У нас же Первая танковая вышла к Кюстрину в одиночестве, пропустив вперед морскую пехоту. Вышла, после четырехсоткилометрового наступления, имея в строю меньше пятисот танков. Правда, одна ее бригада, 1-я Гвардейская, легендарная «Первая Гвардия», была полностью оснащена новыми Т-54-100, с полутора километров опасными даже для «кенигтигра», имелось также два полка тяжелых танков прорыва КВ-54 и четыре полка на СУ-122 — один из них, успевший переправиться на плацдарм, сыграл решающую роль в отражении немецких атак в первые сутки. Соседи справа, передовой мотокорпус Пятой Ударной, а дальше на север — части Второй Гвардейской танковой, вечером 1 февраля находились еще в тридцати километров к востоку. Сосед слева, Восьмая Гвардейская, в семидесяти километрах к юго-востоку с боями преодолевала укрепленный рубеж на старой польской границе, за ней, еще отстав, наступали 33-я и 69-я армии. Еще южнее Третья Гвардейская танковая, уже одолев упомянутый рубеж, быстро двигалась по правому берегу Одера на север, почти не встречая сопротивления, но до Кюстрина ей оставалось пройти больше ста километров.
Таким образом, план за немцев был очевиден. Скоординированными ударами с севера и юга по восточному берегу разгромить наши войска в Кюстрине — или по крайней мере вынудить к отходу от Одера. Одновременно Шестая армия СС разворачивала массированную атаку на Зееловский плацдарм. И чтобы реализовать этот план, у Манштейна хватило бы и времени, и сил.
«Выйти на Одер, не взяв Зееловские высоты — это половина победы». Эти слова Сталина приводят в мемуарах и Жуков, и другие участники того совещания. Однако же, напомню вам, в тексте приказа не было ничего про обязательность захвата высот. Следовательно, это считалось лишь желательным, но не непременным условием — и у Жукова был выбор. Ведь даже полпобеды все же больше поражения!
Мужество солдата — исполнять свой долг под огнем. Мужество полководца — принять решение и отвечать за его последствия. Не исполнить пожелание Сталина — если на то была военная необходимость. Утром 2 февраля еще можно было решить, срочно отвести морскую пехоту с Зееловских высот и удерживать позиции на Одере. Шестого февраля, когда накал боев за высоты достиг апогея, Жуков, согласно его мемуарам, имел разговор со Сталиным по ВЧ — где Вождь спросил вовсе не приказным тоном: «Мы удержимся?»
Остановиться на Одере, сохранить сейчас силы и лучше подготовиться, в то же время дав и противнику возможности пополнения, переформирования, оптимизации линии фронта. А также, что казалось весьма вероятным, наступление союзников заставит Гитлера перебросить хотя бы часть войск на Запад. Или же удерживать высоты любой ценой, обеспечивая наиболее выгодную конфигурацию плацдарма — чтобы будущее наступление после все равно неизбежного перерыва развивалось бы в наилучших условиях? Но… «на Запад не рассчитывайте» — про это мнение, господствующее в Ставке в то время, упоминает не один Жуков. Уже тогда начинали проявляться политические разногласия между СССР и союзниками, видимые пока лишь политическому, но не военному руководству. Отечественная война переходила в войну за интересы Советского Союза в Европе и в мире. А война, как сказал классик, «продолжение политики иными средствами». Значит, надо идти вперед. Жуков принял решение — и за Одер на плацдарм пошли дополнительные дивизии, мотострелки общевойсковых армий. «Одерская мясорубка» (как ее называют в зарубежной историографии) набирала обороты. И лишь теперь нам ясен ее политический смысл: очень может быть, что отступи мы тогда с высот, сегодня, подобно двум Италиям, было бы две Германии — ГДР и фашистско-капиталистическое государство на Западе, тесно привязанное к блоку НАТО, с американскими военными базами на своей территории, набитое американскими войсками с ядерным оружием — возможный плацдарм империалистической агрессии против лагеря социализма. Да, товарищи, выходит, что Иосиф Виссарионович Сталин видел эту угрозу, еще не ставшую явью — и принял меры. Проявив высшую политическую мудрость, обеспечивая долгосрочные интересы СССР.
А что же немцы? Как осуществляли они свой план? Сохранилось множество свидетельств, что тогда в Германии Одер воспринимался как некая грань, до которой еще возможен мир — ну а после уже война на истребление, какую они сами навязывали нам в сорок первом. Потому боевой дух немецких солдат не только СС, но и вермахта можно было назвать высоким — в отличие от французов и итальянцев, они ожидали, что русские придут в Германию мстить. Но вот показывали ли немецкие генералы свои высокие качества полководцев?
И ведь они не совершали явных ошибок! Делали все профессионально, четко, «по уставу и инструкции». Когда время и обстановка требовали рваться вперед с бешеной яростью, не замечая потерь, «сжигая за собой мосты» — отчетливо понимая, что пути назад нет. Поскольку «непобеда» для них стратегически равносильна поражению. Причем они это видели — как писал позже Мантойфель, «я помнил, что под моим началом последние войска Германии — и если они погибнут, заменить их будет некем». Но делали из того совершенно обратные выводы — нужна методичность и осторожность! Не понимая, что если они сейчас проиграют, то переиграть в другой раз получится уже на улицах Берлина. Что ж, про таких говорят: «великолепные тактики, но за битвами не умеют видеть всю войну».
В итоге что южная, что северная группа немцев за Одером думали не столько о победе, как о риске утратить коммуникацию с левым берегом, путь для собственного отхода! «Южные», вместо стремительного наступления совершили «наполз», лишь утром 3 февраля вошли в боевое соприкосновение с Первой танковой, причем без особого натиска — натыкались, получали, отходили, вступали в вялую артиллерийскую перестрелку. «Северные», которых вел сам Мантойфель, на вид действовали куда активнее, имея некоторые тактические успехи, уже 2 февраля бои шли всего в десяти километрах севернее Кюстрина. Но следует отметить, что это были «осиные рейды» вышеупомянутых бригад, а не атака главных сил, которые, по большому счету, совершали тот же «наполз», наступали не торопясь, боясь оторваться от моста в Цедене. Наступление же силами не трех бригад, а двух корпусов днем 2 февраля с достаточно высокой вероятностью могло привести к прорыву немцев к Кюстринскому мосту, столь же мощный и решительный удар навстречу эсэсовцев Шестой танковой сделал бы ситуацию критической. Дальше, с учетом подхода наших Второй Гвардейской танковой и передовых корпусов Пятой Ударной и Восьмой Гвардейской, завязывалось бы маневренное сражение, где шансы были бы обоюдны — по крайней мере, такой результат был получен позже, при моделировании в ходе военной игры. Но следует отметить: при этом за немцев играли слушатели нашей Академии, с совсем другим мышлением, действуя решительно-наступательно, как я выше сказал. В реальной ситуации Манштейн, Дитрих, Мантойфель вели себя совсем иначе.
Да, с нашей стороны не все было гладко. Допущены ошибки, приводящие к излишним потерям — настоятельно рекомендую прочесть на эту тему монографию нашего уважаемого Олега Александровича, который в сорок четвертом был непосредственным участником событий, командуя 4-й Гвардейской ТБР у Богданова, во Второй танковой — вы можете найти эту очень полезную для вас книгу в библиотеке Академии. Но, повторяю, даже локальные успехи немцев оказались стратегически бесплодны — в этих боях группа «Одер-Север» потеряла время! Что оказалось фатальным — уже в три часа пополудни на поле боя появились части Второй танковой, нанося немцам удар во фланг — после чего о прорыве к Кюстрину можно было забыть. К вечеру подошел и моторизованный корпус Пятой Ударной, после чего севернее Кюстрина наше преимущество стало решающим. В двухдневном сражении, 3 и 4 февраля, группа «Одер-Север» была разгромлена, потеряв до семидесяти процентов техники и свыше пятидесяти — личного состава, ее остатки отступили за Одер. Еще хуже развивалась ситуация для группы «Одер-Юг», на тылы которой 4 февраля вышла Третья танковая армия Рыбалко, совершив марш по очень трудной местности — дорога на Франкфурт, к переправе, оказалась перерезанной, в итоге уже 5 февраля остатки корпусов «Геринг» и «Гроссдойчланд», прижатые к берегу Одера в отсутствие мостов, частью ушли на подручных средствах на левый берег, частью капитулировали, потеряв всю технику.
