— Иди сюда, — вздыхает он, притягивая и обнимая. — Что ты говорила Кёртису, когда валялась в больнице?

— Что простыла и лежу с температурой, — охотно прижимаюсь теснее, прикрываю глаза.

— Вот и лежи дальше, только для Хардмонов, — он несильно щелкает меня по носу. — И не городи огород.

Вскидываю на него взгляд и никак не могу понять, как такой простой и очевидный ответ не пришел в голову мне самой.

— Позвони им с замученным и несчастным голосом, — продолжает инструктировать он. — Скажешь, что неважно себя чувствуешь. А уже вечером напишешь, что разболелась вконец.

Обнимаю чуть крепче:

— Уйдешь сейчас?

— Я, вообще-то, на работе, Фостер. Найти тебе занятие?

— У меня есть, — киваю на сумку с ноутбуком.

— Вот и не ной, — быстро целует, подхватывает со стола какие-то папки и кладет ладонь на мою макушку. — Мне нужно найти рыжую.

Киваю, запираю за ним дверь, плюхаюсь на диван и только теперь могу переварить все, что успело свалиться на меня за это утро.

Аарон Деймон.

Делаж нахожу в лаборатории, точнее, в том бардаке, который она по своему заблуждению привыкла лабораторией называть.

— Разгреби уже этот хлев.

— В другой раз, — отмахивается Ив, отрывая глаза от микроскопа. — Чего явился?

— Танцуй. Я еду на гребаную конференцию.

Плясать она, конечно, не начинает. Наоборот, сверлит меня долгим и пристальным взглядом.

— Что случилось, Ар? — Раздраженно щелкаю языком.

— Слушай, рыжая. Я отказывался — тебя не устраивало. Согласился — тоже недовольна. Еще варианты?

— Так все-таки? — не отступает она. Сговорилась с Фостер. Не иначе.

— Вчера я имел неудовольствие общаться с нападавшим на Кэтрин.

Впервые на моей памяти Делаж не перебивает, не вставляет комментарии, а жадно ловит каждое слово. Впрочем, много времени рассказ не занимает.

— Хочешь увезти её на несколько дней? — спрашивает она, когда я замолкаю. Киваю и молю всех известных святых, чтобы не начала спрашивать дальше.

— Патрик сможет… что-то решить?

Ну да, когда они меня слушали.

— Поговори с ним сама, — сваливаю неприятную тему на Монтгомери. — Времени нет. Конференция завтра?

— Послезавтра. Нужна помощь?

— Забронируй билеты на вечерний рейс, в идеале прямой. В Лондоне найди отель поближе к этой твоей конференции. И тему подкинь, о чем-то же надо там затирать.

Ветта не спрашивает, успею ли я подготовиться к выступлению, не спрашивает, каким образом в отчет для бухгалтерии впихнуть еще и Кэтрин, да и что по всему этому поводу думает Монтгомери, не спрашивает тоже. Нет, рыжею интересует совсем другое:

— Бронировать один номер? — ехидно ухмыляясь, вопрошает она.

— Да.

Улыбка становится еще более ехидной, но времена, когда я был способен краснеть, давно прошли.

— Тема есть, — так и не дождавшись какой-то реакции, недовольным тоном тянет Делаж. — Презентацию только сделай.

Вот черт. Но сваливать на нее еще и это будет уже попросту свинством.

— Фостер сделает, — в конце концов решаю я. — Кинь текст и фотки.

— Полчаса, Деймон. Где паспорта?

— Держи, — кидаю на стол свой. — Второй сейчас принесу.

Очень надеюсь, что девушка имеет привычку таскать документы с собой.

— Рейс в семь вечера, — она уже щелкает мышью. — Как раз прямой. В девять будете в Лондоне. По местному — в десять.

— Годится. Готовь все для Фостер. Скоро вернусь.

Кидаю быстрый взгляд на часы — почти девять. Учитывая, что мне нужно обойти вчерашних пациентов, передать дела по нынешним, помочь Кэт с презентацией, собрать вещи — и её, кстати, тоже — а потом по пробкам добраться до аэропорта, времени в обрез.

Зайдя в кабинет, наблюдаю дивную картину — всю поверхность дивана занимает мой ноутбук. Точнее, то, что от него осталось.

— Фостер, — озадаченно тяну я. — Вообще предполагалось, что в командировке он мне понадобится.

Голубые глаза радостно вспыхивают при моем появлении:

— Полчаса, и он как новый.

На всякий случай в и без того плотное расписание пытаюсь впихнуть пункт «найти новый компьютер» и качаю головой:

— Паспорт с собой?

— Да. Возьми в куртке. Там же где-то значок мой завалялся, — будто невзначай бросила Фостер

Поднимаю бровь. А потом до меня доходит.

— Твою мать…

— Тебя спасает, что тогда я сама пыталась на тебя что-то накопать.

— Не получилось, — всплывают слова брошенные Мёрфи.

— Будешь должен, — бурчит она, и я ничего не могу с собой поделать, целую в самый уголок губ, неторопливыми касаниями прослеживаю линию челюсти, поднимаюсь к скуле.

— Согласен, — совсем тихо выдыхаю и утыкаюсь носом куда-то в висок. Глажу большим пальцем мягкую щеку и заставляю себя отстраниться.

— Твоё задание на сегодня — презентация.

— Какая презентация?

— Для конференции, Фостер. Все, что нужно, чуть позже скинет рыжая. Справишься?

Пожимает плечами, трёт переносицу, уже наизусть знаю все привычки.

— Наверное. Вот только я ж ничего не понимаю в этой твоей… хирургии.

— Помогу. Самолет в семь вечера. Разбирала свои сумки?

— Нет. Когда?

— Ну и замечательно.

— Мне всё равно кажется, что ты что-то недоговариваешь, — видит же насквозь чертовка.

Притягиваю за затылок и целую коротко, жестко, почти грубо.

— Выбрасывай.

— Хорошо… — шепчет она, тянется к губам, но времени, и в самом деле, нет.

— Заканчивай с ноутбуком. Разбирайся с Хардмонами и сопляком. Я разгребу здесь все дела и будем выдвигаться.

— Будет сделано, — кивает она и все-таки целует. Плюю на все, прижимаю к дивану её ладони и думаю, что три минуты погоды не сделают.

Ну ладно, пять…

Что значит быть Бекером.

Аарон Деймон.

Если кому-то вздумается спросить, как началась и протекала моя жизнь, в ответ он получит короткое и емкое — «дерьмово». И то в случае, если я вообще решусь отвечать.

Мать зарабатывала на жизнь старым, как мир способом, и всякий раз, когда я спрашивал:

— а кто из них мой отец? — горячо уверяла, что он был честным и порядочным человеком. Я не верил. Потом злился. Потом стало все равно — ровно настолько, насколько все равно может быть выросшему в борделе шестилетке.

А потом она умерла. Я не плакал — к слезам мама не приучила. В тот момент больше всего волновало, а кто же, собственно, меня теперь будет кормить. И очень скоро оказался в детском доме, который запомнился сосущим чувством голода, холодом, молитвами два раза в день и строгими взглядами воспитателей.

Я привык. Люди ко всему привыкают, а дети — особенно.

День, когда меня привели к директору приюта, отчетливо помню до сих пор. И то, насколько высокой показалась фигура незнакомца в очках с квадратной оправой — тоже.

— А чего такой мелкий? — шершавые пальцы потянули подбородок вверх, и на меня в упор уставились цепкие глаза.

Директриса поджала губы:

— Аарон, это твой…

Взгляд незнакомца полыхнул яростью.

— Аарон?! Кто его так назвал?!

Как исказилось ее лицо, тоже помню очень отчетливо.

— Полагаю, его мать, мистер Бекер. Аарон, Максвелл Бекер — твой дядя. — наконец закончила директриса.

— Идем, Рон.

Так мы и познакомились.

***

— Почему Рон? — я спросил сразу, как мы оказались в машине.

Безумно дорогой и роскошной — по моим меркам — машине.

— Мать должна была назвать тебя так.

Помню, как фыркнул тогда, и заявил, что я — Аарон. И это целиком и полностью меня устраивает. Впрочем, тяжелая дядина рука довольно быстро приучила не спорить.

Но не отказываться от своего мнения. В Лондон он увез меня еще через три недели. Устроил в школу, иногда следил за успеваемостью, но на этом и все.

Не спрашивал, как я обжился на новом месте, ему было плевать, завел ли я друзей, и в комнату для того, чтобы поболтать перед сном, дядя тоже никогда не заглядывал. Требовал он взамен не так уж и много — чистоты в доме, которую я, после приюта и борделя, наводил с особым удовольствием.