– Он же старик. Увидишь хоть одну голубую жилку, коли в центр!
– Mein Gott! – завизжал древний старик в постели. Глаза у него вдруг вылезли из орбит, рот скривился, тик в правом глазу усилился. То, что проследовало за этим, заставило Витковски побледнеть, он весь задрожал. Гневная речь на визгливом немецком наэлектризовывала, скрипучий голос звучал на пределе возможностей голосовых связок:
– Если они будут бомбить Берлин, мы уничтожим Лондон! Они пошлют сотню самолетов, мы станем посылать тысячи и тысячи, пока город не превратится в груду кровавых камней! Мы дадим англичанам урок смерти! Мы… – Старик снова упал на шелковые подушки.
– Проверьте пульс! – сказал Лэтем. – Он должен выжить.
– Учащенный, но пульс есть, мсье, – сказал Второй.
– Вы знаете, что сейчас декламировал этот сукин сын? – спросил побледневший Стэнли Витковски. – Он повторил ответ Гитлера на первую бомбежку Берлина. Слово в слово! Просто не верится!
Внизу на дороге напротив замка показались бронетранспортеры штурмового отряда и ракетными снарядами разнесли ворота. Голос, звучавший из громкоговорителя, разносился в ночи на тысячи ярдов:
– Всем, кто внутри, бросить вниз оружие, или вы будете убиты! Выходите и покажите, что у вас нет оружия! Это приказ французского правительства, наш отряд уничтожит этот замок и будет стрелять в любого, кто останется внутри. У вас две минуты на размышление!
Десятки мужчин и женщин медленно, со страхом выходили из замка с поднятыми руками. Они построились на круговой подъездной аллее: охранники, повара, официанты и проститутки. А голос из громкоговорителя продолжал:
– Все, кто остался внутри, считайте себя трупами!
Вдруг белокурый мужчина выбил окно на третьем этаже и крикнул:
– Я спущусь, господа, но я должен кое-кого найти. Можете в меня стрелять, но я должен ее найти. Даю слово, вот мое оружие.
Послышался звон стекла, затем из окна полетели пистолет и полуавтомат; они упали на аллею, и фигура в окне исчезла.
– Entrez![207] – раздался приказ из громкоговорителя, и восемь человек в боевом снаряжении ринулись в разные входы, подобно паукам, быстро подползающим к насекомым, запутавшимся в их паутине. Прозвучали единичные выстрелы, уничтожая нескольких фанатиков, не пожелавших отказаться от своего мерзостного дела. Наконец из парадной двери вышел офицер разведки, впереди него шел, покачиваясь, пьяный Жак Бержерон.
– Вот наш предатель из Второго бюро! – сказал офицер по-французски. – Пьян как сапожник.
– Хватит. Пропустите этих двоих в замок.
Карин и лейтенант Энтони пробежали через разрушенные двойные ворота, направляясь к центральному входу.
– Он сказал – подняться по лестнице! – крикнула де Фрис, бросаясь вперед лейтенанта.
– Бога ради, меня подождите! Мне же поручено вас защищать.
– Если вы отстаете, Джерри, я не виновата.
– Если вас пристрелят, К.О. мне яйца оторвет!
– У меня есть оружие, лейтенант, так что можете не беспокоиться!
– Премного благодарен, амазонка. Господи, как болит рука!
Вдруг они оба замерли в изумлении, увидев, что происходит на площадке третьего этажа. Белокурый охранник нес на руках молодую женщину вниз по ступенькам, в глазах у него стояли слезы.
– Она тяжело ранена, – сказал он по-немецки, – но жива.
– Это вы были в окне, да? – спросил Энтони тоже по-немецки.
– Да, сэр. Мы с ней дружили. Ей вообще нечего было делать в этом ужасном месте.
– Отнесите ее вниз и скажите там, чтобы отвезли к врачу, – сказал лейтенант. – Поторопитесь!
– Danke.
– Хорошо, но если вы мне солгали, я лично пристрелю вас.
– Я не лгу, сэр. Я много плохого натворил в жизни, но не лгу вам.
– Я верю ему, – сказала Карин. – Пусть идет. – Они добрались до верхнего этажа, но не знали, как открыть стальную дверь – там не было ни звонка, ни сигнального устройства – вообще ничего.
– Дру был очень категоричен, я нужна ему здесь, но как же мне попасть внутрь?
– Доверьтесь молодому старику лейтенанту, – ответил Энтони, разглядев на стене пропускное устройство. – Мы сейчас заставим сработать сигнализацию… Такие штуки устарели уже пару лет назад.
– О чем вы говорите?
– Смотрите сюда.
Джеральд Энтони сунул руку в отверстие и прижал ладонь к панели. Через пару секунд удивленный Лэтем открыл им дверь, а внутри оглушительно звенела сигнализация.
– Что вы, черт возьми, наделали? – закричал Дру.
– Закройте дверь, босс, и сигнализация отключится.
Лэтем послушался, и звон прекратился.
– Откуда вы узнали? – спросил он.
– Бог ты мой, это ж даже не высокая технология. Простые размыкатели цепи без обратной связи.
– С чего вы это взяли?
– Да очень просто: обратная связь в таких системах появилась совсем недавно. Замок допотопный, вот я и рискнул. И потом, что волноваться-то, мы ведь охраняем замок!
– Не спорь с ним, Дру, – сказала Карин, обнимая Лэтема. – Я знаю, знаю, сейчас не до эмоций. Зачем я тебе так срочно понадобилась?
– Здесь комната – точнее две – и там сплошь компьютеры. Нам нужно проникнуть в их память.
Прошел час, прежде чем в дверях появилась Карин де Фрис с испариной на лбу.
– Ты вовремя успел, мой дорогой, – сказала она, стоя перед Лэтемом. – Все списки хранятся здесь. Нацисты исходили из того, что этот уединенный замок в долине Луары никто и никогда не обнаружит. Тут почти две тысячи распечаток с именами тех, кто является и кто не является членом их движения. И это по всему миру.
– Тогда они у нас в руках!
– Многие из них, согласна, но не все, далеко не все! Лишь лидеры, которые орут и вопят, призывая толпу ненавидеть и презирать всех, кроме самих себя. А многие делают это хитрее, прикидываясь внешне доброжелательными, но внутри пылают.
– Это все философия, леди. А я говорю о тех, кого можно предать суду, о проклятых нацистах!
– Они теперь у тебя в руках, Дру. Преследуй их, но помни, что идет следом за ними.
В сверхсекретной лаборатории в горах долины Шенандоу облаченный в комбинезон судмедэксперт взглянул через стол на своего совсем молодого коллегу. Оба пристально смотрели на экраны своих компьютеров.
– Вы приходите к тому же выводу, что и я? – тихо спросил первый патологоанатом.
– Просто не верится, – ответил второй. – Это же поворот, поворот во всей нашей истории!
– Отчеты из Берлина врать не могут, молодой человек, они у вас прямо перед глазами. В сороковых о молекулах ДНК не знали, теперь знают. Они совпадают. Зажигайте огонь, доктор, человечеству ни к чему пережить это еще раз. Мы всего лишь предадим огню легенду, а сам старый мерзавец умер вчера вечером.
– Вот-вот. Мы предаем его огню и тем самым подливаем масла в огонь, порождая другие легенды.
– Хуже, когда их прославляют и увековечивают.
– Правильно, доктор. Гитлер застрелился в своем бункере больше пятидесяти лет назад. Мы и так все запутались, не хватало нам еще поверить в совершенно невероятную находку, за которую тут же зацепятся фанатики и начнут ее окружать ореолом славы. Сукин сын, каких мир не видывал, проглотил цианистый калий и выстрелил себе в голову, когда русские стояли у Берлина. Все этому поверили. Зачем же противоречить принятой истории?
Опровергающая улика была уничтожена двумя горелками Бунзена в долине Шенандоу.
Эпилог
Директора разведывательных управлений Франции, Англии, Германии и Соединенных Штатов по указанию первых лиц государств быстро, тихо и в конечном счете эффективно очистили свои страны, поскольку за ними была правда, а не предположения: свыше двух тысяч компьютерных распечаток с именами ярых приверженцев Братства дозорных. По согласованию между четырьмя нациями правительственные пресс-релизы сообщали по сути одно и то же, как видно на примере парижского издания «Геральд трибюн»: «Сломан хребет неонацистского движения».
207
Вперед! (фр.)