Я редко пишу посвящение длиннее двух-трех строк. На этот раз все обстоит иначе, и причина понятна.

Моей прелестной и чуткой супруге Мэри, с которой мы прожили сорок с лишним лет, а также нашим детям – Майклу, Джонатану и Глинис, которые всегда оставались сильными и решительными и с неизменным юмором (отличительной чертой нашей семьи) относились ко всему, что бы ни происходило. Они просто не могли бы быть лучше, и мне никогда сполна не выразить им мою любовь и благодарность.

«Вашего отца сняли с операционного стола и переводят на реабилитационный этаж».

«Кто его понесет?»

Блестящему кардиологу доктору медицины Джеффри Бендеру и великолепному кардиологу доктору Джону Элефтериадесу, а также всей хирургической команде и всем сотрудникам Йельской больницы в Нью-Хэйвене, чьи знания и забота выше всяких похвал. (Хотя весьма спорно, чтобы меня можно было назвать замечательным пациентом, – убедительных доказательств тому, к сожалению, нет.)

Нашему племяннику доктору Кеннету М. Кернсу, тоже необыкновенному хирургу, который относится к своему отнюдь не святому дядюшке с терпением, присущим лишь мученикам. Кстати, Кен, спасибо, за листерин. А также его брату Дональду Кернсу, доктору физики, специалисту по ядерной медицине. (И как это мне пофартило жениться на девушке из такой интеллигентной семьи?) Спасибо, Дон, за то, что ты каждый день звонил и посещал меня. А также вашим коллегам докторам Уильяму Прескенису и Дэвиду (Герцогу) Гризэ из пульмонологической команды. Я слышал, вы потрясные ребята, и изо всех сил стараюсь вести себя пристойно.

Нашему кузену А.С. (Иззи) Ридуча и его жене Дженет, которые всегда были рядом в нужный момент.

Докторам Чарльзу Огенброну и Роберту Грину из клиники «Скорой помощи» при Норуокской больнице в штате Коннектикут и всем замечательным людям, которые сделали все, чтобы очень больной незнакомец обрел надежду еще раз увидеть восход солнца.

Наконец, невзирая на все усилия удержать случившееся от огласки, – всем знакомым, друзьям и тем, кого я никогда не видел, но безусловно считаю своими друзьями, в знак признательности за открытки и письма с выражением наилучших пожеланий. Они были с благодарностью получены и жадно прочитаны.

И последнее: давайте отбросим мрак – даже в худшие времена всегда случается что-то забавное. Через день или два после операции во время обычной ванны сердобольная няня мыла меня губкой, затем перевернула на спину и с большим достоинством, но с чертиком в глазу сказала: «Не волнуйтесь, мистер Л., я по-прежнему буду с уважением относиться к вам утром».

Аминь.

И снова всем моя глубокая благодарность.

Теперь я готов бежать марафон.

Высоко в австрийских горах Хаусрюк, на альпийской тропе мел снег и дул холодный северный ветер. Между тем далеко внизу долину покрывали крокусы и нарциссы – цветы ранней весны. На этой тропе не было ни пограничного поста, ни перевалочного пункта между горными хребтами. В сущности, это место не значилось ни на одной карте для общего пользования.

По крепкому мосту, сколоченному из толстых перекладин, с трудом могла проехать одна машина, он был переброшен над пропастью в семьдесят футов шириной. В нескольких сотнях футов под ним с грохотом несся стремительный поток, вытекавший из реки Зальцах. Перейдя через мост и пробравшись сквозь лабиринт меченых деревьев, можно было попасть на тайную тропу, вырубленную в горном лесу, крутую и извилистую, длиной более семи тысяч футов. Она приводила в укромную долину, поросшую крокусами и нарциссами. На равнине было значительно теплее, – зеленели поля и деревья… Здесь располагался комплекс небольших строений; их крыши были закамуфлированы диагональными полосами под цвет земли. Неразличимые с высоты, они казались частью горного пейзажа. Здесь находилась штаб-квартира Bruderschaft der Wacht – Братства дозорных, зародыш германского «четвертого рейха».

Двое мужчин в плотных куртках, меховых шапках и альпийских ботинках на толстой подошве пересекали мост, отворачиваясь от колющего снега. Когда они, пошатываясь, добрались до конца, заговорил американец, который шел впереди.

– Хотелось бы никогда больше не ходить по этому мосту. – Он стряхнул снег с куртки и, стянув перчатки, стал растирать лицо.

– Однако придется вернуться, герр Лесситер, – заметил, широко улыбаясь, пожилой немец и остановился под деревом, чтобы стряхнуть снег. – Не огорчайтесь, майн герр: не успеете опомниться, как на вас повеет теплом и ароматом цветов. Здесь, на такой высоте, еще зима, а внизу уже весна… Следуйте за мной, наш транспорт прибыл.

Издали донеслись выхлопы, и мужчины быстро зашагали, огибая деревья; немец шел впереди. Вскоре они оказались на небольшой поляне, где стояла машина, похожая на джип, но гораздо больше и тяжелее; толстые шины были в глубоких вмятинах.

– Вот это машина! – воскликнул американец.

– Можете гордиться ею – она amerikanisch![1] Построена по нашим спецификациям в штате Мичиган.

– А что с заводами «Мерседес»?

– Чем ближе, тем опаснее, – ответил немец. – Если хочешь строить на своей территории, не надо пользоваться собственными ресурсами. Вскоре вы увидите объединенные усилия многих стран – уверяю вас, их наиболее алчные бизнесмены, коммерсанты будут скрывать своих клиентов и поставки для получения сверхприбылей. Конечно, когда товар поставлен, прибыли становятся пороховой бочкой, а поставки должны идти своим чередом, пожалуй, более засекреченным способом. Так уж принято в мире, ja?[2]

– Несомненно. – Лесситер с улыбкой снял меховую шапку и вытер пот со лба.

Лесситер был человеком среднего возраста, чуть ниже шести футов, с резкими чертами узкого лица, легкой сединой на висках и морщинками в углах глубоко посаженных глаз. Идя к машине, он нарочно отставал на несколько шагов от своего спутника, но ни спутник, ни шофер не видели, как Лесситер то и дело вытаскивал из кармана дробинки и бросал в прибитую снегом траву. Он проделывал это уже целый час – с тех пор, как они сошли с грузовика на альпийской дороге, проходившей между двух горных деревень. Дробинки излучали радиацию, легко уловимую ручным сканером. Там, где остановился грузовик, Лесситер отстегнул от пояса электронный передатчик и, сделав вид, будто поскользнулся и упал, спрятал его между двух больших камней. Теперь весь путь легко проследить: у тех, кто по нему пойдет, стрелка здесь резко подскочит вверх и раздастся пронзительный звук.

Лесситер, агент глубокого залегания, занимался крайне рискованным делом – работал на американскую разведку. Он владел несколькими языками, и настоящее имя его было Гарри Лэтем. В тайных архивах ЦРУ он значился под кодовой кличкой Шмель.

Спуск в долину заворожил Лэтема. Раза два-три он совершал восхождения с отцом и младшим братом, но то были горы Новой Англии, не столь высокие и величественные. Здесь же, по мере того как они круто спускались вниз, разительно менялись краски и запахи; ветер стал более теплым. Выбросив из карманов все дробинки, Лэтем сидел один в большой открытой машине, вполне подготовившись к тщательному обыску, которому, как он полагал, его непременно подвергнут. Он был взволнован. Многолетний опыт научил его скрывать эмоции, но внутри все горело. Наконец-то! Он все-таки нашел это место! Однако, когда они спустились в долину, даже Гарри Лэтем был потрясен увиденным.