— Ну, что я могу сказать, — женщина слабо улыбнулась. — Да, авария привнесла несколько нюансов в ведение вашей беременности. Придётся тщательнее наблюдаться. Вы теперь в повышенной зоне риска. Но с вашим малышом на данном этапе развития все отлично. Как эмбриончик подрастет, проведём первый скрининг, а пока отпускаю вас домой. Все рекомендации помните?

— Да… — я ощутила большой внутренний подъем и прикоснулась к пока ещё впалому животу. Но там внутри уже билось маленькое сердце — такое любимое и самое драгоценное.

— Отлично! Тогда буду готовить документы на выписку. Если решите вести беременность у меня, в выписке найдёте мою визитку.

— Спасибо! — горячо поблагодарила я женщину.

И только, когда она покинула стены палаты, дала волю слезам. Я плакала от счастья, от осознания, что этот малыш не просто так выбрал меня. Пусть его отец… не совсем достойный человек, но я буду отличная мать.

После того визита Алексей больше не появлялся. А мне… Мне было так страшно, когда на следующее утро подтвердились плохие анализы, а чуть позже провели УЗИ и обнаружили гематому, а в ночь начало кровить… Я думала, от страха сойду с ума, я ни о чем другом думать не могла и без конца молилась, чтобы малыш не смел меня покидать и оставлять одну. И, наверное, там наверху мои молитвы услышали. Меня обвешали какими-то датчиками, брали кровь, снова смотрели на аппарате УЗИ, капали капельницы… Несколько дней я словно провела в бреду. Я понимала, что падение с лестницы ставило под удар мою беременность, что я запросто могла узнать о выкидыше, даже не узнав, что ждала ребёнка. И когда сейчас Валерия Романовна пришла и сказала, что все будет хорошо… я воспряла духом. Наверное, такое исключительное отношение и слаженные действия от медперсонала я получила лишь благодаря деньгам Зверева, и на том огромное спасибо. Я даже не исключала возможности, что ему все докладывали о моем здоровье в мельчайших подробностях, а сам он не появлялся на пороге моей палаты, потому что мне были противопоказаны любые волнения. Несколько дней плавно перетекли в неделю и вот теперь меня выпускали на свободу с надеждой, что через каких-то шесть или семь месяцев я встречусь с крохой — с моим маленьким смыслом жизни. Я цеплялась за этого ребёнка, как за спасательный круг, вся моя боль и прежние переживания померкли на фоне этой новости.

Собрав свои немногочисленные вещи, я забрала выписку, позвонила в такси и спустилась вниз, когда пришло сообщение, что машина ждала внизу. Я мечтала снова оказаться в своем доме, уютной квартире и прийти в себя после такой мощной эмоциональной встряски. Мне прописали кучу лекарств и витаминов, и я сегодня же вечером все найду в интернете и выпишу доставку необходимых препаратов на дом. Пока у меня не было ни сил, ни желания куда-то выбираться. И, возможно, сегодня вечером я соберусь с духом и вернусь к мыслям о Звереве и нашем последнем с ним разговоре. Я приняла решение абстрагироваться от всего плохого и быть в максимально комфортной для себя обстановке вплоть до рождения ребёнка. Я не собиралась с пеной у рта доказывать ему, что ни в чем перед ним не виновата.

— Катя? — меня окликнул знакомый голос, и сердце по привычке забилось гулко, а ноги сделались ватными.

Нечто такое и следовало в итоге ожидать…

Я повернулась, встречаясь с темными глазами мужчины, и мне от горечи, от любви, от всего того огромного кома чувств к нему захотелось расплакаться. Возможно, гормоны тоже давали о себе знать, не знаю. Но смотрела на него, такого разбитого и жалкого, и сама чувствовала одиночество внутри и грусть какую-то нескончаемую. Вспомнила все букеты, что отдавала медсестрам, и записки, которые даже не прочитав, выкидывала в мусорное ведро и ещё отчётливее поняла, что не безразличен он мне. Несмотря на всю боль и недоразумения, несмотря ни на что… Но сейчас я хотела отправиться домой.

— Я тороплюсь. Меня ждет такси, — совсем тихо ответила я, никак не показывая своих истинных чувств.

Неужели он думал, что теми цветами можно искупить свою вину и тот низкий поступок? Пусть он видел нас вдвоем в тот вечер с Александром… а на следующий день он позвал меня к себе и унизил, втоптал в грязь и разбил мне сердце. Пускай теперь попробует, соберет эти осколки. Получится ли? Я помогать не стану! По земле будет ползать, руки в кровь все исколет, а я не подойду! Буду смотреть свысока, и даже ничего не пошевельнется внутри.

— Катя! — он схватил меня за руку, а я посмотрела на него презрительным взглядом.

— Не стоит. Пожалуйста! Эти отношения… это зависимость! Это все похоже на одержимость. Ты идешь напролом, не зная границ. Я хочу выносить этого ребенка. Я хочу дышать и вот здесь боль не чувствовать, — показала рукой на грудь.

— Нашего ребенка, — это был не вопрос — это было утверждение. — Я всю неделю мечтал тебя увидеть и навестить, но не хотел тебя волновать.

Коснулся моей руки и легонько сжал.

— И за это большое спасибо, — я сбросила его руку и крепче сжала другой ручки своей сумки, ощущая, что если задержусь на улице и позволю ему со мной говорить, то он в итоге приведет тысячу и один довод, почему я не должна уходить.

— Давай я отвезу тебя домой? Просто отвезу. Не будем стоять на холоде, — я не успела даже возразить, как он выхватил мою сумку, взял под локоть и повел к своей машине.

— Меня ждет такси, — напомнила я, но вырываться не стала, потому что боялась ненароком поскользнуться и упасть. — Я…

— Больше никаких волнений. Только если приятные, — он усадил меня в автомобиль. — Я буду просто рядом. Буду ждать столько, сколько нужно, чтобы заслужить твое прощение, — сказал и закрыл дверь.

Подошел к таксисту, постучал в окно с водительской стороны, сказал что-то водителю, всунул ему купюру в руки. Я лишь горько ухмыльнулась, когда смотрела на приближающуюся фигуру Алексея, понимая, что меня ждали новые грабли, которые обязательно набьют мне огромную шишку на лбу.

Но не могла я рубить с плеча, так как он. Как в тот вечер, когда выставил меня из своей квартиры и жизни, унизив и растоптав все мои чувства. И пусть веская причина тому поступку в итоге нашлась, но… Так ведь нельзя с людьми! Пусть я хоть трижды была виновата. Но не было моей вины, а он так жёстко потоптался на моих чувствах. Да, были виноваты оба, я, в том, что подпустила Александра к себе, хотя с самого начала обозначила рамки нашего общения, сохраняя деловой тон. Но как Леша мог с таким хладнокровием и цинизмом выставить меня вон и обозвать потекшей сучкой? Неужели он не чувствовал ни тогда, ни сейчас, как я его люблю? Мне эта любовь лишь боль в сердце приносила последние недели, и на стенку лезть от тоски хотелось. Но сейчас все иначе. Сейчас во мне билось маленькое сердце, и я не могла никому позволить нас обидеть и растоптать.

Мы ехали молча, Алекс включил негромкую музыку и лишь изредка посматривал на меня. Благо, как и обещал, вёз меня ко мне домой и не пытался заговорить. Да, это молчание давило на сердце, но ещё больнее было сейчас о чем-то говорить. Я отвернулась к окну и смотрела на разноцветный и празднично напряжённый город, чувствуя внутри грусть и тоску.

Машина подъехала к дому и остановилась. Мужчина помог мне выйти, придерживая дверь, достал сумку и какой-то пакет, который я раньше не видела среди своих вещей.

— Это все необходимые витамины и лекарства. Я помогу тебе подняться наверх?

— Нет, дальше я сама, спасибо, — посмотрела в его глаза, и мне показалось, увидела в них такую же сильную грусть и отчаяние, какие и моё сердце держали в своём плену.

— Я позвоню тебе вечером, можно? Просто звонок… — с надеждой в голосе попросил он.

— Нет.

— Катя… — он поджал губы и снова сморщил лоб, замер.

Он обычно всегда так вытягивался, как натянутая тетива и кривил лицо, когда у него голова болела, словно из реальности выпадал на какое-то время. Но вспышка боли быстро прошла и он, взяв себя в руки, продолжил:

— Я люблю тебя… — он смотрел на меня слегка затуманенным взглядом. — Понимаю, что несколько опоздал с этими словами и очень перед тобой виноват. Но позволь мне иногда тебя видеть и принимать участие в вашей жизни. Я имею полное право дать вам с ребенком все самое лучшее… Я не прошу тебя впустить меня обратно в свою жизнь, но хотя бы просто дать мне шанс о вас заботиться…