– Но вы же должны были увидеть здесь кучу всяких важных шишек. Я смотрел список приглашенных.

– Понимаете, в чем штука – они могут быть где угодно, но только не здесь. Может быть, им так же наплевать на эту программу, как и всем остальным. Скорее всего, все они решили быстренько отметиться здесь и отправиться кататься на лыжах. Все, кого мне удалось увидеть хотя бы краем глаза, проходят по списку «Б». Наш фотограф запил, и у него есть для этого все основания. Мне, кстати, кажется, что он поступает совершенно правильно. Я тоже почти созрел для того, чтобы отправиться за угол и опрокинуть пинту-другую. Меня удерживает только то, что в этой стране подают слишком уж холодное пиво. Когда-нибудь обращали на это внимание? Да, к тому же пиво у них больше похоже на мочу.

«Что же получается? Самых важных гостей здесь нет? Неужели это значило, что тайное собрание „Сигмы“ проходит где-то в другом месте?» Бен почувствовал резкую боль в желудке. Неужели он ошибся? Но ведь и Штрассер мог ошибаться. А может быть, они с Анной допустили ошибку при анализе известных им фактов.

– И что, никто даже не догадывается, в какую дыру могли залезть все эти клопы? – осведомился Бен, старательно придерживаясь игривого тона.

Кокни громко фыркнул.

– Проклятый ад. Знаете, на что это похоже? На один из этих ночных клубов для извращенцев, где мало-мальски известные люди прячутся в особых комнатах, а всякая шелупонь гужуется в общем загоне, в котором пол застлан соломой. – Он порылся в карманах и извлек измятую, почти пустую пачку «Силк катс». – Проклятый ад.

Бен судорожно пытался сообразить, что происходит. Совершенно ясно, что Юрген Ленц вызывал журналистов именно сюда. Также ясно, что настоящие события совершаются вовсе не на конференции. Ответ, без сомнения, следовало искать в действиях «Фонда Ленца». И здесь окольный путь, скорее всего, дал бы самые быстрые результаты. Вернувшись в гостиницу, он взял свой сотовый телефон и принялся набирать номера, то и дело поглядывая одним глазом на часы. Он хотел получить как можно больше информации, прежде чем они с Анной вечером начнут делиться впечатлениями.

– Австрийский онкологический фонд.

– Будьте добры, соедините меня с администратором, отвечающим за сбор средств, – сказал Бен. В трубке послышался щелчок, потом он несколько секунд слушал музыку – естественно, «Сказки Венского леса», – после чего ему ответил другой женский голос:

– Шиммель.

– Фрау Шиммель, меня зовут Рон Адамс, я американский журналист, и в Вене я работаю над очерком об Юргене Ленце для журнала «Филантропия в Америке».

Голос администратора из настороженного сразу же сделался приветливым.

– Да, конечно! Чем же я могу вам помочь?

– Видите ли, меня очень интересуют – особенно в свете проходящего Международного форума по вопросам здоровья детей – документы, говорящие о его пожертвованиях, поддержке, которую он оказывает вашему фонду, о том, какие трудности ему приходится преодолевать, и тому подобное.

Расплывчато сформулированный вопрос повлек за собой еще более расплывчатый ответ. Дама принялась подробно рассказывать о всяких совершенно не интересующих его вещах, и после разговора с нею Бен расстроился. Затем он позвонил в «Фонд Ленца» и попросил кого-то из мелких сотрудников прочесть список всех благотворительных проектов, финансируемых фондом. Тот не задавал никаких вопросов: как освобожденная от уплаты налогов организация, «Фонд Ленца» был обязан по первому требованию сообщать кому угодно о том, куда он вкладывает средства.

Но Бен понятия не имел, что же он ищет. Он тыкался наугад. Возможно, это был единственный способ проникнуть за фасад Юргена Ленца, известного филантропа. И все же, анализируя цели, на которые Ленц жертвовал деньги, он не мог уловить никакой логики, никакого организационного принципа, вообще ничего общего. Раковые заболевания – Косово – прогерия – германо-еврейский диалог… Это главные темы. Но если какая-нибудь связь между ними все же существовала, то он обязан ее заметить, причем желательно было ограничиться разговорами с тремя разными благотворительными организациями.

«Еще одна попытка, – сказал себе Бен, – а потом двинемся дальше». Он встал из-за стола, вынул из маленького бара-холодильника банку пепси, снова сел за стол и набрал номер еще одной организации, входившей в наскоро составленный им список.

– Алло, это Институт прогерии.

– Будьте добры, соедините меня с администратором, отвечающим за сбор средств.

Прошло несколько секунд.

– Мейтер.

– Да, фрау Мейтер. Меня зовут Рон Адамс…

Без особой надежды на успех он принялся излагать составленный им текст интервью. Женщина, как и все администраторы, с которыми ему пришлось говорить, оказалась большой поклонницей Юргена Ленца и сразу же принялась петь ему восторженные дифирамбы.

– Мистер Ленц – это наш самый главный благотворитель, – сказала она. – Думаю, что без него мы вообще не могли бы существовать. Вы же, конечно, знаете, что это трагическое и чрезвычайно редкое расстройство.

– Увы, должен сознаться, что я ничего не знаю об этой болезни, – вежливо ответил Бен. Он понял, что впустую тратит время, а его и так катастрофически не хватало.

– Чтобы было понятнее – это преждевременное старение. А полное название – прогерический синдром Гетчинсона – Гилфорда. При этом заболевании ребенок стареет в семь или восемь раз быстрее, чем следует. Десятилетний ребенок, страдающий прогерией, похож на восьмидесятилетнего старика с артритом, сердечными проблемами и всем остальным. В большинстве случаев они умирают к тринадцати годам. И редко превосходят в росте пятилетнего ребенка.

– Мой бог, – проронил Бен, искренне потрясенный услышанным.

– Поскольку это крайне редкое явление да к тому же еще и относится к так называемым «сиротским болезням», то его исследования финансируются очень слабо, а фармацевтические компании не имеют финансовых стимулов для разработки препаратов. Именно поэтому помощь Ленца имеет поистине неоценимое значение.

Биотехнологические компании… «Вортекс».

– Почему вы считаете, что у мистера Ленца имеется личный интерес к этому направлению?

Собеседница замялась.

– Я думаю, вам лучше было бы спросить самого мистера Ленца.

Он ощутил в ее голосе внезапный холод.

– Если вы хотите сообщить мне что-то, так сказать, не для печати…

Пауза.

– Вы знаете, кем был отец Юргена Ленца? – спросила женщина, осторожно подбирая слова.

А хоть кто-нибудь это знает?

– Герхард Ленц, нацистский врач, – без колебания ответил Бен.

– Верно. Не для печати, мистер Адамс: я слышала, что Герхард Ленц проводил какие-то ужасные эксперименты на детях, больных прогерией. Несомненно, Юрген Ленц просто желает возместить то, что делал его отец. Но, прошу вас, не упоминайте об этом в публикациях.

– Не буду, – с готовностью пообещал Бен. Но если Юрген Ленц не был сыном Герхарда, то почему он так интересуется теми же вопросами? Что это за странный маскарад?

– Вы знаете, мистер Ленц даже посылает некоторых из этих бедных детей в принадлежащий его фонду частный санаторий в Австрийских Альпах.

– Санаторий?

– Да, если я не ошибаюсь, он известен под названием «Часовой завод».

Бен сам не заметил, как поднялся со стула. «Часовой завод» – то самое место, куда Штрассер послал электронные микроскопы для Ленца-старшего. Если Юрген был сыном Герхарда, он мог унаследовать его. Но неужели он действительно использовал этот самый «Часовой завод» в качестве санатория?

Бен попытался сохранить непринужденный тон.

– О, и где это находится?

– В Альпах. Я не знаю точно, где. Сама я никогда там не бывала. Это эксклюзивное частное заведение, очень роскошное. Настоящее убежище от городской суматохи.

– Хотел бы я поговорить с кем-нибудь из побывавших там детей. – И разузнать, что там на самом деле происходит.

– Мистер Адамс, – мрачным тоном ответила женщина, – туда, как правило, приглашали детей, краткая жизнь которых уже близилась к завершению. Честно говоря, я не знаю никого, кто мог бы все еще оставаться в живых. Но я уверена, что вам нетрудно будет найти кого-нибудь из родителей, кто согласился бы побеседовать с вами о великодушии мистера Ленца.