– Вы говорите, что Боб убил всех этих людей, а потом как ни в чем не бывало вернулся сюда и продолжал работать?
– Именно так. – Я рассказал ему, что узнал от Терезы Санчана, внимательно наблюдая за его реакцией.
– Розы? – переспросил он, когда я закончил.
– Розы.
– Не знаю, верю ли я во все это, – Брейкстоун с улыбкой покачал головой. – Я встречал Боба Бандольера каждый день – почти каждый день. Он был несчастным мерзавцем, но всегда казался вполне нормальным, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Вы знали, что у него были жена и сын?
– Впервые об этом слышу.
Несколько секунд мы сидели молча. Гленрой смотрел на меня, покачивая головой. Несколько раз он открывал рот, но тут же закрывал его, так ничего и не сказав.
– Боб Бандольер, – произнес он в пространство, а потом спросил: – Так эта леди слышала, как он уходил каждый раз, когда кого-то убивали?
– Каждый раз.
– Вообще-то, он вполне мог это сделать. Бандольера не интересовал в этой жизни никто, кроме него самого. – Он нахмурился. Не так просто было переосмысливать то, в чем он был уверен в течение сорока лет. – Он был из тех, кто вполне способен избить женщину – это так. Знаете, что я скажу – его наверняка устраивала беспомощность собственной жены. То, что она никуда не ходила, ни с кем не разговаривала. – Он помолчал еще несколько секунд, затем встал, сделал несколько шагов и снова сел. – У вас есть возможность доказать все это?
– Нет, не думаю. Но я не сомневаюсь, что раскрыл тайну «Голубой розы».
– Черт побери! – Глен улыбнулся мне. – Я начинаю в это верить. Джеймс почти наверняка даже не знал, что Боба уволили. Я и то не знал почти неделю, пока не спросил одну из горничных, куда это он подевался. Знаете, они ведь даже не смогли раскрыть его махинации с мясом – он успел вовремя восстановить контакт с «Айдахо».
– Кстати, о мясе, – я спросил его, слышал ли он об убийстве Фрэнка Уолдо.
– Лучше не будем говорить об этом. Наверное, Фрэнки превысил свои полномочия.
– Похоже на месть гангстеров.
– Да, но, возможно, кто-то специально постарался, чтобы это выглядело именно так, – он хотел сказать еще что-то, но передумал.
– Вы хотите сказать, что это имеет какое-то отношение к Билли Рицу?
– У Фрэнки просто что-то шло не так. В тот день, когда мы его видели, он был очень взволнован.
– И Билли убедил его, что все будет хорошо.
– Выглядело именно так, не правда ли? Но мы не должны были этого видеть. Билли Рицу лучше не попадаться на пути. Когда-нибудь они накажут кого-нибудь за убийство Уолдо.
– В списке Пола Фонтейна масса подозреваемых.
– Не сомневаюсь в этом. Возможно, когда-нибудь он даже арестует того, кто убил жену вашего друга, – Глен снова как-то странно улыбнулся.
– У меня есть на эту тему одно предположение, – сказал я. Гленрой ничего больше не сказал. Он снова стал бросать взгляды на свою коробочку, и я предпочел уйти.
17
Портье спросил меня, не полегчало ли старине Гленрою. Я сказал, что вроде бы полегчало.
– Как вы думаете, завтра он впустит горничную убраться? – поинтересовался портье.
– Сомневаюсь, – сказал я, направляясь к телефону-автомату. Набирая номер, я слышал, как портье вздыхает за моей спиной.
Через двадцать минут я припарковал машину у дома Тома Пасмора на Истерн Шор-драйв. Том был еще в постели, когда я позвонил, но пообещал подняться к моему приезду.
Я спросил его по телефону, хочет ли он узнать имя убийцы «Голубой розы».
– Это даже стоит хорошего завтрака, – сказал мне Том.
Как только Том открыл дверь, в животе у меня заурчало, и он сказал:
– Если ты уже не способен себя контролировать, иди прямо в кухню. – На Томе был белый шелковый халат, доходящий почти до пят, а под ним – розовая рубашка и малиновый галстук. Глаза его были живыми и ясными.
Запах пищи ударил мне в ноздри, едва я подошел к столу, и рот сразу наполнился слюной. В двух сковородках скворчали омлеты с ветчиной, сыром и помидорами. Рядом стояли две тарелки, из тостера торчали четыре поджаренных хлебца. Пахло свежесваренным кофе.
Том взял лопатку и посмотрел на омлеты.
– Если хочешь, намажь себе тост маслом, – сказал он. – А я позабочусь об этом. Через минуту все будет готово.
Я положил на каждую тарелку по два тоста и намазал их маслом. Я слышал, как Том переворачивает омлеты.
– Когда живешь один, во всем приходится находить развлечения, – сказал он, перекладывая их один за другим на тарелку.
Я заставил себя заговорить не раньше, чем съел половину омлета и уничтожил один из тостов.
– Это замечательно! – сказал я. – Ты всегда так виртуозно ловишь их сковородкой в воздухе?
– Нет, просто сегодня устроил маленькое шоу.
– Ты явно в хорошем настроении.
– Так ты скажешь мне наконец имя? Кстати, у меня тоже есть для тебя кое-что.
– Что-то кроме омлета?
– Именно так.
Том отнес тарелки в кухню и принес оттуда стеклянный кофейник с крепким кофе и две чашки. Я откинулся на спинку удобного широкого кресла. Кофе Тома был совсем не таким, как у Байрона Дориана, – крепче, вкуснее и не такой горький.
– Расскажи мне все. Наступает великий момент.
Я начал с человека, который преследовал меня по дороге от Тома, и закончил последней репликой Гленроя Брейкстоуна. Я говорил почти полчаса, а Том только улыбался время от времени и вскидывал удивленно брови. Один или два раза он даже закрыл глаза, словно пытаясь увидеть воочию то, что я описываю. Прочитав листок, подобранный мною в «Зеленой женщине», он без комментариев положил его на стол.
Когда я наконец закончил, Том сказал:
– Ты не заметил, что почти вся одежда Гленроя Брейкстоуна – с эмблемой какого-нибудь фестиваля?
Я кивнул. Неужели это и было то, что он хотел мне сказать?
– Он почти всегда носит черное, и это очень ему идет. Но у этих нарядов есть еще и другая функция – он как бы заявляет ими о своей личности. Но поскольку во время своего пребывания в Миллхейвене он видит только портье в отеле, своего маклера и меня, человек, которому он постоянно заявляет, что он и есть тот самый Гленрой Брейкстоун – это сам Гленрой Брейкстоун. С тобой же дело обстоит несколько иначе.
– Со мной? – я посмотрел на свою одежду. Она говорила в основном о том, что мне давно уже некогда было подумать о своем гардеробе.
– Я говорю не об одежде, а о том ребенке, что является тебе иногда из пространства, которое ты называешь воображаемым.
– Это работа.
– Конечно. Но во всей этой твоей истории замешано слишком много детей. Словно ты пытаешься написать каждый раз роман о том, что случилось когда-то с тобой. И главный герой того романа – не Боб Бандольер и не Эйприл Рэнсом, а безымянный мальчик.
До сих пор Том ничего не говорил о Бобе Бандольере. Я упомянул когда-то о мальчике, чтобы Том имел представление о процессе моей работы, и теперь немного злился на него, словно Том отверг какой-то дар, который я положил к его ногам.
– Ты знаешь, какой фильм шел в Пигтауне в последние две недели октября пятидесятого года?
– Понятия не имею.
– Это был фильм ужасов под названием «Из опасных глубин». Я просмотрел старые газеты. Не правда ли, интересно думать, что практически все, о ком мы говорим, имели возможность посмотреть эту картину за те две недели.
– Если только они ходили в кино, – сказал я.
Том снова улыбнулся.
– Это не слишком важно, но я заинтригован тем обстоятельством, что, даже работая на меня, ведя расследование по моей просьбе, ты продолжаешь делать свою собственную работу – даже в подвале «Зеленой женщины».
– Что ж, в каком-то смысле это одна и та же работа.
– В каком-то смысле, – согласился Том. – Мы просто смотрим на дело через разные рамки. Через разные окна.
– Том, ты что пытаешься подготовить меня к разочарованию? Ты не веришь, что Боб Бандольер и есть убийца «Голубой розы»?