– Я не обратила внимания. Если у тебя сложилось такое впечатление, в том моя вина: меня страшно заинтересовало то, что произошло. Операция в Лувре прошла блестяще, правда?

– Как по маслу, особенно ловко они блокировали Страсбурга, но ведь Второе бюро уже здесь давно освоилось.

– Эти два агента здорово среагировали, согласен?

– Глупо было бы не согласиться.

Лэтем подошел к двери, жестом показал, что им обоим следует остановиться, и достал коробок спичек из кармана.

– Мне казалось, ты стараешься курить поменьше. Неужели не можешь подождать, пока мы войдем, тогда и закуришь? – удивилась Карин.

– Я и стараюсь, а это ничего общего не имеет с сигаретами.

Дру зажег спичку и стал быстро водить ею около замка. Пламя коротко с треском вспыхнуло и вновь засветилось ровно.

– Все в порядке, – сказал Лэтем, вставляя ключ. – Никто у нас не побывал.

– Что?

– Это был твой волос, не от парика.

– Что?!

– Я нашел его в постели.

– Ты не мог бы…

– Все просто, проще некуда.

Лэтем пропустил в номер Карин, вошел следом за ней и закрыл дверь.

– Меня Гарри научил, – продолжил он. – Волос, особенно темный, в сущности глазу незаметен. Просовываешь его в замок, вытянув наружу, и если кто входит, волос падает. Твой был там, где я его оставил, значит, у нас никого не было.

– Я поражена.

– Это все Гарри. Я тоже поразился. – Дру быстро снял пиджак, бросил его на стул и повернулся к де Фрис: – Ну ладно, леди, так что происходит?

– Я тебя действительно не понимаю.

– Что-то у вас с Клодом произошло, и я хочу знать, что именно. Единственный раз вы остались наедине, когда он явился сегодня утром изложить нам свои правила и я ушел переодеваться.

– Ах, это, – небрежно сказала Карин, но глаза ее выдавали. – Я, наверно, зашла слишком далеко… точнее, усомнилась в его праве командовать.

– Командовать?

– Да. У него, сказала я, нет права регламентировать действия офицера из американского отдела консульских операций. Он парировал, что, мол, вправе делать все, по его мнению, нужное за пределами посольства. А как бы ему понравилось, не унималась я, если бы Второму бюро или Сервис этранже запретили свободно передвигаться по Вашингтону. На это он заявил…

– Ладно, ладно, – прервал ее Лэтем, – картина ясна.

– Господи, Дру, я же за тебя вступилась!

– О’кей, принято. Помню, как он рассердился, когда я послал его куда подальше. Французы действительно выходят из себя, если усомнишься в их праве командовать.

– Я подозреваю, что большинство ответственных лиц, будь то французы, немцы, англичане или американцы, очень не любят, когда им отказывают в этом праве.

– А как насчет бельгийцев? Или все же фламандцев? Никак не разберусь.

– Нет, мы слишком цивилизованны, прислушиваемся к голосу разума, – ответила, улыбаясь, де Фрис. Они оба засмеялись; спор прекратился. – Я извинюсь утром перед Клодом, объясню, что просто переутомилась… Скажи, Дру, ты действительно думаешь, что Страсбург собирался этой иголкой убить Жанин?

– Конечно. Ее раскрыли, выявили зонненкинда… у нацистов выбора не было. И у Моро от этого работы прибавилось. Ему теперь надо не только вести за ней постоянную слежку, но и быть готовым к покушению на нее. Что тебя беспокоит? Ты же согласилась с нами час назад.

– Не знаю. Все так странно. Лувр, толпы туристов. Прости, я просто выбилась из сил.

– Ты на что-то намекаешь? Может, послать за фунтом шпанских мушек?

– Я сказала, выбилась из сил, а не рехнулась.

Они упали в объятия друг другу и долго страстно целовались. Зазвонил телефон.

– Я уже всерьез подумываю, – сказала Карин, – что телефон наш злейший враг.

– Я сейчас выдерну шнур из розетки.

– Нет, возьми трубку.

– Леди воспитала Инквизиция.

Лэтем подошел к столу и поднял трубку.

– Да?

– Это я, – сказал Моро. – Уэсли звонил?

– Нет, а должен?

– Позвонит, просто он сейчас очень занят, а наш друг Витковски почти готов вылететь в Вашингтон и лично уничтожить комплекс ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния.

– Ну, Стэнли был в Г-2 и никогда не питал сильных чувств к этой конторе. А что случилось?

– Два блицкригера, которых полковник переправил в Вашингтон при полной секретности, найдены мертвыми в комплексе ЦРУ, их убили выстрелами в голову.

– Черт возьми! В комплексе ЦРУ?

– Как сказал Уэсли: «Где ты, Джеймс Джезус Энглтон, когда ты мог бы сделать добро?» Они каждому служащему в этом доме в Вирджинии показывают фото всех до единого сотрудников администрации ЦРУ.

– Это ничего не даст. Я же временно блондин в очках, так что подход неверен. Скажите, пусть ищут на нижнем и среднем уровнях – того, кто когда-то подвизался на подмостках в колледже или в своем округе.

– Еще одного Эймса?

– Но не Жан-Пьера Виллье. Зануду с большой головой и еще большими гонорарами. Того, кто мог иметь доступ к секретным данным.

– Это вы скажете Уэсли, у меня своих дел по горло. Через полчаса прилетает посол Кортленд, и мне надо следить, чтоб его жену не убили.

– В чем проблема? Она же в бронированном посольском лимузине.

– Как и вы были недавно. Au revoir.[133] – Голос в трубке смолк.

– Что случилось? – спросила Карин.

– Двух нацистов, которых Стэнли отослал в округ Колумбия, убили в убежище – в убежище, черт побери!

– Ты же говорил вчера вечером, – тихо сказала де Фрис. – Они повсюду, а мы их не видим… Почему люди идут на это? На убийство, предательство – безумие какое-то. Почему?

– Специалисты говорят, есть три типа мотивации. Первое – деньги, много денег, запредельные для них суммы. И в этой группе игроки, любители роскоши и те, кто обожает пускать пыль в глаза. Есть еще фанатики, приверженцы идеи, скажем, господствующей расы, которая позволяет им чувствовать превосходство, поскольку идея абсолютна и ставит всех других ниже. А третьих, как ни странно, аналитики считают самыми опасными. Это недовольные, которые убеждены, что система их обманула, не воздала по заслугам.

– Почему же они самые опасные?

– Они становятся придатком своего рабочего стола, за которым сидят годами, выполняя обычно не слишком важную работу лишь в той мере, чтоб их не уволили.

– Но если они не слишком важны, почему тогда опасны?

– Потому что скрупулезно изучают ту самую систему, которую презирают. Где тайны, как получить к ним доступ или даже как перехватить их по пути из одного отдела в другой. Понимаешь, никто на этих тихонь внимания не обращает, они просто существуют, читают скучные бюрократические доклады или исследуют материалы, где секретность на уровне телефонного справочника. Если б они с таким же прилежанием взялись за свою работу, как за анализ системы, некоторые могли бы продвинуться по служебной лестнице законно, но таких мало. По мнению психологов, они, как правило, ленивы, подобно студентам, предпочитающим идти на экзамен со шпаргалкой, а не готовиться к нему.

– «С прилежанием»? Ты начинаешь говорить как Гарри.

– Не веришь, что я знаю длинные слова?

– Никогда не сомневалась. Того и гляди, начнешь цитировать «Divina Commedia»[134] Данте.

– Это тот парень из пиццерии в Бруклине, правильно?

– Ты просто прелесть.

В дверь номера постучали.

– Кто еще там? – проворчал Лэтем, направляясь к двери. – Да, в чем дело?

– Второе бюро, – раздался голос мсье Фрака.

– Да, конечно.

Дру открыл дверь и вдруг увидел дуло пистолета. Он взмахнул рукой, одновременно выбросив правую ногу вперед и ударив агента в пах. Тот рухнул на пол в коридоре, Дру бросился на него и стал вырывать пистолет, когда к нему с криком подбежал мсье Фрик.

– Остановитесь, мсье! Остановитесь, пожалуйста! Это только тренировка!

– Что? – завопил Лэтем, готовый ударить пистолетом своего несостоявшегося убийцу, который корчился от боли, держась за пах.