– И вы можете это доказать?

– Идемте, я покажу вам.

Мужчины встали, и Крёгер нажал красную кнопку справа от тяжелой стальной двери. Тотчас появилась медсестра с операционной маской в руке.

– Грета, это знаменитый доктор Ханс Траупман.

– Большая честь снова видеть вас, доктор. Вот ваша маска, – сказала медсестра.

– О, я, конечно же, знаю вас! – воскликнул Траупман. – Вы – Грета Фриш, одна из лучших операционных сестер, с какими мне приходилось работать. Милая, мне сказали, что вы оставили работу, но вы так молоды: я не только огорчился, а просто не поверил.

– Я вышла замуж за этого господина, герр доктор. – Она кивнула на улыбающегося Крёгера.

– Я сомневался, что вы помните ее, Ханс.

– Как же я мог забыть ее? Да разве забывают сестру, которая предвосхищает все ваши желания! По правде говоря, Герхард, теперь я еще больше доверяю вам… Но к чему маска, Грета? Мы же не собираемся оперировать.

– На этот вопрос вам ответит мой муж, майн герр. Я в этом не разбираюсь, сколько бы он ни объяснял.

– Это из-за РОМа, Ханс, из-за Памяти только для чтения. Мы не хотим, чтобы этот пациент запомнил слишком много характерных лиц, а у вас именно такое лицо.

– Это выше и моего понимания, сестра Фриш. Ладно, пошли.

Все трое вышли в широкий длинный светло-зеленый коридор с большими квадратными окнами, за которыми были видны уютно обставленные комнаты. В каждой стояла кровать, письменный стол, диван, а также телевизор и радиоприемник. За окнами во внешней стене виднелись луга с высокой травой и весенними цветами.

– Более приятных комнат для пациентов, – заметил Траупман, – я, пожалуй, не видел.

– Радио и телевизор, разумеется, запрограммированы, – сказал Герхард. – Передачи самые невинные, только вечером радио сообщает информацию индивидуально для каждого пациента.

– Скажите же, что мне предстоит увидеть, – попросил нейрохирург.

– Внешне вполне нормального человека Гарри Лэтема, который по-прежнему считает, что одурачил нас. Он отзывается на свое конспиративное имя Александр Лесситер и чрезвычайно благодарен нам.

– За что? – удивился Траупман. – Почему он чувствует к вам благодарность?

– Потому что считает, будто попал в аварию и чудом выжил. Мы взяли одну из наших больших горных машин и весьма убедительно инсценировали аварию – перевернули грузовик, подсунули под него Лэтема и окружили все огневыми вспышками… Вот тут я разрешил использовать наркотические средства и гипноз, чтобы немедленно стереть из его памяти первые минуты пребывания в нашей долине.

– А вы уверены, что они стерты?

Траупман остановился и вперил взгляд в Крёгера.

– Совершенно уверен. Травма, вызванная «аварией», страшные картины происшедшего, а также болевые ощущения, которые мы у него вызвали, блокировали все воспоминания о приезде. Конечно, на всякий случай мы снова прибегли к гипнозу. Он помнит только крики, острую боль и огонь, из которого мы его вытащили.

– Психологически все это должно сработать, – кивнул нейрохирург. – А что же фактор времени? Как вы это ему объяснили?

– Проще простого. Придя в себя, Лэтем обнаружил, что у него забинтована голова. Воздействуя на него легким успокоительным, ему внушали, что он был тяжело ранен, долго находился в коматозном состоянии и за это время перенес три операции. Лэтему сказали, что, не будь его организм таким сильным, я бы не смог его вытащить.

– Отлично сказано. Не сомневаюсь, что он вам очень признателен… А Лэтем знает, где находится?

– О да, этого мы от него не скрываем.

– А как же вы решаетесь его куда-то послать? Ведь он же расскажет, где расположена долина! Они пришлют сюда самолеты, и вас сотрут с лица земли.

– Это не имеет значения: фон Шнабе несомненно скажет вам, что мы перестаем существовать.

– Прошу вас, Герхард, не говорите загадками. Я с места не двинусь, пока вы мне все не объясните.

– Позже, Ханс. Взгляните на нашего пациента, потом все поймете.

– Дорогая Грета, – повернулся Траупман к медсестре, – неужели ваш муж – все тот же здравомыслящий человек, которого я знал?

– Да, доктор. Я знаю то, чего вы сейчас не понимаете. Впоследствии он вам все разъяснит. Это блестяще придумано, майн герр, поверьте.

– Но сначала посмотрите на нашего пациента – вы увидите его через окно, следующая дверь направо. Помните: его зовут Лесситер, а не Лэтем.

– Что мне ему сказать?

– Что хотите. Поздравьте его с выздоровлением. Пойдемте же.

– Я подожду у стола дежурной, – сказала Грета Крёгеру.

Врачи вошли в комнату Гарри Лэтема. Он стоял у большого наружного окна в рубашке и серых фланелевых брюках. Голова его была забинтована.

– Привет, Герхард, – обернувшись, сказал он с улыбкой. – Чудесный день, правда?

– Вы уже гуляли, Алекс?

– Нет еще. Дельца можно покалечить, но его нельзя заставить забыть о делах. Я тут кое-что прикидывал и пришел к выводу, что в Китае нынче легко составить состояние. Мне не терпится скорее туда улететь.

– Разрешите представить вам доктора… Шмидта из Берлина.

– Рад познакомиться, доктор. – Лэтем подошел к ним и протянул руку. – Кроме того, рад видеть еще одного врача в этом поразительном госпитале, а вдруг Герхардт что-то сделает со мной не так.

– Как я понимаю, до сих пор этого не произошло, – возразил Траупман. – Правда, я слышал, что вы отличный пациент.

– А как же иначе.

– Простите, что я в маске, герр… Лесситер. У меня легкая простуда, а Герхард – зануда, как говорят американцы.

– Я могу сказать это и по-немецки, если хотите.

– Вообще-то я предпочитаю попрактиковаться в английском. Поздравляю с выздоровлением.

– Все это заслуга доктора Крёгера.

– Как медику, мне интересно кое-что для себя прояснить. К примеру, если это не слишком трудно, что вы помните о том, как попали в нашу долину?

– О… – Лэтем-Лесситер вдруг умолк, глядя на них остекленевшими глазами. – Вы хотите знать про аварию… О господи, это было ужасно. Сначала – расплывчатое пятно, потом крики, истерические крики. Потом я понял, что зажат бортом грузовика и что-то тяжелое, металлическое давит мне на голову – такой боли я в жизни не испытывал. Вокруг были люди – они пытались вытащить меня. Наконец им это удалось, и они поволокли меня по траве, я начал кричать, потому что увидел огонь и почувствовал исходивший от него жар – мне казалось, что у меня обожжено все лицо. Тут я потерял сознание, и, как выяснилось, чертовски надолго.

– Какой ужас вам пришлось пережить! Но сейчас вы на пути к полному выздоровлению, герр Лесситер, а это главное.

– Если в новой Германии вы найдете для Герхарда особняк, я заплачу за него. – Теперь глаза Лэтема вновь стали совершенно ясными.

– Вы достаточно сделали для нас, Алекс, – сказал Крёгер и, повернувшись к Траупману, добавил: – Доктор Шмидт хотел лишь поздороваться с нашим щедрым благодетелем и удостовериться, что я сделал все так, как он меня учил… Погуляйте, когда захочется, как только покончите с расчетами и выясните, сколько еще миллионов сумеете выжать из Азии.

– Это совсем не так трудно, поверьте. Дальний Восток не просто любит деньги, он им поклоняется. Когда, Герхард, вы разрешите мне покинуть вас, Братство станет еще богаче.

– Мы, тевтонцы, будем всегда молиться за вас, Алекс.

– Обойдемся и без молитв, лишь бы создать «четвертый рейх».

– Создадим.

– Всего хорошего, герр Лесситер.

Траупман и Крёгер прошли по коридору в белоснежный приемный покой.

– Вы были правы, – сказал берлинец, садясь. – Это потрясающе!

– Значит, вы одобряете?

– А как же иначе? И эта пауза, и эти затуманившиеся глаза. Великолепно! Вы совершили чудо!

– Запомните, Ханс, я не хочу обманывать вас: это несовершенно. При стабильных условиях я могу гарантировать такое состояние только на пять-восемь дней.

– Но вы говорите, Лондон, Париж и Вашингтон утверждают, что этого достаточно, так?

– Да.

– А теперь расскажите мне, почему долина перестанет существовать. Меня это потрясло. В чем дело?