– Мне кажется, вы несправедливы.

– Думайте что хотите. Через двадцать секунд я выйду из дома, и вы меня никогда не найдете.

– Пожалуйста, не делайте этого! Вы не тот, кого я преследую. Я преследую нацистов, не вас!

– О чем вы, черт возьми?

– Это слишком сложно, – спокойно сказал Соренсон. – Продолжайте работать и делайте что всегда делали. От меня вам вреда не будет, я позабочусь, чтобы на вашу превосходную квалификацию обратили внимание те, кому положено знать об этом.

– Почему я могу на это рассчитывать?

– Потому что я солгал, я не из вашей конторы. Я директор другого управления, которое часто сотрудничает с ЦРУ на самом высшем уровне.

– Город в городе, – сказал Васкес-Рамирес. – Когда это закончится?

– Возможно, никогда, – ответил Соренсон. Уж явно не раньше, чем люди станут доверять друг другу, – а этого не будет никогда.

Возможный кандидат.

Директору отдела консульских операций вдруг пришло в голову, что надо действовать, как подсказывает интуиция. Питер Мейсон Пейн исключается, Роланд Васкес-Рамирес маловероятен, а вот Брус Уитерс засел у него в мозгу, как кость в горле, – бойкая речь и слишком уж трогательная сага о несчастной вдове или разведенной женщине с тремя детьми, зацепившейся за переростка-генерала со всеми вытекающими из его отставки материальными благами. Уитерсу не составило бы труда связаться с женой генерала по телефону в машине, если она действительно провела с ним вечер, или позвонить ей домой… У нее на дорогу уходит минут двадцать – двадцать пять. Больше чем достаточно, чтобы дать указания одинокой жене генерала. Ответ, однако, можно найти и в другом месте – на Восточном побережье Мэриленд у бывшей жены Бруса Н.М.И. Уитерс.

Соренсон снова взял трубку, надеясь, что она сохранила фамилию Уитерс из-за дочери-подростка. Из справочника явствовало, что так оно и оказалось, плюс вторая фамилия – Макгро, Макгро-Уитерс.

– Да, алло, – прошептал сонный голос по телефону.

– Извините, мисс Макгро, что беспокою вас в такой час, но дело срочное.

– Кто вы?

– Замдиректора Кернс из Центрального разведывательного управления. Я по поводу вашего бывшего мужа, Бруса Уитерса.

– Кого он еще надул? – спросонок поинтересовалась бывшая миссис Уитерс.

– Возможно, правительство Соединенных Штатов, мисс Макгро.

– Спасибо за «мисс»… я это заслужила. Конечно, он надул правительство – ему без разницы. Он, бывало, сверкнет своим цэрэушным значком, долго не распространяется, но дает понять, что прямо-таки супершпион. Готов ободрать любого.

– Он использовал Управление в корыстных целях?

– Господи, мистер… как вас там… у моей семьи связи по всему Вашингтону. Как только мы выяснили, что он спит с каждой секретаршей и потаскушкой, работающей на военных подрядчиков, отец мой сказал: «Нам надо от него избавиться». Так мы и сделали.

– Но все же у него есть право посещения вашего ребенка.

– Под самым пристальным наблюдением, уверяю вас.

– Вы боитесь изнасилования?

– Да нет, боже мой. Кимберли, наверно, единственный человек в мире, с которым этот мерзавец, похоже, ощущает родственную связь.

– Почему вы так говорите?

– Потому что дети для него не угроза. Объятия дочери сглаживают то ужасное, что сидит в нем.

– Что именно, мисс Макгро?

– Он нетерпим к этому миру. Стольких людей ненавидит – всех не перечислишь. Черных, или, как он говорит, мерзких ниггеров, азиатов, латиноамериканцев, евреев – всех, кто не с белой кожей и не христианин, хотя сам он уже точно не христианин. Он бы их всех уничтожил. Это его кредо.

Кандидат принят.

Низкий звон каминных часов в апартаментах посла Дэниела Кортленда в американском посольстве возвестил, что уже четыре часа дня по парижскому времени. Посол в открытой голубой оксфордской сорочке, в разрезе которой виднелись перебинтованная грудь и левое плечо, сидел за старинным столом, служившим ему рабочим, и тихо говорил по телефону. В другом конце большой, богато обставленной комнаты в парчовых креслах друг напротив друга расположились Дру Лэтем и Карин де Фрис и тоже тихо разговаривали.

– Как рука? – спросил Дру.

– Отлично, вот ноги до сих пор болят, – ответила, тихо смеясь, Карин.

– Говорил же тебе – сними туфли.

– Тогда бы я себе все подошвы изранила, милый мой. Сколько мы шли от рю Лакост, пока ты не связался с Клодом, чтобы прислал машину? Минут сорок, не меньше, мне кажется.

– Я не мог звонить Дурбейну. Мы даже сейчас не знаем, за кого он, а Моро занимался нашим священником-нацистом.

– Мы видели три полицейские машины. Уверена, любая бы нас устроила.

– Нет, тут Витковски оказался прав. Нас было пятеро, значит, понадобились бы две такие машины или фургон. Да еще следовало суметь убедить полицейских отвезти нас в посольство, а не в участок, а они бы уж точно воспротивились, учитывая, что один нацист ранен. Даже Клод оценил, что мы его дождались, Как он выразился: «На кухне и так слишком много кухарок». Нам не нужны были ни полицейские репортеры, ни Сюрте.

– И Второе бюро никого не обнаружило в Шато-де-Винсен?

– С оружием никого, а они прочесали весь парк.

– Удивительно, – нахмурилась де Фрис. – Я была уверена – там и произойдет убийство.

– Ты уверена, и я слышал об этом плане действий прямо из уст Кенига.

– Интересно, что же случилось?

– Да все яснее ясного: они не получили окончательное «добро» и отменили убийство.

– Ты понимаешь, что мы говорим о своей собственной жизни?

– Я стараюсь относиться к этому клинически.

– Это потрясающе эффективно.

У главного входа в жилую часть здания прозвенел звонок. Лэтем сорвался со стула и взглянул на Кортленда, который кивнул, не отрываясь от телефона. Дру пересек комнату, открыл дверь и впустил Стэнли Витковски.

– Есть улучшения? – спросил Дру.

– Мы думаем, да, – ответил полковник. – Я дождусь, пока посол услышит гудок. Он должен его услышать. Кому-нибудь из вас удалось отдохнуть?

– Мне, Стэнли, – ответила Карин со своего стула. – Посол Кортленд был так любезен, что позволил нам пользоваться комнатой для гостей. Я отлично выспалась, но мой приятель не мог оторваться от телефона.

– Только после того, как ты поклялся, что он стерилен, – добавил Дру.

– Здешние телефоны не удалось бы прослушать самому святому Петру – так его называла моя дорогая депортированная мама. Кому ты дозвонился, хлопчик?

– Мы все перезваниваемся с Соренсоном. У него тоже наметился некоторый прогресс.

– Он что-нибудь сказал о наемном убийце из Вирджинии?

– Он прижал его к ногтю. Этот сукин сын не может даже в туалет сходить без того, чтобы они не услышали.

Дэниел Кортленд повесил трубку, неловко повернулся на стуле и вздрогнул, кивая Витковски.

– Привет, полковник, что происходит в больнице?

– Это в компетенции британской МИ-5, сэр. Пульмонолог заявил, что заметил Вудварда из Королевского хирургического колледжа, который заявил, будто министерство иностранных дел поручило ему обследовать миссис Кортленд – по вашей просьбе. Они сейчас это расследует.

– Я с такой просьбой не обращался, – сказал посол. – Не знаю никакого доктора Вудварда, а тем более уж Королевский хирургический колледж.

– Мы знаем, – сообщил Витковски. – Наш французско-американский отряд вовремя его остановил – он уже готов был вколоть стрихнин мнимой миссис Кортленд.

– Смелая женщина. Как ее зовут?

– Московиц, сэр. Из Нью-Йорка. Ее покойный муж был французским раввином. Она сама вызвалась помочь.

– Тогда нам надо отблагодарить ее, скажем, предложить отпуск на месяц полностью за наш счет.

– Я передам ей, сэр… А как вы себя чувствуете?

– Нормально. Царапина, ничего серьезного. Мне повезло.

– Не вы были мишенью, господин посол.

– Да, я понимаю, – тихо ответил Кортленд. – Ну ладно, поговорим о делах.