же минуту. Я помог Гарри и Фрэнку расставить стулья вдоль стен, пока отец Джо объяснял мне, как много я получил, побывав на собрании.

– С этими чувствами очень трудно справиться. Я много раз видел людей, переживших вещи, которых они не могли даже понять, пока не прошло несколько дней, – он положил руку мне на плечо. – Вы можете не верить в это, Тим, но что-то произошло с вами, пока Бо рассказывал свою историю. Слова его проникли к вам в душу. Возвращайтесь скорее и позвольте остальным помочь вам.

Я сказал, что подумаю об этом.

6

Когда я открыл дверь своей квартиры, красный огонек автоответчика мигал, словно маячок в темноте, но я не обратил на него внимания, а прошел на кухню, зажигая по пути свет. Я не мог даже представить себе, что придется еще с кем-то разговаривать. Я не знал, узнаю ли когда-нибудь всю правду, не знал, будет ли когда-нибудь спокойной и стабильной моя жизнь и жизнь моих близких. Что же случилось на самом деле с лагерем Бачелора? Что Джон увидел и что сделал в этом лагере. Я заварил себе чашку травяного чая, отнес его в большую комнату и сел перед картинами, присланными из Миллхейвена. Я смотрел на них долгими ночами во время работы, восхищался ими, но до этого момента словно бы не видел – не видел их вместе.

Конечно, картина Вюлларда была куда более великим произведением, чем полотно Байрона Дориана, но по чьим стандартам? Джона Рэнсома? Эйприл? По моим стандартам, по крайней мере на данный момент, у них было так много общего, что они говорили одним и тем же голосом. Несмотря на все свои различия, оба полотна были полны скрытого смысла, как звуки саксофона Гленроя Брейкстоуна или человеческий голос – преисполнены неведомого значения. Для меня обе эти картины имели отношение к одному и тому же человеку.

Одинокий мальчик, смотревший из уютного мира полотна Вюлларда, вырастет в мужчину, сидящего в небольшом, полном отчаяния баре Байрона Дориана. Билл Дэмрок в детстве. Билл Дэмрок ближе к концу жизни – нарисованные фигуры словно сошли на стену со страниц моей книги – первым Фи Бандольер, а за ним – Билл Дэмрок. А Хайнц Штенмиц означал, что я тоже был частью этой процессии.

Возле моего локтя продолжал мигать красный огонек. Я допил чай, поставил чашку и нажал на кнопку.

– Это Том, – сказал голос из динамика. – Ты дома? Ты собираешься брать трубку? Ну и почему же тебя нет дома? Я хотел поговорить с тобой о чем-то интересном, о чем узнал только вчера. Может быть, я сошел с ума. Но ты помнишь наш разговор о Ленни Валентайне? Так вот, похоже, что этот персонаж не вымышленный – он существует на самом деле. Нас это волнует? Это что-то меняет? Перезвони мне. А если не перезвонишь, я позвоню опять. Это угроза.

Перекручивая пленку, я пытался вспомнить, где слышал имя Ленни Валентайн. В нем было что-то от атмосферы старых романов в бумажных обложках. Потом я вспомнил, что Том назвал имя Ленни Валентайн как один из возможных вариантов происхождения названия «Элви». Но как мог этот гипотетический человек оказаться реальным? Я не был уверен, что хочу это знать, но тем не менее поднял трубку и набрал номер Тома.