В отделе оккультной геральдики меня принудили заполнить анкету из ста одиннадцати пунктов. В числе вопросов были такие: «Причина и обстоятельства Вашей смерти», «Имеете ли родственников за пределами сознания?» и «Чьей реинкарнабулой являетесь в настощий момент?» С первыми двумя из этих вопросов я справился довольно легко, а над третьим задумался и решил вписать Аруджа Барбароссу, чем вызвал определенный ажиотаж у тружеников астрала.
Герб мне начертали в полчаса. Он был красив: черный с серебром. Косой андреевский крест пересекал щит. Горностай был в верхнем — серебряном — квадранте, грифон — в нижнем черном. В правом черном располагалась четырехконечная серебряная звезда, а в левом серебряном — шестиконечная черная. Короче, был мой герб эклектичен и нелеп, как «Лес» Островского в постановке Мейерхольда.
— Здесь еще недостает портрета фюрера с девочкой Мамлакат на руках, — сказал я.
Зеботтендорф захохотал.
Отдел Луны был самый большой и самый красивый. По крайней мере, там был хоть и небольшой, но настоящий музей пилота люфтваффе Курта Келлера. Под стеклянной витриной лежал его диплом об окончании гимназии в городе Вютцдорфе, значок «гитлерюгенда», медальон с портретом угрюмой девушки и завязаная узелком прядь волос, увеличенная семейная фотография, велосипед и гитара: Девушка-экскурсовод — та самая, с медальона — поведала ритмической прозой о том, как ее жених был послан фюрером с высокой миссией: водрузить знамя Рейха на северном полюсе Луны. На сконструированном им аппарате Курт Келлер опроверг измышления неарийской физики, подал условленный сигнал фальшфайером из окрестностей Луны и по коротковолновой рации сообщил, что борется с сильным боковым космическим ветром. Через несколько дней по радио донеслась суровая музыка «Хорста Весселя» (Курт взял с собой патефон и несколько любимых пластинок) и прерывающийся голос пилота: «Мой фюрер, вашим именем!.. территория Рейха!.. отныне и на тысячу лет!.. водружен!.. прощайте, умираю с именем!..» В честь этой победы мастер Хагель, ученик великого Фаберже, изготовил серебряный кубок с эмалевыми медальонами, из которого наш обожаемый фюрер пьет по утрам карлсбадскую воду…
Когда мы покинули музей, я вопросительно посмотрел на барона. Он несколько смутился и стал рассказывать…
— Видите ли, Николас: Когда мы навели справки, оказалось, что все Курты Келлеры, когда-либо поднимавшиеся в небо, либо живы и здоровы, либо геройски погибли на фронтах. Диплом гимназии с таким номером никому не выдавался. И так далее: Однако убежденность юнгфрау Хильды оказалась настолько велика, что передалась даже фюреру — а ведь он особенно тонко чувствует границу между грубой истиной фактов и подлиной истиной духа.
— Это все хорошо, — сказал я. — Но вот водружен ли флаг?
— Ах, Николас, — сокрушенно вздохнул Зеботтендорф. — Никогда славянам не достичь высот индогерманского духа: Вот в град Китеж вы верите?
— Понял, — сказал я. — Вопросов нет. А почему такое грандиозное достижение замалчивается?
— Неужели вы не понимаете?
— Нет.
— Но ведь Луна — владычица приливов. Покуда на ней развевается германский флаг, никакие боевые действия со стороны моря против Германии невозможны.
Да что там! Мы уже владычествуем на морях! Где английский флот?
Отсиживается в гаванях. Где американский флот? Мы его и не видим. Где, извините, ваш флот, Николас? Измеряет собой глубины внутренних морей, а матросы осваивают штыковой бой. Вот что значит владеть Луной…
— И вы боитесь, что, скажем, англичане…
Он внимательно посмотрел на меня и медленно кивнул.
Я подумал, а не напугать ли его еще больше рассказом о ракетном полете зэка— инженера из шарашки «СКБ-6-бис» Иосифа Ушеровича Блюма — и решил, что пока не стоит.
В Тибетский отдел нас не пустили. Барон бушевал, объяснял вышедшему нам навстречу монаху, кто мы — и кто перед нами монах, настоятель монастыря и сам панчен-лама, но монах вежливо кланялся и на хорошем немецком повторял: «Ферботен, ферботен, ферботен:»
— Даже фюрера иногда не пускают, — возбужденно похвастался барон, когда мы поднимались на следующий этаж. — Знают, паршивцы, что от них все зависит…
— Слушайте, барон, а вот такой вопрос вы не сочтете бестактным: что ваша армия так вцепилась в Сталинград? Или это магия имени действует?
— Ну, Николас, кому, как не вам, знать это, — усмехнулся барон.
— Неужели хотите раскопать Мамаев курган?
— А почему бы нет? — вопросом на вопрос ответил барон.
— Странная логика. Ведь кто такой, в сущности, Мамай? Побитый мятежник, самозванец без роду без племени…
— Это будет наш маленький сюрприз, — сказал барон. — Хотя вообще-то не такой уж маленький. А вот, пожалуйста: отдел Зигфридова меча…
— Меча еще нет, а отдел уже есть?
— Упредить — победить, — так, кажется, выражался ваш Кутузов?
— Кутузов — и упредить? Весьма сомнительно. Кутузов поражал своих врагов полнейшим бездействием. Как Фабий Кунктатор. Слова же сии принадлежат то ли Александру Македонскому, то ли графу Суворову. То ли Сунь Цзы. Хотя нет: тот говорил: удивить — победить.
— Так я вас удивил? — поинтересовался барон.
— Скорее — озадачили. Чего только не придумают люди, чтобы не попасть на Восточный фронт…
Кажется, он обиделся.
Отдел Зигфридова меча изучал его предполагаемые свойства. Воображаемый Нотунг помещали в магнитные поля, травили кислотами и поражали сильнейшими электрическими разрядами, подвергали действию рентгеновских и радиевых лучей, испытывали на изгиб, разрыв и сжатие, совершенствовали способы заточки, осваивали боевые приемы (это было непросто, поскольку одному человеку поднять меч Зигфрида было не по силам); здесь же просчитывались способы полевого применения меча в армейских и фронтовых операциях.
Все это было чрезвычайно интересно и живо.
Гораздо более угрюмые люди населяли отдел астральной разведки и астрологии. Я не очень хорошо понимал, как астрология сопрягается с Полой Землей и Вечным Льдом, но здесь это, похоже, никого не занимало.
Зеботтендорф жарко зашептал мне на ухо, что астрологи и астралоиспытатели сейчас вплотную приблизились к разрешению задачи окончательного покорения Луны и, возможно, именно вот в эти минуты готовы дать ответ, какие же условия и сроки надлежит соблюсти…
— Группенфюрер! — начальник отдела, седобородый и лысый мудрец неопределенного возраста, облаченный в темно-синюю тогу без знаков различия, вышел вперед. — Задание партии исполнено, и мы готовы представить фюреру подробнейший доклад. Но прежде разрешите ознакомить вас с выкладками, они крайне интересны.
— Давайте, — барон щелкнул пальцами.
— Должен сказать, что интерпретация полученных фактов…
— Давайте, давайте, — поторопил барон. — С интерпретацией дирекция разберется сама.
Мудрец набрал побольше воздуха и начал…
— Покорение Луны произойдет тогда, когда Вернер фон Браун поможет Аполлону оседлать Сатурна в стране цветов. В море пламени вознесен и повержен будет Сатурн, и части тела его упадут в океаны. Борман будет парить вокруг Луны…
— Борман? — поднял брови Зеботтендорф.
— Так, группенфюрер, сказали звезды.
— Н-ну: Хотя все логично. Кому и лететь на Луну, как не заместителю фюрера.
Борман: Да, все сходится. Продолжайте.
— Коготь сильной руки вонзится в лунные скалы, и вонзит его человек, на спине орла опустившийся к подножию лунных гор. Басовито звучащий старый гонг будет за его спиной…
— Что-что? Какой еще гонг?
— Старый гонг. Басовито звучащий. Из протектората Богемия. Так сказали звезды.
Зеботтендорф озадаченно почесал костяшки пальцев.
— М-да. В таком виде представлять доклад фюреру будет весьма опрометчиво.
— Вы не поняли меня, группенфюрер! Сам доклад занимает двадцать две страницы, и выкладки…
— Я все понял, советник. Моя вам рекомендация следующая: провести еще один астральный поиск и выяснить по пунктам: точную дату события, имя человека с сильной рукой, породу орла; что за страна цветов; аргументировать необходимость гонга; если он действительно необходим, то как выглядит и где его искать. Точка.
