— Я…

— Зачем? — тихо прошептал он.

Нет, он не кричал на меня и не требовал ответов, это больше походило на скулеж раненого животного — зверя, которого ранили в самое сердце…

— Что я должен был подумать, когда приехал к тебе в тот вечер и увидел тебя в объятиях другого человека? Ваш поцелуй и как вы скрылись, одухотворенные и счастливые, в твоем доме, который я уже начинал считать и своим тоже? Что, черт бы тебя побрал? Представь на секунду себя на моем месте, ты бы сама, что почувствовала? — с неким обречением в голосе говорил Алекс. — Подумай хорошо, прежде чем дать мне ответ и рубить с плеча, как это сделал я. Я доверился тебе, я впустил тебя в свою жизнь и что получил в итоге? Я в аду жил эти дни. Тосковал по этим вот рукам, — он оказался рядом очень быстро и коснулся моих рук, отчего я сильно вздрогнула. — Мечтал прикоснуться к этим волосам, — его пальцы подхватили прядь моих волос, и он поднес ее к лицу, вдыхая аромат. — И это ты мне говоришь о боли, когда я вспоминал тебя все эти дни, а перед глазами стояла та сцена и тот поцелуй?

Мне казалось, я лишусь сейчас чувств, если он не прекратит эту пытку. Он выворачивал меня этими словами и этим взглядом наизнанку. Провел пальцами по моим губам, задерживая на них взгляд.

— Моя ошибка знаешь, в чем? Что я полюбил. Впервые в жизни. Встретил девушку, которая затронула меня так глубоко, что я потерял всякий контроль над собой и своей жизнью, — Алекс и вправду выглядел искренне обеспокоенным, но ведь и я переживала ничуть не меньше.

— Ты обещал… говорил, что не причинишь мне боли! — я вспомнила наш разговор после того визита Марины. — Ты целенаправленно бил меня в самое сердце…

— В то время, когда я это делал, твоё хотя бы еще билось. Мое в тот момент — уже нет.

— Неправда! — воскликнула я. — Билось…

— Билось, да! — перебил он меня. — В агонии горело, а после как выгнал тебя, и ты ушла, истлело и превратилось в горсть пепла.

— Как ты мог поверить этому, я ведь…

— Смог. Так и смог, Катя. Ты же мне поверила? — он больше не скрывал своих чувств, снял эту бездушную маску, и меня словно током пронзало от всех его слов и искренних взглядов.

— Поверила и верю до сих пор, что тебе совершенно наплевать на меня! Нельзя причинять такую боль тем, кого любишь! Просто нельзя… — я больше не могла сдерживаться, горло перехватило в стальной жгут, и я замерла, не в состоянии даже сделать вздоха, а по моим щекам скатилось несколько обжигающих слезинок.

— Действительно, Катя, действительно… И я рад, что ты это тоже понимаешь. Это очень больно — видеть любимого человека, который ещё вчера говорил тебе о своих чувствах, а уже на следующий день находящегося в объятиях другого. И я не скажу, что рассмотрел в тот вечер хоть толику неприязни или какого-либо сопротивления с твоей стороны. Ты нисколько не была против его прикосновений и поцелуев…

— Это не так… Это все не так! — он коснулся моего лица и стер мокрую дорожку подушечкой пальца, а я почувствовала, как шевельнулось сердце внутри от этого темного и разбитого взгляда напротив.

— Катя… Извини, меня ждут. Это, правда, очень важно… — сказал он прерывистым шепотом, смотря мне в лицо.

— Важно… Для тебя было важно растоптать мои чувства, — меня распирало от чувств, но все слова застряли в горле комком.

Алекс покачал головой из стороны в сторону, открыл рот, собираясь что-то сказать, но в последний момент передумал. Развернулся и пошёл прочь, оставляя меня дрожать, судорожно глотая воздух.

Уже после того, как он ушёл, я поняла, что по моим щекам текли слезы. Слезы отчаяния и боли, любви и ненависти. Этот калейдоскоп сменялся каждый раз, показывая новую грань, и я уже не знала наверняка, от каких суждений отталкиваться и чему верить. Мне было очень больно, больно и одновременно грустно, что он стал свидетелем той сцены. И что самое ужасное… я чувствовала свою вину!

Я понимала, что это не конец, но сейчас слишком устала, чтобы думать обо всем этом. Легла на кровать, закрыла глаза и заснула, затерявшись в мире красивых снов, где была счастлива с Алексеем. В другом сне я снова переживала все те унижения и боль, которым он меня подверг, а в третьем, будто оказалась на его месте. Сидела в какой-то незнакомой машине и смотрела застывшим взглядом через окно на счастливую пару, как молодой мужчина держал на руках прекрасную белокурую женщину и кружил ее в воздухе, а она счастливо смеялась. А когда они повернулись ко мне лицом, то поняла, что это был Леша и та самая девушка с благотворительного вечера — прекрасный ангел по имени Виктория… И меня такое отчаяние пробрало, и слезы застили глаза, что он ее выбрал, а не меня, ее решил сделать счастливой и с ней быть рядом… будто всю боль и разочарование его почувствовала, о которых он мне днем говорил.

Я проснулась вся в испарине, а когда села, почувствовала сильное головокружение. Мне потребовалось какое-то время, чтобы спустить ноги с кровати. Прерывисто втянула в себя воздух и пообещала с этой минуты взять себя в руки. И если разговора со Зверевым не избежать, то, по крайней мере, его можно было оттянуть. Потому что я не знала, что могла бы ему сейчас сказать. Слишком свежи все нанесенные раны. А мои приоритеты резко переменились. На первый план вышел ребенок и безумное, сильное желание доносить его до положенного срока и благополучно родить, а не выяснять отношения и искать ответов, кто прав в итоге, а кто виноват. Оба виноваты. А я в большей степени, когда он впервые пришел на порог моей квартиры, что впустила его — и в дом, и в свою жизнь. И не уверена, что теперь получится выгнать.

Я стоял у большого панорамного окна и смотрел, как снег кружил в воздухе, казалось если протянуть руку, то можно прикоснуться к прекрасному. Главные улицы пестрели гирляндами, люди в суматохе бегали туда-сюда, а у меня внутри как будто образовалась нескончаемая бездна, в которую я летел примерно последний месяц своей жизни. Но вот внизу появились первые проблески света, и снова забрезжила надежда… Знакомые все ощущения: предвкушение, убеждение, что на этот раз я на верном пути и именно сейчас достигну конечной цели… Сколько раз я разбивался о камни внизу этой самой пропасти, когда призрачная надежда, что я нашёл брата, разбивалась, а огни казались лишь обманчивым преломлением света? Сбился со счета. Но спустя время, снова набирался душевных сил, сам себя воскрешал и продолжал поиски…

Взяв телефон в руки, я набрал номер Игошина и услышал длинные гудки.

— Да, — услышал в динамике сухой голос.

— Это Зверев. Ты говорил, что хотел съездить в Сосновку?

— Да, действительно… — озадаченно произнес он. — Вот уж кого не ожидал услышать… Как Катя?

— В порядке, — я проигнорировал вопрос о девушке, блокируя о ней мысли и воспоминания. Мне был необходим трезвый ум, а эта сегодняшняя встреча с ней и разговор снова вывернули все наизнанку у меня в душе. — Мой бывший партнёр отстроил коттеджный посёлок в Сосновке. Мне по делам необходимо ехать в те места. Если ты ищешь конкретный дом, то я мог бы договориться о том, чтобы войти на территорию?

— Да… Громов Потап, мы о нем говорим, верно? — уточнил Игошин.

— Да, именно. — Все учредительные документы были оформлены на мужчину. — Я через два часа буду на месте.

Да, черт дери, у меня был план! Информация Бориса лишь твёрже убедила меня в том, что я, как никогда, был близок к цели. Но я хотел удостовериться в этом окончательно. И был только один способ выяснить это. Не знаю, что меня останавливало от шага спросить у Игошина некоторые нюансы и подробности из его жизни в лоб, но я был уверен, что если он попросит показать ему именно мой… наш дом… От одной этой мысли меня бросало в жар и холод одновременно.

— Отлично. Дорогу я помню. Постараюсь подстроиться. Правда, не уверен, что найду и вспомню дом, где когда-то жил. Но попытка не пытка, раз такая ситуация. Спасибо.

О, если это то о чем я думаю, то ты обязательно вспомнишь! Наш дом стоял на прежнем месте, я лишь укрепил фундамент и сделал внутри косметический ремонт, но в целом сохранил первозданный вид. И если я помнил наш дом, то и он вспомнит, когда увидит. Если… если все же был моим братом.