Катя резко подорвалась с кровати, хватая свои вещи. А я нацепил на лицо маску самодовольного ублюдка и с прищуром наблюдал, как она зло натягивала свои вещи.

— Ты специально, да? Позвал меня к себе… Тимура прислал за мной, чтобы…

— Чтобы показать место такой потасканной сучке, как ты, которая течет от каждого богатого ублюдка. Убирайся.

Она дернулась, будто я отвесил ей пощечину, и застыла на месте, смотря на меня уничтожающим взглядом.

— Ты прав… Ты прав… — потрясенно шептала она.

Натянула платье свое это черное, в котором была в тот самый первый раз, волосы откинула и гордо вздернула подбородок.

— Гори в аду… богатый ублюдок! — дрожащим голосом произнесла она.

Швырнула в меня телефоном — моим подарком, схватила куртку и побежала прочь. А я не стал останавливать. Каждый получал по заслугам. Каждому по разбитому сердцу за кусочек призрачного счастья и человеческого тепла. Проигрались и хватит, пора в действительность возвращаться.

Но как же хотелось догнать обманщицу, схватить за плечи и трясти из нее признания, но только что бы это изменило? Неужели она была настолько ненастоящая и фальшивая, что могла обманывать меня, встречаться с этим заказчиком за моей спиной, в те короткие часы своей работы… Неужели могла? Могла, черт бы ее побрал!

Зверев выбросил меня из своей жизни, словно беспомощного котенка, которого неаккуратно взяли на руки, чтобы проиграться, а в итоге перебили хребет — сдавили так сильно хрупкое тельце, что тот едва не испустил дух, а потом просто вышвырнули несчастное животное погибать на улицу. Я не могла сдержать накатывающих рыданий, которые раздирали грудную клетку. Обещала себе не плакать, считала ступени и растирала жгучие слезы по лицу. О том, чтобы дождаться лифта и стоять рядом с дверьми в его квартиру, которые оставила открытыми — не было и речи. Забыв о поврежденной ноге, я бежала вниз и прочь от его дома, не чувствуя ничего, кроме боли, что с каждой минутой увеличивалась в груди. Мерзавец все рассчитал. Наигрался, пресытился нашими встречами и выбросил меня в итоге, как ненужную вещь. Как я и боялась, как я чувствовала изначально! Бессердечный, бездушный подонок! Мне было очень плохо. И совершенно некуда пойти, не с кем поделиться этой болью. Хотелось наворотить глупостей, вернуться в его квартиру и все крушить — ломать, бить, выбрасывать в окно его вещи. Поступить хоть в сотой степени так же, как и он обошелся со мной. За что и почему? Зачем так жестоко? Ведь я ничего у него не просила, лишь отдавала свою ласку, свое тепло, свою любовь, свою душу… свое сердце.

Не помню, как добралась до дома, но, кажется, я все время плакала, а когда слезы кончились, и боль притупилась, я погрузилась в проект и работу. Я день и нощно занималась какими-то делами лишь бы не думать о нем, не вспоминать, не возвращаться мыслями к тому дню и к этому человеку. И как же я скучала… несмотря ни на что, тоска съедала меня по капле, по чайной ложке, я сходила с ума, утопая в безысходности, не в силах справиться с этой всепоглощающей болью. Наверное, сожги меня на костре, как ведьму, я испытала бы куда меньше мук, чем изо дня в день гореть в неразделенном пламени любви. Я проклинала его и тут же искала оправдания его поступку. Даже гуглила в интернете, не придумали ли учёные какого-нибудь препарата, чтобы тот выборочно стирал из памяти болезненные моменты. Да я бы стерла себе всю память с рождения, если бы знала, что это поможет избавиться от тянущих и тяжёлых чувств, которые рвали меня в клочья. До этого самого момента я не понимала, как одинока в своей жизни. Что у меня совершено никого больше нет. Что я привязалась к своему палачу, который в один миг решил лишить меня того немного, что у меня было…

В нескончаемых муках, кошмарах и беспросветной тоске прошли почти две недели. Я периодически ездила на участок, проверяла, как выполнялись работы. Связь с Александром мы поддерживали лишь по электронной почте. Я слала ему фотографии выполненных работ, и на этом наше общение резко ограничивалось.

Нога у меня больше не болела, несколько дней я все же испытывала дискомфорт, но он был ничто по сравнению с тем, какую агонию я переживала внутри. Эта связь со Зверевым в итоге стала мне уроком на всю оставшуюся жизнь, показала, что значит связываться с богатыми недоумками.

Ксандер вернулся немного раньше обозначенного срока. О том поцелуе и разговоре никто из нас не упоминал. Да и к чему? Несмотря на низкий поступок Зверева, я все равно не переменю своего решения относительно персоны Игошина. Не уверена, что теперь вообще смогу поверить хоть одному человеку, не говоря уже о мужчинах в целом. Бездушные двуличные существа! Не зря я столько времени сомневалась в мужчине. Но что теперь было об этом думать?

— Катя! — я вышла из подъезда и заметила Игошина. Он стоял возле своего автомобиля. — Хочу вас познакомить, — из машины показался молодой паренек лет четырнадцати или шестнадцати. — Это мой сын — Алекс.

У меня дрожь пробежала по спине, когда я слышала это имя. Сильнее сжала ручки сумки, пряча волнение под непроницаемой маской, и натянула дружелюбную улыбку.

— Красивое имя… от русского Алексей? — спросила я, даже не вкладывая в это замечание никакого смысла. Так лишь ради поддержания беседы.

— Да, а вы догадлива. В честь моего погибшего брата назвал. Девочку, кстати, хотел назвать в честь мамы — Катей, но дочки не получилось.

— У вас все ещё впереди, — сказала я и села в машину на заднее сидение к мальчику, который показался мне до безумия похожим на одного человека, которого бы я хотела забыть. Навсегда забыть и больше никогда не вспоминать. И в то же время помнить до потери пульса, до потери сознания все те красивые встречи и слова. Наверное, это порода, — думала я, смотря в темные глаза мальчика — такие же тёмные, как и у его отца.

— Я обещал показать ему город. Мы здесь ненадолго. Нескольких дней для первого раза будет вполне достаточно

— Конечно, — улыбнулась я, чувствуя ужасную слабость и… безразличие.

Мне и в самом деле было все равно, на сколько дней приехал Ксандер и когда улетит обратно в Америку. Я уже забыла, когда полноценно отдыхала. Мы ехали в поместье Игошина, чтобы я могла сдать проект и наконец остаться одна. Почти шесть недель я трудилась и была очень довольна результатом и проделанной работой. Мы собирались заключить ещё один контракт, но уже весной, и на благоустройство второго этажа.

Несмотря на тот инцидент с падением и поцелуем, наше общение с Игошиным больше не выходило за рамки делового. Александр себя великолепно держал в руках, а я в свою очередь не рассматривала никаких отношений с мужчинами ни в лице Игошина, ни в лице какого-либо другого человека. Примерно… до конца жизни. Муж погиб, любовник выгнал. Не везёт мне в любви, и пытаться даже не стоит что-то исправить и наладить личную жизнь. Хоть Бог, как говорится, и любит троицу. Мне с лихвой хватило последних отношений, чтобы понять, что теперь в моем сердце и душе обитали выжженные руины. А с сердцем и вовсе отдельная история — на том навечно отпечаталось клеймо о браке — отметина, которую оставил Зверев и канул в небытие. Навряд ли я еще хоть когда-либо захочу кому-то довериться. Единственное… я бы очень хотела родить ребенка. Но рожать его от первого встречного… рациональнее и логичнее задуматься о малыше из детского дома. И мне счастье, и у ребенка мама появится. Но о том я не собиралась думать так скоро. Какой мне ребёнок, когда я едва концы с концами сводила? Вот сегодня получу всю сумму на руки, рассчитаюсь с долгами, а остальную сумму отложу на чёрный день. Вдруг следующий заказ я получу нескоро, а жить ведь будет на что-то нужно. И праздники на носу…

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

На меня давно не накатывало такого сильного чувства безнадёжности. Лишь там, в снах, я иногда была немного счастливой. Мне снился Лёша и его глаза, улыбка, голос… Правда, наутро мне хотелось вколоть себе что-нибудь обезболивающего. Я не понимала, за что он так со мной? Чем я заслужила? Зачем сам позволил мне узнать его так близко? Я часто вспоминала яркие моменты наших встреч и обрывки разговоров. Представляла маленького мальчика, который остался один и… искала ему оправдание. Искала этому поступку логическое объяснение. Но его не было, и быть не могло. Он просто мне мстил, — за то молчание, за мою ласку и понимание, любовь и нежность. В минуты дикого отчаяния и тоски по мужчине мне безумно сильно хотелось ему позвонить. И кричать, и требовать ответов на мучащие вопросы. Но гордость и гордыня ужасные союзники… И звонить кому я собиралась — человеку, который проехал по мне, как бульдозер, сравнял с землей, унизил, растоптал? Куда уж падать ниже… Он сам бы мог сотни раз за это время прийти ко мне, позвонить… Оставалось смириться, пережить эту боль и вычеркнуть этого человека из жизни раз и навсегда. Замазать красками ненависти и выбелить все счастливые воспоминания. Наверное, он изначально был увлечён игрой и новыми ощущениями. Мечтал покорить ещё одну вершину и, добившись взаимности, грубо и больно спустил с небес на землю такую восторженную и наивную дурочку, которая так долго держала оборону и строила из себя неприступную крепость. Но только я ничего из себя не строила. Я по-настоящему привязалась и полюбила человека, который не имел сердца…