– Ага. Но это же не повод ее сразу убивать.

На какой-то миг теряется и Райте; они с Гарретом переглядываются и молчат.

Я протягиваю руку, касаюсь плеча Райте:

– Расслабься, малыш. Я не хочу сказать, что ты был совсем не прав. Но это все слишком… поспешно, тебе не кажется? Может, мне лучше сначала поговорить с ней?

– Нет, Кейн, нет. Это слишком опасно, – твердо отвечает Райте. – Она слишком опасна. Ее следует уничтожить – сейчас, пока это еще в наших силах. Это единственный способ быть уверенным.

– В чем?

– В том, – отвечает он с едва скрываемым раздражением, словно устал разъяснять очевидное, но не желает меня обидеть, – что она никогда больше не станет угрожать Будущему Человечества.

От того, как он проговаривает последние слова, мне становится совсем грустно.

– Ладно, понял. Ты говоришь, что я согласился помочь вам убить ее, потому что это единственный способ спасти род людской. Верно?

– Ну… да, – отвечает он как-то неуверенно, но, видно, фраза ему нравится, потому что он повторяет и уже определенно всерьез: – Да. Будущее Человечества зависит от тебя, Кейн.

И на какой-то миг я чувствую это бремя: множество судеб, взваленных на мои плечи. Тяжесть грядущего ломает мне хребет, как трескается нижняя кромка ледника под весом миллионов тонн снега.

Вот только…

Я вздыхаю, качаю головой и расправляю плечи, невольно пожав ими чуть-чуть.

– Будущее Человечества, – извиняющимся тоном отвечаю я ему, – может идти в жопу .

И Райте с Гарретом хором недоуменно переспрашивают:

– Что?!

– Слишком оно абстрактное, – отвечаю я, разводя руками в поисках если не сочувствия, то понимания. – Оно… безличное, вот. Вся эта хрень про «не рожденные еще поколения» на меня не действует. Я должен убить собственную жену ради людей, которые мне бы даже не понравились?

– Но… но…

Я качаю пальцем перед носом вице-короля:

– Вот спасу я всю эту толпу, а они все окажутся вроде нашего Гаррета? – Меня передергивает. – Бр-р. Нет уж. Лучше всем сдохнуть.

– Ты не можешь… – бормочет Райте.

– Вот и я о том же: не могу. И не буду.

– Нет… нет, я имел в виду…

– А отказаться – могу. Почему нет?

– Потому что… потому что… – Он мучительно ищет слова, будто боится ляпнуть что-то неуместное. – Потому что ты обещал, – произносит он наконец. – Ты поклялся, Кейн.

– Извини, – говорю я вполне искренне. – Жаль тебя подводить, малыш. Но придется тебе как-то обойтись без меня.

– Вот и все твое хваленое колдовство, – фыркает Гаррет.

– Это невозможно. – Райте хмурится. Потом склоняется ко мне, пристально глядя в глаза, будто пытается загипнотизировать своими блеклыми очами. – Я прошу тебя, Кейн. Я, Райте. Сделай это для меня.

– Слушай, малыш, друг ты мне или не друг, но лучше на меня не дави.

Губы Райте беззвучно шевелятся. Потом он просто качает головой и вздыхает, признавая свое поражение, смешанное неким образом с невольным восхищением.

– Поразительно.

Глядя на него, я чувствую себя так, словно пробуждаюсь от сна – начинают болеть ожоги, и на память приходят смутные обрывки разговора на палатинском постоялом дворе.

Сердце мое жжет огонь, но я улыбаюсь.

Не стоит предупреждать их сверх возможного.

– Бесполезно, Райте, – говорит Гаррет. – Теперь сделаем по-моему.

– По-твоему? – вмешиваюсь я.

– Твое сотрудничество, – сдавленно произносит он, – было бы крайне желательно, но можно обойтись и без него. Мы просто свяжем тебя и бросим в родник. Уверен, твоя жена прибудет вовремя, чтобы спасти тебя.

Райте мрачнеет.

– Возможно, не прямо в воду, а на берег. Если он утонет, богиня может не явиться вовсе. Ценность его как наживки прямо связана с жизнью. Мертвый он бесполезен.

– Тогда на берег. – Гаррет в очередной раз поправляет перевязь Косалла и нетерпеливо заглядывает в кратер: – Что они там копаются? Эта перевязь меня удавит.

Значит, мертвый я бесполезен?

Решение приходит ко мне почти сразу. Я не против смерти. Я привыкал к этой перспективе очень давно. План составляется еще быстрей.

Очень просто заставить кого-нибудь тебя грохнуть.

Я умильно улыбаюсь Гаррету.

– Винс, ты никогда не следил за моей актерской карьерой? – интересуюсь я дружелюбно.

– Я… знаком с твоими работами, – отвечает Гаррет, глядя на меня с подозрением. – Поклонником не был – насилие меня не привлекает.

– Возможно, на вопрос викторины ты все же сумеешь ответить. Или нет? Простенькая викторина на тему деяний Кейна, чтобы скоротать время в ожидании демона.

– Едва ли…

– Сколько в среднем, – спрашиваю я, по-учительски воздев палец, – проживет урод, который хочет покуситься на Пэллес Рил?

– Ты мне угрожаешь? – Гаррет делает шаг ко мне. – Ты? Калека? Или ты обезумел? Ты даже встать не можешь!

– Да, вопрос был с подвохом, – признаюсь я, наклоняюсь вправо и, развернувшись в кресле, хватаю его за запястье левой рукой. Он не успевает еще осознать, в какую переделку попал, а я уже заламываю ему руку и бросаю его лицом себе на колени, потом перехватываю левой перевязь Косалла, одновременно ломая запястьем гортань, в то время как локоть правой втыкается ему между лопатками. – Но после тебя среднее значение определенно понизится.

Артанские стражники верещат что-то: чтобы я перестал, и отпустил его, и все такое, – и я слышу щелканье затворов, когда на меня наводят автоматы. На миг напрягаюсь, ожидая, что мир растворится в пламени дульных вспышек и ударах пуль.

Вместо этого я слышу вопль Райте:

– Стоять! Не стрелять!

Гаррет царапает мои ноги скрюченными пальцами, но ниже пояса я и так ничего не чувствую. Он пытается вырваться из моего захвата; шея наливается дурной кровью, тело начинает подергиваться, а уроды все не стреляют…

– Или вы не видите, что это обман? – спокойно замечает Райте. – Хитроумный способ покончить с собой: он хочет, чтобы вы его пристрелили. – Он поджимает губы, точно расстроенный учитель. – Живой Кейн нам нужен больше, чем живой Гаррет. – Со вздохом пожимает плечами. – Извини, Винс.

Ну, блин…

С другой стороны, живой Гаррет мне тоже не нужен.

Послушник за моей спиной бормочет что-то невнятное.

– Безусловно, – отвечает Райте. – Но Кейн не должен погибнуть. Увечить его дозволяю без предела.

Крепкая рука ложится мне на плечо. Я нагибаю голову и прижимаю локти к бокам, чтобы меня самого не зафиксировали, как я – Гаррета. Предплечье монаха упирается мне в скулу вполне профессиональным приемом – больно при этом охренительно, – угрожая сломать шейные позвонки.

– Отпусти его, – рычит монах мне на ухо на западном наречии, усиливая захват постепенно. Дает время поразмыслить, какая веселая жизнь меня ждет, если руки станут такими, как сейчас ноги.

– Мгм, – мычу я, преодолевая боль, – щас, дождались.

Резким рывком я ломаю Гаррету гортань и тут же отпускаю. Он отшатывается, захлебываясь собственной кровью, и, пока он пытается встать, я хватаю обеими руками торчащий за его плечом эфес Косалла.

Зачарованный клинок просыпается к всеразрушительной жизни.

Он рассекает ножны, точно мягкий сыр, и глубоко врезается в плечо Гаррета. Тот отступает на шаг, держась за горло и глухо булькая: кхк… кхк… кхк… Монах за моей спиной успевает коротко выругаться, когда звенящий клинок устремляется к его лицу, и, должно быть, падает навзничь, потому что, размахивая мечом за спиной, я не встречаю сопротивления.

Гаррет смотрит на меня застывшими от ужаса глазами. Из зияющей раны хлещет кровь, из перебитой гортани не выходит ни слова. Я пожимаю плечами.

– Ничего личного, Винс.

Пат длится секунду. Никто не движется; артанские стражники держат винтовки наизготовку, но пристрелить меня случайно не хотят, а подходить на длину клинка Косалла не осмеливаются.

А я уж точно никуда не денусь.

Гаррет мелкими шажками отступает к венцу кратера. Он еще держится на ногах, но ноги его уже подкашиваются, дрожат – жить ему недолго. Никто, кроме меня, не глядит в его сторону.