Архитектор жил для того, чтобы убивать. Это было его единственной профессией, в этом деле он обладал непревзойденным мастерством. Сейчас он должен убить хотя бы для того, чтобы доказать, что сам еще жив.
– Кто вы такие? – высоким, хриплым голосом спросил Штрассер.
Бен поглядел на растянувшуюся на полу самозваную медсестру в залитой кровью белой униформе, на лежавшего поодаль убийцу, который чуть не прикончил их обоих, на своих таинственных защитников, нанятых отцом, – оба теперь лежали неподалеку друг от друга на вымощенном керамическими плитками полу патио.[116]
– Герр Штрассер, – заговорила Анна, – здесь в любой момент может появиться полиция. У нас очень мало времени.
Бен понял, о чем она говорит: аргентинской полиции нельзя доверять, и они обязательно должны уйти до ее прибытия.
У них очень мало времени для того, чтобы узнать у старого немца то, что их так интересовало.
Лицо Штрассера было настолько изрыто бесчисленными глубокими пересекающимися морщинами, что казалось полосатым. Такими же морщинистыми были и губы странного темно-каштанового цвета; он скривил их в гримасе и вытянул трубочкой так, что они походили на две пересушенные черносливины. Темные глаза по сторонам испещренного прожилками носа с широкими ноздрями походили на изюминки в булке.
– Моя фамилия не Штрассер, – заявил он, с трудом поднимаясь на ноги. – Вы ошиблись.
– Нам известны и ваше настоящее имя, и ваш псевдоним, – нетерпеливо прервала его Анна. – Прежде всего скажите мне – это ваша постоянная медсестра?
– Нет. Моя постоянная медсестра на этой неделе заболела. У меня анемия, и мне требуются ежедневные уколы.
– Где вы находились последние месяц или два?
Штрассер тяжело переступил с ноги на ногу.
– Мне нужно сесть, – прохрипел он и, не дожидаясь ответа, медленно, шаркая ногами, побрел по прихожей.
Они проследовали за ним в большую, красиво убранную комнату, стены которой были заставлены полками. Это была библиотека со стенами и шкафами, изготовленными из отполированного до яркого блеска красного дерева, расположенная в двухэтажном атриуме.[117]
– Вы живете инкогнито, – сказала Анна, – потому что вы военный преступник.
– Я вовсе не военный преступник! – прошипел Штрассер. – Я невинен, как новорожденный младенец.
Анна улыбнулась.
– Если вы не военный преступник, – ответила она, – то почему же вы скрываетесь?
Старик замялся, но только на одно мгновение.
– Теперь стало хорошим тоном высылать из страны бывших нацистов. Да, я был членом национал-социалистической партии. Аргентина подписала соглашения с Израилем, Германией и США – ее правители хотят изменить образ своей страны в глазах партнеров. Теперь их волнует лишь то, что о них подумают в Америке. Они выслали бы меня только для того, чтобы американский президент одобрительно улыбнулся. К тому же, может быть, вы знаете, что здесь, в Буэнос-Айресе, выслеживание нацистов превратилось в бизнес! Для некоторых журналистов это сделалось основной работой, обеспечивающей неплохую жизнь! Но я никогда не был верноподданным последователем Гитлера. Гитлер был неизлечимым сумасшедшим – это стало ясно еще в самом начале войны. Он неизбежно уничтожил бы нас всех. Такие люди, как я, знали, что нужно искать другие пути выхода из сложившейся ситуации. Мои друзья пытались убить этого человека, прежде чем он сможет причинить непоправимый ущерб нашим индустриальным мощностям. И наши расчеты оказались верны. К концу войны на долю Америки приходилось три четверти мирового инвестиционного капитала и две трети промышленного потенциала. – Он сделал паузу и улыбнулся. – Этот человек просто не годился для бизнеса.
– Если вы выступали против Гитлера, то почему же Kameradenwerk до сих пор так старательно защищает вас? – поинтересовался Бен.
– Неграмотные головорезы, – пренебрежительно усмехнулся Штрассер. – Они не имеют никакого представления о действительности, точно так же, как те безмозглые мстители, с которыми они так старательно борются.
– Почему вы уехали из города? – прервала его Анна.
– Я жил в Патагонии, на estancia[118], принадлежащем родственникам моей жены. Моей покойной жены. В провинции Рио-Негро, у подножия Анд. Это ранчо, где разводят коров и овец, – но очень роскошное ранчо.
– Вы регулярно ездите туда?
– Я был там в первый раз. Моя жена умерла в прошлом году, и… и почему вы спрашиваете обо всем этом?
– Так вот почему им не удалось найти и убить вас, – вместо ответа сказала Анна.
– Убить меня… Но кто так хочет меня убить?
Бен взглянул на Анну, молча предложив ей продолжать.
– Компания, – ответила она.
– Компания?
– «Сигма».
Она блефовала – Бен хорошо это понимал, – но делала это чрезвычайно убедительно. В его памяти снова всплыли слова Шардана: «Запад и значительная часть прочего мира должны были откликнуться на благое попечение и охотно проглотить те сказки, которыми мы прикрывали свою деятельность».
Теперь Штрассер ненадолго задумался.
– Новое руководство. Да, так оно и есть. Ну да, конечно. – Его глазки-изюминки сверкнули.
– Что представляет собой «новое руководство»? – спросил Бен.
– Да, конечно, – повторил Штрассер, как будто не слышал вопроса. – Они боятся, что я слишком много знаю.
– Кто?! — крикнул Бен.
Штрассер взглянул на него, как будто его поразил этот окрик.
– Я помог им все это создать. Элфорду Киттреджу, Зайберту, Олдриджу, Холлерану, Коноверу – всем этим коронованным предводителям корпоративных империй. Они презирали меня, но не могли без меня обойтись, ведь так? Им были необходимы мои контакты на высоком уровне немецкого правительства. Если бы предприятие не стало по-настоящему многонациональным, у него не было бы никаких шансов добиться крупных успехов. Я пользовался доверием людей, находившихся на самом верху. Они знали, что я сделал для них такие вещи, которые навсегда вывели меня из круга обычной людской мелочи. Они знали, что я пожертвовал собой ради них. Я был посредником, которому доверяли все стороны. А теперь это доверие предали, оно разорвано ради какого-то бессмысленного фарса. Теперь стало окончательно ясно, что они использовали меня в своих собственных целях.
– Вы упомянули новых лидеров – Юрген Ленц один из них? – настойчивым тоном спросила Анна. – Сын Ленца.
– Я никогда не встречался с Юргеном Ленцем. Я даже не знал, что у Ленца был сын, хотя, впрочем, у меня не было с ним достаточно близких отношений.
– Но ведь вы оба были учеными, – заметил Бен. – Ведь это вы изобрели «циклон-Б», не так ли?
– Я входил в команду, которая разработала «циклон-Б», – поправил старик. Он одернул свой потертый голубой купальный халат и оправил его вокруг шеи. – Теперь все, кому не лень, нападают на меня за то, что я участвовал в этой работе, но никто не желает учесть, насколько изящным был этот газ.
– Изящным? – переспросил Бен. Секунду или две он думал, что ослышался. Изящный газ. Этот человек был ему отвратителен.
– До появления «циклона-Б» солдатам приходилось расстреливать всех заключенных, – пояснил Штрассер. – Это было ужасно кровавое занятие. А с газом все делалось чисто, просто и изящно. И к тому же, учтите, что когда евреев стали обрабатывать газом, это в известной степени пошло им на пользу.
– Пошло на пользу? – эхом отозвался Бен. Его начало подташнивать.
– Да! В этих лагерях возникало так много различных смертельных заболеваний, что им пришлось бы страдать намного дольше и намного сильнее. Использование газа было самым гуманным вариантом.
«Гуманным! Я вижу перед собой воплощенное зло, – говорил себе Бен. – Это старик в купальном халате с ханжески кротким выражением на лице».
