– Аэропорт! – воскликнул Лэтем. – Но который? Какие авиакомпании летают в Южную Америку? Мы же можем перехватить беглецов!

– Забудь об этом, – сказал полковник. – Сейчас пятнадцать минут одиннадцатого, а самолеты двух десятков авиакомпаний вылетают между семью и десятью утра в двадцать или тридцать городов Южной Америки. Нам не достать мерзавцев. Однако есть в этом и кое-что позитивное. Наши убийцы поспешили убраться из Парижа, а их братишки в Бонне понятия об этом не имеют. И пока сюда не пришлют других, мы сможем передохнуть.

Герхард Крёгер был на грани безумия. За последние шесть часов он раз двенадцать звонил на склад «Авиньон», используя надлежащие коды, и всякий раз телефонистка отвечала ему, что все линии в контору «в данное время не работают. Наши компьютеры показывают, что телефоны отключены». Его протесты ничего не меняли. Ликвидаторы закрылись. Почему? Что произошло? Парижский Ноль-Пять говорил так уверенно: фотографии убитого будут вручены вам утром. Где они? И где парижский Пятый?

Не оставалось ничего, как связаться с Хансом Траупманом в Нюрнберге. Должен же кто-то знать, в чем дело!

– Какой идиотизм звонить мне сюда! – воскликнул Траупман. – У меня же нет здесь соответствующего телефона.

– Выбирать не приходится. Вы не можете так поступать со мной. Бонн не может себе этого позволить! Мне приказано найти то, что я создал, любой ценой, вплоть до использования так называемого «беспрецедентного опыта» наших коллег здесь, в Париже…

– Чего же вы еще хотите? – высокомерно спросил Траупман.

– Чего угодно, но в пределах разумного! Со мной возмутительно обращаются, дают одно обещание за другим, но их ничто не подкрепляет. Сейчас, например, я не могу даже добраться до наших коллег!

– У них своя, особая система связи, какую и положено иметь конфиденциальным консультантам.

– Я ею воспользовался. Телефонистка утверждает, что, судя по показаниям компьютеров, телефоны отключены и шнуры выдернуты из розеток. Что еще вам нужно, Ханс? Наши коллеги прекратили с нами связь, со всеми нами! Где они?

Прошло несколько секунд, прежде чем Траупман ответил:

– Если то, что вы говорите, соответствует истине, это весьма тревожно. Полагаю, вы звоните из отеля?

– Да.

– Оставайтесь на месте. Я поеду домой, свяжусь кое с кем и позвоню вам. Это займет немногим больше часа.

– Не важно. Я подожду.

Прошло почти два часа, прежде чем зазвонил телефон в «Лютеции».

Крёгер подскочил к аппарату.

– Произошло нечто крайне необычное. То, что вы сообщили, – верно… и это катастрофично. Единственный человек в Париже, который знает базу наших коллег, ездил к ним и обнаружил, что там полно полиции.

– Значит, наши коллеги действительно исчезли!

– Хуже того. Сегодня в четыре тридцать семь утра их «бухгалтер» позвонил в наш финансовый отдел и, изложив вполне правдоподобную, хоть и возмутительную, историю про женщин, молоденьких мальчишек, наркотики и высоких французских чинов, попросил перевести очень большую сумму денег, которая, конечно, будет потом занесена в соответствующую графу расходов.

– Но никакого «потом» не будет.

– Несомненно. Они трусы и предатели. Но мы их выследим, где бы они ни были.

– Это мне не поможет. Мой пациент вошел в критическую стадию. Что мне делать? Я должен его найти.

– Это мы обсудим. Предложу вам не самый желательный ход, но, вероятно, единственный. Свяжитесь с Моро из Второго бюро. Он знает все, что происходит во французской разведке!

– А как мне добраться до него?

– Вы знаете, как он выглядит?

– Я видел фотографии.

– Это надо сделать на улице – никаких телефонных звонков, никаких записок, встретьтесь с ним на улице или в кафе, так, чтобы никто не заподозрил, что это запланированная встреча. Скажите ему одну-две фразы, но чтобы слышал только он. Главное произнести слово «Братство».

– А потом?

– Он может от вас отмахнуться, но при этом скажет, где с ним встретиться. Это будет какое-нибудь общественное место, скорее всего людное и в поздний час.

– Раньше просили не слишком доверять ему.

– Это учтено, но мы располагаем кое-чем против него на случай, если он заартачится. На сегодняшний день мы перевели на его счет в швейцарском банке свыше двадцати миллионов франков, и это подтверждено документально. Если мы пошлем эти документы анонимно французскому правительству, Моро на много лет упрячут за решетку. А уж о прессе я и не говорю. Он не сможет отвертеться. Воспользуйтесь этим, если понадобится.

– Немедленно отправляюсь на поиски Моро, – сказал Крёгер. – А завтра, возможно, и Гарри Лэтема.

У себя в офисе Клод Моро изучал дешифрованную телеграмму от своего человека в Бонне. Она была не слишком содержательной, не очень проясняла ситуацию, но все же кое-что в ней могло помочь.

«На вчерашней сессии в бундестаге широко обсуждалась проблема возрождения и распространения нацизма в Германии. Все партии, объединившись, единодушно выступили с осуждением. Однако мои внутренние источники – и некоторые из них часто ужинают с лидерами правых и левых группировок – сообщают, что и те, и другие относятся к этому весьма цинично. Либералы не верят разоблачениям консерваторов, а небольшая группа консерваторов намеренно игнорирует собственных ораторов. Промышленные магнаты, конечно, потрясены: они боятся, как бы нацистское движение не закрыло для них заграничные рынки, но не желают поддерживать социалистически ориентированные левые партии и не знают, кому из правых доверять. Их деньги растекаются как чернильные пятна по Бонну без определенного направления».

Моро откинулся в кресле, раздумывая над одной фразой. Она не только привлекла внимание Моро, но и заставила его мозг лихорадочно работать. «Небольшая группа консерваторов намеренно игнорирует собственных ораторов». Кто же это? Их фамилии? Почему его человек в Бонне не назвал их?

Он взял трубку селектора и соединился с секретаршей.

– Дайте мне абсолютно непрослушиваемую линию, исключающую какие-либо подключения.

– Сейчас включу, мсье, и вы услышите, как всегда, гул на третьей линии в течение трех секунд.

– Спасибо, Моника. Мы с женой через несколько минут должны встретиться, чтобы пообедать в «Эскарго». Она наверняка позвонит, когда я буду занят. Пожалуйста, скажите ей, что я задерживаюсь, но скоро буду.

– Конечно, мсье. Мы же с Региной добрые друзья.

– Еще бы. Вы вечно устраиваете заговоры против меня. Так непрослушиваемую линию, пожалуйста.

После того как на третьей линии отгудело, Моро набрал номер своего человека в Бонне.

– Алло, – ответили ему.

– Ist der Mann aus Frankreich.[80]

– Говорите, – услышал Моро.

– Я прочел ваше сообщение. Там опущено несколько моментов.

– Например?

– Из кого состоит эта «небольшая группа консерваторов, которые намеренно игнорируют собственных ораторов»? Вы не дали имен, даже не намекнули, кто они.

– Конечно. Разве не таково ваше приватное соглашение? Неужели вы хотите, чтобы все Второе бюро получило эту информацию? Если да, то ваш банк в Швейцарии слишком щедро награждает за жульничество.

– Хватит! – отрезал Моро. – Вы отвечаете за свою работу, а я за свою, и ни один из нас не обязан знать, что делает другой. Ясно?

– Должно быть, ясно. Так что вы хотите знать?

– Кто руководит этой «небольшой группой» или кто стоит за ней?

– В основном не слишком способные авантюристы, которые хотят, ничего не делая, попасть в старые времена. Другие шагают под грохот старых барабанов, потому что у них нет собственной музыки.

– Лидеры? – коротко спросил Моро. – Кто они?

– Это будет стоить вас, Клод.

– Это будет стоить вам, если вы не назовете мне их. И не только в денежном выражении.