Утро только-только переходило в день, народу на улицах становилось все больше, но пьяных почти нет. Вздохнув с облегчением, И позволила Кастилосу окунуть себя в водоворот. За каких-нибудь два часа она до тошноты укаталась на карусели, ловя на себе удивленные взгляды детей и строгие - взрослых; перепачкалась сладкой ватой с ног до головы и в панике умоляла Кастилоса достать воды; разинув рот, посмотрела кукольное представление в деревянном ящике (гомон стоял страшный, разобрать, что говорит кукольник разными голосами не получалось, но когда все смеялись, И смеялась тоже); вскарабкалась на высоченный столб за плюшевым медвежонком, которого тут же подарила плачущей девочке; гладила и кормила морковкой маленькую лохматую лошадку пони.

- Почему в Кармаигсе всего этого нет? - воскликнула уставшая, но счастливая принцесса, усевшись на край огромной цветочной клумбы.

Кастилос протянул ей невесть где раздобытую вазочку с чем-то белым и холодным. Сам уселся рядом.

- А много ты так гуляла по Кармаигсу?

Задумалась, подцепила ложечкой кусочек непонятной штуковины, похожей на снег.

- Нравится? - улыбнулся Кастилос, глядя на лицо принцессы. - Это мороженое. Ешь потихоньку, а то горло заболит.

Он придвинулся ближе, их плечи соприкоснулись, но Ирабиль не обратила внимания, увлеченная мороженым.

- В Кармаигсе был театр, - говорил Кастилос. - Ну и еще кое-что, по мелочи. Видишь ли, любое начинание утверждает граф, а графом Кармаигса был Эрлот. Его отношение к людям тебе хорошо известно.

- А театр?

- Везение. Один из тех, кто его придумал, знал Чевбета, и попросил его об услуге. Чевбет обратился к Освику, Освик - к королю. Все решили в обход Эрлота.

- Освик был добрым, - вздохнула Ирабиль.

- Освик был разным. Кстати, помнишь нашу первую встречу? Я тогда еще был человеком.

Удивленный взгляд принцессы заменил ответ.

- Вы с Аммитом приехали в гости к Освику. Я подал тебе чай, а ты уронила пирожное на платье и разревелась.

- Пирожное помню, - хмурясь, сказала Ирабиль. - Тебя - нет. Я вообще никогда не видела у Освика слуг.

- На самом деле ты и не должна была меня видеть, - сказал Кастилос. - Мы все там в совершенстве изучили искусство незаметного существования. Освик любил людей, которых выдумал сам - сильных и гордых, но угнетенных. Настоящих же предпочитал не замечать вовсе. Они его раздражали.

Мимо прошла высокая девушка в туфлях на высоком каблуке. Состроила глазки Кастилосу, метнула презрительный взгляд на его рыжую спутницу, которая как раз испачкала кончик носа мороженым. Платье девушки очень напоминало то, что осталось в гостинице. Теперь, оглядываясь, И заметила, что все девушки ее возраста одеваются примерно так. Сама же она, должно быть, больше напоминала мальчишку в своих брюках и блузке. Отсюда и презрение.

Так решил разум, но в груди проснулось какое-то желчное, злое чувство. Не успев обдумать, И придвинулась еще ближе к спутнику и храбро встречала все взгляды.

- Скажи, - послышался тихий, нерешительный голос Кастилоса. - А если бы не Левмир, ты вышла бы за меня замуж?

Вазочка разлетелась, упав на булыжную мостовую. Остатки мороженого белыми пятнами усеяли сапоги принцессы, но она этого даже не заметила. Попавшись в ловушку взгляда Кастилоса, она уже не могла отвернуться.

- Повторю вопрос. - Он улыбнулся, достал из кармана платок и встал на одно колено перед принцессой. - Я ведь вижу, как тебе хорошо со мной. Иногда мы боимся своих настоящих чувств, стараемся не замечать их. Но они от этого становятся лишь сильнее, сжигают изнутри. Так что? Согласилась бы?

- Н-н-не знаю, - пролепетала И, глядя широко раскрытыми глазами, как Кастилос осторожно протирает ее сапоги. Его взгляд не отпускал, вкрадчивый голос, взывая к остаткам яда в крови, кружил голову:

- Беспокоишься о Левмире? Он взрослый парень, поймет, примет твой выбор. К тому же, у него есть Айри.

Принцесса соскочила с клумбы. Айри, опять эта Айри! Минувшей ночью она снова видела ее во сне, и в этот раз видение оказалось еще ужаснее.

- Перестань! - хотела закричать, но взмолилась. - Зачем ты так?

- Я просто делаю то, что считаю нужным в данный момент, - пожал плечами Кастилос, пряча платок в карман. - Когда-нибудь ты поймешь, что я к тебе испытываю. Тогда твой взгляд станет другим. Идем в гостиницу, тебе нужно отдохнуть.

- Я не устала.

- О, хочешь еще погулять?

- Нет! - Ирабиль схватилась за голову. - Нет, пойдем в гостиницу, я... посплю.

Ирабиль брела впереди, а следом, заложив руки за спину, вышагивал Кастилос. Обернувшись однажды, И заметила, что он улыбается.

Восток

На тусклые карандашные линии ложится блестящая тушь. Левмир сам не заметил, как остановил сердце, обводя знакомые до слез линии. Чтобы не дрогнула рука, чтобы не упало случайное дыхание... Разум понимал, как это важно, и сказал сердцу замереть.

Быстрые, уверенные движения. Нажим сильнее - линия толще. Едва касаясь - глаза, волосы. Наконец, последний штрих - готово. Левмир отстранился, разглядывая портрет. Безукоризненный, лучший из всего, что он когда-либо рисовал. Даже губы принцессы алеют, пропитанные его кровью.

Застучало сердце, и тут же боль пронзила его. Левмир выпустил из дрожащих пальцев листок, и тот, качнувшись в воздухе, упал на стол.

- Я ничего не чувствую, - прошептал Левмир, пряча лицо в ладонях. - Как это могло получиться? Почему?

Он и не представлял, что можно испытывать такое. И не смог бы объяснить, спроси кто. Когда чувство ушло из сердца, почему разум цепляется за него с такой страстью?!

"На то она и страсть, - прошептал кто-то у него в голове. - Ты вампир, благодари за это Реку. Ты не сдашься без битвы. Не отступишь, пока кровь не смоет всех преград".

Слева на столе - карандашный набросок лица Айри. Беглый и где-то даже небрежный. Но глаза не видят серых линий, они видят блеск черных глаз, улыбку или возмущенную гримаску. Или печаль. Княжна всегда будто немного печальна.

Звук шагов заставил Левмира отвести взгляд. Уставился на дверь, моля сердце успокоиться. Но чем ближе шаги, тем отчаяннее колотится в груди...

Дверь открылась и тут же захлопнулась, впустив в покои серый ураганчик, оказавшийся Рикеси. Левмир перевел дух.

- Чего тебе? - Не хотел так грубо, само вырвалось, но служанка и не подумала обидеться.

- Прячусь, - сообщила она. - Госпожа Айри удалилась гулять в расстроенных чувствах, а меня с собой не взяла, и дверь в свои покои закрыла. А меня, если поймают, отдадут Преосвященству, чтобы в жертву принести! А я... Я, господин Левмир, не хочу в жертву. Можно я у вас посижу тихо-тихо? А как госпожа Айри вернется - сразу убегу?

- Сиди, - улыбнулся ей Левмир.

Рикеси ему нравилась. Напоминала деревенских девчонок - простая и понятная, вся душа нараспашку.

Он попытался собрать листы, но портрет принцессы Ирабиль выскользнул из пальцев и, подхваченный ветерком из открытой двери лоджии, полетел к усевшейся на кровати служанке. Рикеси сноровисто подхватила его.

- Ух ты! - восхищенно выдохнула она. - Это сестричка ваша? Какая красавица...

- Если бы, - вырвалось у Левмира, и он до крови прикусил губу за эти слова.

Рикеси посмотрела на него исподлобья. На портрет, на Левмира. Нахмурилась.

- Так это - ваша возлюбленная, господин Левмир? Но... Она ведь совсем маленькая!

Он возмущения в глазах служанки Левмиру сделалось не по себе, но тут же вспыхнувшая мысль заслонила собой все.

- Ну да! - воскликнул он, вскочив со стула. - Конечно! Я ведь только такой ее и помню!

Он подбежал к Рикеси, отобрал портрет, вернулся к столу. Пусть ненамного, но полегчало. Может, в этом и секрет? Он запомнил тринадцатилетнюю девчонку, а шестнадцатилетнюю девушку... Шестнадцатилетнюю девушку узнал другую.

- Мне срочно нужно отсюда убираться, пробормотал Левмир, пряча портреты во внутренний карман кафтана.