«Надеюсь, нам не придется познакомиться ни с тем, ни с другим учреждением, — отозвался Герсен и отшвырнул ногой мантию с париком. — Действительно, пора убираться».

Вернувшись в свои собственные номера, Герсен удалил белый кожный пигмент, а затем, не обращая внимания на пламенный осуждающий взор Аддельса, переоделся в свой повседневный костюм. Аддельс, наконец, не мог сдержать любопытство: «Куда вы теперь собрались? Солнце заходит — вы вообще когда-нибудь отдыхаете?»

Продолжая вооружаться, Герсен ответил почти извиняющимся тоном: «Вы же слышали, на что намекал Паншо? Он сказал, что банк «Куни» никогда не сможет рассматривать «Эттилию Гаргантюр» в качестве надежного актива. Он упомянул о том, что Ленс Ларк знаменит своими проделками. По-видимому, Ленс Ларк где-то поблизости. Я хотел бы пронаблюдать за его проделками».

«Меня они нисколько не интересуют! Мне страшно вспомнить о том, что только что произошло. Да, я — адвокат и финансовый эксперт. Но этим мое пренебрежение к закону ограничивается. Мне нужно отдохнуть. Мне нужно поверить в то, что все это — не кошмарный сон. В связи с чем желаю вам всего наилучшего», — Джехан Аддельс удалился.

Через пять минут Герсен тоже покинул свои номера. В Соборе царила обычная тишина — очевидно, Оттиль Паншо все-таки решил не вызывать полицию.

У выхода, на площади, Герсен подозвал одно из видавших виды городских такси и забрался под прозрачный купол пассажирского отделения. Наклонившись к микрофону, он сказал: «В космопорт Рубленой Сечи, и как можно быстрее!»

«Будет сделано!»

Такси прогромыхало по Эспланаде и помчалось по дороге на Пилькамп. Последние лучи заката уже померкли; озеро Фимиш отливало металлическим сумеречным блеском. Миновав кварталы Муаналя и Друри, машина заехала в Вигальтон — Герсен увидел впереди знакомую светящуюся вывеску «Шатра Тинтля». В окнах верхнего этажа мелькали красные и желтые огни, двигались танцующие тени: сегодня гости мадам Тинтль веселились! Позади остались Дун-Диви и Гара: под темным небом, уже недалеко, ярко светились прожекторы космопорта. Герсен наклонился вперед, словно стараясь усилием воли заставить такси ехать быстрее... Взрыв света озарил все небо, от горизонта до горизонта — дрожащего, ослепительного желтовато-белого света. Через несколько секунд пронеслась глухим хлопком ударная волна, заставившая задрожать всю машину. Выглядывая из окна такси, Герсен заметил летящие на фоне огненного зарева черные обрывки — воображение придавало им формы, напоминающие части человеческих тел.

Зарево потухло и превратилось в облако клубящегося, расползающегося черного дыма.

Испуганный водитель закричал: «Сударь, куда теперь?»

«Дальше!» — отозвался Герсен, но почти сразу передумал: «Остановитесь!»

Он вышел из такси, чтобы получше разглядеть взлетное поле. На месте звездолета «Эттилия Гаргантюр» валялись несколько тлеющих обломков. Герсен окаменел от отчаяния и ярости. «Я должен был это предвидеть! — говорил он себе, сжимая зубы. — Ленс Ларк и его забавные проделки! Он уничтожил иск вместе с судном и теперь получит полную сумму страховки — в этом случае Оттиль Паншо, конечно же, не забыл уплатить необходимые взносы!»

«Я расслабился! — бормотал Герсен. — Потерял остроту восприятия!» С отвращением повернувшись на каблуках, он вернулся в машину и спросил водителя: «Вы можете выехать на поле?»

«Нет, сударь, нас туда не пускают».

«Тогда поезжайте вперед, тихонько».

Такси ехало мимо взлетного поля. Герсен заметил группу топчущихся на месте мужчин, явно находившихся в состоянии истерического шока. Наклонившись к микрофону, Герсен сказал шоферу: «Сверните к складам!»

«Туда нам тоже нельзя, сударь — это частный проезд».

«Хорошо, подождите меня здесь», — Герсен спрыгнул на обочину.

Из-за ремонтных ангаров поспешно выехал, едва не перевернувшись на повороте, небольшой грузовичок. Он мчался, подпрыгивая, прямо поперек взлетного поля к подъездной дороге. Механики отреагировали мгновенно: одни с криками выбежали на поле, другие вскочили в свои машины и пустились в погоню. Добравшись до ухабистого проезда, водитель-беглец отчаянно прибавил скорость, торопясь выехать на шоссе. Когда грузовичок проезжал мимо прожектора, лицо водителя ярко озарилось, и Герсен успел рассмотреть это лицо — красновато-бронзовое, широкое и комковатое, с выпученными глазами: лицо Тинтля. Будучи неважнецким водителем, Тинтль не справился с управлением и заехал передним колесом в придорожную канаву. Грузовичок зарылся носом в щебень, кузов высоко приподнялся, и машина перевернулась. Тинтля, судорожно размахивающего руками и ногами, выбросило в воздух вместе с осколками высокого ветрового стекла. Он свалился плечом вперед, почти на спину, и несколько секунд лежал неподвижно. Затем, преодолевая боль, Тинтль с трудом поднялся на ноги; дико озираясь и прихрамывая, он припустил к уже недалекому шоссе. Преследователи настигли его в ослепительных голубовато-белых лучах одного из прожекторов: плотно обступив Тинтля, механики принялись избивать его кулаками и монтировками. Отшатываясь то в одну, то в другую сторону, Тинтль упал. Взбешенные механики пинали его в живот и в голову, с проклятиями наскакивая на него с монтировками, пока от старого дарша не осталась неподвижная окровавленная груда драной одежды.

Подбежав ближе, Герсен спросил у наблюдавшего за этой сценой молодого человека в комбинезоне работника ремонтной мастерской: «Что здесь происходит?»

Молодой механик обернулся и смерил Герсена подозрительным, вызывающим взглядом: «Разве вы не видите обломки звездолета? Их разбросало по всему полю! Этот мерзавец взорвал корабль, и с ним десяток наших людей! Подогнал машину, как ни в чем не бывало, под грузовой люк, опустил лебедкой большой контейнер и уехал. А в контейнере был фракс, вот что там было! В ту же минуту так долбануло, что даже в мастерских мы все повалились куда попало. На борту были четыре охранника и шестеро грузчиков — дневная смена кончалась, они уже собирались домой. Всех разорвало в клочки!» Кипящий праведным возмущением и возбужденный насилием, молодой человек угрожающе набычился: «А вы кто такой, чтобы спрашивать, зачем да почему? Вам какое дело?»

Герсен не позаботился ответить и быстрым шагом вернулся к такси. Водитель ждал его в темноте и нервничал: «Куда теперь, сударь?»

Герсен бросил последний взгляд на взлетное поле, на слепящие прожекторы, на группу механиков, все еще толпившихся вокруг тела Тинтля, размахивая руками, ругаясь и переминаясь с ноги на ногу. «Назад, в город», — сказал Герсен.

Развернувшись и оставив позади Рубленую Сечь, машина стала возвращаться по дороге в Пилькамп, через Гару и Дун-Диви. Герсен уставился невидящими глазами на кривую вереницу уличных фонарей, тянувшуюся вдоль озера к Старому городу. Мрачные размышления Герсена прервались, когда он снова заметил светящуюся вывеску: «ШАТЕР ТИНТЛЯ». Как прежде, цветные огни и пляшущие тени мелькали в окнах верхнего этажа. Еще не остывший труп Тинтля лежал на холодной земле в Рубленой Сечи, а у него в трактире кто-то что-то праздновал.

В голове у Герсена возникло щекочущее ощущение, словно вызванное каким-то зловещим излучением. Пару секунд он сидел, нерешительно выпрямившись, после чего приказал водителю остановиться: «Подождите меня здесь, я скоро вернусь».

«Слушаюсь».

Герсен перешел на другую сторону улицы. Из «Шатра Тинтля» доносились приглушенные звуки пьяного веселья: пискливые трели, ритмичный перестук, нестройный гул голосов и, время от времени, взрывы глупого смеха. Герсен распахнул створки входной двери. Женщина в черном, стоявшая за стойкой пивного бара, встретила его каменным взглядом, но ничего не сказала.

Герсен поднялся по лестнице на верхний этаж. Вступив в трактирный зал, он оказался за тремя плотными рядами спин, сутулых плеч и голов, казавшихся темными силуэтами на фоне пульсирующего розового света.

На эстраде в центре помещения приплясывали два музыканта — один стучал по барабанам, другой наигрывал на визгливой свирели. Ниже, в промежутках между бритыми головами с серьгами, болтающимися на удлиненных мочках ушей, можно было заметить по-старчески морщинистого юношу, выделывавшего курбеты в обнимку с усатой надувной куклой в черное платье даршской старухи. Он протяжно распевал настойчивым гнусавым голосом частушки на даршском жаргоне[31], не всегда понятном Герсену: