– Ты как-то необычно пристрастен.

– Я необычно женат, и этот вывод сделала моя жена. Поскольку мы прожили вместе всего тридцать шесть лет, еще рано раскачивать лодку.

– Давай купим хот-дог. Их продают в пятидесяти ярдах отсюда, там мы и посидим. Это людное место, так что нас едва ли заметят.

Минут через семь Соренсон и Тэлбот уже сидели рядом.

– Есть кое-что, чего я не могу сказать тебе, Нокс, – начал директор К.О., – и ты страшно разозлишься потом, когда об этом узнаешь.

– Как ты, когда узнал, что мы убрали имя Моро из списка, отправленного тебе?

– Похоже.

– Тогда мы в расчете. А что ты можешь мне сказать?

– Во-первых, что просьба исходит от бывшего специалиста Второго отдела, работавшего в берлинском секторе в тяжелые времена. Его зовут Витковски, полковник Стэнли Витковски…

– А, шеф безопасности посольства в Париже, – прервал его Тэлбот.

– Ты его знаешь?

– Только его репутацию. Если бы способности этого человека оценили пo достоинству, он мог бы стать вторым после тебя претендентом на мой пост. Но его немногие знают: он слишком долго работал под колпаком.

– Похоже, сейчас он помогает Гарри Лэтему, который не рискует связаться с Лэнгли сам.

– Из-за компьютеров «АА-ноль»?

– Вероятно… Лэтем хотел установить тайный контакт с тобой, но вы не знакомы, поскольку ты стал директором ЦРУ при новом правительстве, почти через два года после того, как Гарри приступил к выполнению секретной операции. Поэтому, зная Витковски еще с прежних времен, Гарри использует его, а так как ему известно, что я знаком с полковником с тех же пор, он решил воспользоваться и мною как тайным связным.

– Логично, – кивнул Тэлбот.

– Может, и логично, Нокс, но потом, когда я расскажу тебе все, ты увидишь, насколько это странно, и, возможно, даже простишь меня.

– Так что же ты должен тайно мне передать?

– Есть один немецкий врач, который то ли тесно связан с нацистским движением, то ли, как человек совестливый, стал их противником. Мы должны узнать о нем все, а твои люди собаку съели в таких делах.

– Меня в этом постоянно убеждают, – согласился директор ЦРУ. – Как его имя?

– Крёгер, Герхард Крёгер. Но есть трудность, и большая.

– Hy!

– Тебе придется делать это в тайне, в глубочайшей тайне. Его имя не должно всплыть в Управлении.

– Опять компьютеры «АА-ноль»?

– Прямой ответ на это – да, но могут быть и другие основания, кроме компьютеров. Сделаешь это?

– Надеюсь. Заняв эту должность, которую должен бы занимать ты, я настоял на том, чтобы мне разрешили взять с собой секретаршу, проработавшую со мной двадцать лет. Она так умна и сообразительна, что понимает меня с полуслова. Притом она англичанка, что дает ей явные преимущества в сравнении с нами… Крёгер Герхард, медик, его работы. Она спустится в хранилища и принесет все, что там есть.

– Спасибо.

– Не за что. Я позвоню тебе, когда получу данные, и мы выпьем у меня дома.

– Прекрасно, спасибо за приглашение.

– Есть еще кое-что, о чем мы не упомянули, не так ли, Уэсли?

– Охота на ведьм, конечно. Список Гарри выходит из-под контроля.

– Я говорил себе то же самое как раз перед твоим звонком. Ты слушал последние известия из Соединенного Королевства?

– Протесты в парламенте, да. Даже предостерегающие сравнения с тем, что происходит здесь. Полагаю, это неизбежно. Sue culpa[69] секретаря Боллинджера, и, надеюсь, он это знает.

– Значит, не слышал – правда, мы получаем эти новости раньше вас.

– О чем ты?

– О человеке по имени Мосдейл. Он занимает очень высокое положение в министерстве иностранных дел.

– И что с ним?

– Оказавшись лицом к лицу с неизбежным выбором, он сознался. Последние пять лет Мосдейл работал на Братство. Его имя было в списке Гарри, и он утверждает, что таких, как он, сотни, даже тысячи.

– О боже! Горят бензобаки. Повсюду.

Герхард Крёгер вышел на грузовую платформу аэропорта Орли, держа в руках медицинский чемоданчик и среднего размера нейлоновый чемодан, которые не сдавал в багаж. Повернув налево, он направился по длинной бетонной дорожке и вскоре увидел площадку, предназначавшуюся для cargaison – мелкого груза. Он присматривался к непрерывно движущемуся транспорту, затем сосредоточился на нескольких машинах, припаркованных перед огромными раздвижными дверями, через которые доставлялись на тележках уже проверенные чемоданы и коробки. Он увидел то, что и ожидал увидеть, – серый фургон с белой надписью на боку. Entrepots Avignon – склады «Авиньон», крупное хранилище, где более сотни оптовиков держали свои товары перед доставкой их в магазины в разные концы Парижа. Где-то в лабиринтах этого комплекса помещался штаб службы ликвидации, элитарных убийц Братства. Доктор подошел к «человеку в красной с белым спортивной рубашке, прислонившемуся к борту фургона». Так ему было приказано.

– Малосольная прибыла, мсье? – спросил он.

– Лучшая икра из иранских вод, – ответил мускулистый мужчина в спортивной рубашке, отбрасывая сигарету и внимательно глядя на Крёгера.

– Она действительно лучше русской? – продолжал Герхард.

– Все – лучше, чем русское.

– Хорошо. Значит, вы знаете, кто я.

– Нет, я не знаю, кто вы, мсье, и не хочу знать. Залезайте в машину сзади, и я отвезу вас к тем, кто это знает.

Всю дорогу Герхард чувствовал себя отвратительно, как из-за сильного запаха мороженой рыбы, так и потому, что ему пришлось сидеть на небрежно сколоченной скамейке. А между тем фургон на жестких рессорах мчался по шоссе, изрытому буграми и ямами – оно вполне могло быть остатками линии Мажино. Наконец минут через тридцать они остановились; откуда-то сверху раздался грубый голос:

– Выходите, мсье. И, пожалуйста, запомните: вы нас никогда не видели, и мы вас не видели, и вы никогда не ездили в нашем грузовике.

Задняя дверь фургона автоматически открылась. Крёгер, схватив свои вещи, наклонил голову и на полусогнутых ногах вылез на свежий воздух. Моложавый человек с коротко остриженными волосами, в темном костюме молча наблюдал за ним. Между тем тормоза заскрипели, и фургон умчался.

– Что это за транспорт? – воскликнул Герхард. – Вы же знаете, кто я?

– А вы знаете, кто мы, герр Крёгер? Если да, то ваш вопрос неуместен. Наше пребывание во Франции должно быть полной тайной.

– Поговорим об этом, когда я встречусь с вашим начальством. Немедленно проводите меня к нему!

– У меня нет начальства, герр Крёгер. Я сам настаивал на встрече с вами.

– Но вы… вы…

– Так молод, сэр?.. Только молодые способны делать то, что делаем мы. У нас быстрая реакция, превосходно натренированное тело. Такие пожилые люди, как вы, были бы дисквалифицированы в первый же час обучения.

– А вот вы должны быть дисквалифицированы в течение двух часов за то, что не выполнили приказ!

– Наш отряд – самый лучший. Должен напомнить вам, что ребята убили жертву в чрезвычайно трудных условиях…

– Не того, дебил!

– Мы найдем другого. Это лишь вопрос времени.

– Времени нет! Но мы еще поговорим: вы кое-чего не учли. Пойдемте в ваш штаб.

– Нет. Говорить будем здесь. В наш штаб никого не допускают. Мы заказали вам номер в отеле «Лютеция» – когда-то там был штаб гестапо, и, хотя с тех пор все переделали, стены хранят воспоминания. Вам там будет удобно, доктор.

– Говорить мы должны сейчас.

– Тогда говорите, герр Крёгер. Мы никуда отсюда не двинемся.

– Вы нарушаете субординацию, молодой человек. Я назначен комендантом Ваклабрюка, пока не найдут преемника фон Шнабе. Вы будете получать приказы от меня.

– Позвольте возразить, герр доктор. После устранения генерала фон Шнабе мы будем получать приказы только из Бонна, от нашего вождя в Бонне.

– Кто он?

– Если бы я знал, я должен был бы поклясться хранить это в тайне, но я не знаю. Существуют коды, по которым мы узнаем абсолютную власть. Все наши задания санкционирует он, и только он!