У меня на самом деле начались трения с эламитами, которые потребовали более высокую плату за привозимый камень. Мол, запасы небольших закончились. Приходится раскалывать неподъемные, а это тяжелый труд. Я первый раз купился и пошел им навстречу. Через пару недель эламиты еще раз захотели повысить цену. Я догадался, что меня пытаются развести, и послал им гонца, передавшего на словах, поскольку читать не умел никто из эламитов, проживавших на границе с нами, что повышений не будет, а если продолжат качать права, приду и возьму всё бесплатно. То ли мои слова их обидели, то ли решили проверить на слабо, но поставки гранита и базальта резко пошли на убыль. Привозили только из одного племени, из которого была большая часть моих лучников.

Я позвал Тиемахту и спросил напрямую:

— Ты и твои лучники поддержат меня, если пойду войной на эламитов?

— А на какое из племен ты хочешь пойти войной? — ответил он вопросом на вопрос, из-за чего у меня появилось подозрение, что первыми одесситами были эламиты.

— На те племена, которые не хотят возить нам гранит по разумной цене и мешают это делать другим, — ответил я, потому что был уверен, что мутят воду одно или два племени, а остальных припугнули или наобещали им золотые горы.

— На них обязательно надо напасть! — заявил командир лучников. — Я сам проведу тебя в деревни, где живут эти смутьяны!

Подозреваю, что проведет он меня именно в те деревни, где живут исконные враги его рода и нет родственников лучников из его отряда. Меня было без разницы. Не важно, будут наказаны главные зачинщики или второстепенные, лишь бы эламиты поняли, что я слова на ветер не бросаю.

— Тогда собираемся в поход, — решил я.

Всю зиму и весну я занимался обучением своей армии. Гонял их много. Привыкшие к дисциплине шумеры относились к этому сдержано, а вот эламиты порой роптали. Некоторые, наверное, пожалели, что получили от меня участок земли. Надо было показать им, что учил не напрасно, что, благодаря новым умениям, будут побеждать и захватывать богатую добычу. Да и жителям Лагаша надо было подкинуть доказательство того, что меня все еще поддерживают боги. Сравнительно слабый противник, которым являлись горные эламиты, как никто другой, подходил на роль жертвы. Тем более, что был благовидный повод, видимый каждым жителем города — практически остановленное строительство новой крепостной стены. Ее продолжали возводить только на одном участке, где у будущих башни и куртины были сложены из камня нижние три метра и теперь выше из обожженного кирпича делали внешнюю и внутреннюю оболочки, чтобы пустоту между ними забутовать глиной с галькой, цементом и битумом. Стена должна быть высотой семь метров — на два выше существующих, а башня — десять, что и вовсе в диковинку, потому что шумеры делают их почти вровень с куртинами. Это строители еще не дошли до верхнего уровня стены, когда будут делать машикули (навесные бойницы), которые пока неизвестны шумерам. То-то горожанам будет, что пообсуждать!

Я решил не брать в поход колесницы. В горах от них толку мало. Возничих и аконтистов (метателей дротиков) с колесниц оставил охранять Лагаш. Тяжелые щиты, шанцевый инструмент, котлы для приготовления пищи и другие припасы везли на вьючных ослах. Провианта взяли с собой мало, рассчитывая на подножный корм и трофеи.

Шли медленно и осторожно, высылая вперед много разведывательных отрядов и опасаясь засад. Мне нравятся горы издалека, но жить здесь не хотел бы, даже несмотря на то, что летом не так жарко, как в долине. И воевать в горах не люблю. Не по мне принцип курятника — кто выше сидит, тот и срет на голову остальным. Местное население разбегалось при нашем приближении. Мы заходили в пустые деревни из сложенных из камня домов с плоскими крышами, прилепленных к горным склонам и друг к другу, ночевали в них, а утром сжигали всё, что горит, рушили остальное, вытаптывали поля, вырубали фруктовые деревья и двигались дальше. Горцам постоянно не хватает еды, покупают у шумеров. Моя тактика выжженной земли поможет им через желудки глубже осознать важность поддержания добрососедских отношений. Я не собирался сильно углубляться в горы, надеялся, что испуганные горцы запросят мира и примут мои условия поставки камня, но они, видимо, решили отбегаться. Раньше шумеры никогда не заходили так далеко в горы. Когда достанут их эламиты, пройдутся по предгорьям, погоняют их — и домой. Я решил выяснить с ними отношения раз и навсегда, чтобы усвоили, что с Лагашем лучше жить в мире и согласии.

Во второй половине дня мы заняли очередную опустевшую деревню. На кривых улицах резвились только воробьи. Из домов тянуло кислой вонью кизячного дыма и скисшего молока. Копченый козий сыр — национальное блюдо эламитов. Довольно вкусный, кстати. Его постоянно привозили на продажу в Лагаш. Наши разведчики успели захватить небольшое стадо коз, распределили их между подразделениями, и сейчас животных забивали и свежевали, чтобы приготовить ужин.

Я расположился во дворе большого дома в центре деревни. В жилище, слепленное из камней разного размера, из-за чего напоминало мне ласточкино гнездо, не заходил. Они здесь однотипные, из нескольких комнатушек без мебели, но с ордами вшей и клопов. Все ценное хозяева унесли или спрятали, так что делать в домах нечего. Пока слуги готовили на углях козье мясо, я позвал Тиемахта, который всегда занимал самый верхний дом в деревне и ночевал на его крыше.

— Скоро полнолуние, по ночам видно хорошо, как днем, — начал я.

— Да, луна светит ярко, — согласился со мной командир лучников, не понимая пока, куда я клоню.

— Сможешь со своим отрядом ночью тихо добраться до соседней деревни и окружить до того, как жители разбегутся? — задал я вопрос.

— Ночью? — переспросил Тиемахта.

— Да, — подтвердил я. — Или вы ночью боитесь выходить из домов?

— Мы ничего не боимся ни днем, ни ночью! — заявил он настолько самоуверенно, что я поверил в обратное. — Только вот собаки не дадут подкрасться близко. Ночью они слышат дальше. Но я знаю обходную тропу. Мы можем зайти за эту деревню и перекрыть им отступление. Тогда им придется или карабкаться вверх по отвесным склонам, или спускаться к реке и пробовать сплавляться по ней, что не каждый мужчина сможет.

— Можно и так, — согласился я. — Я с копейщиками рано утром пойду отсюда, враги побегут, а вы их встретите. Хватит твоих лучников, чтобы справиться с жителями соседней деревни, где наверняка будут и из этой, и той, что мы прошли раньше? — поинтересовался я.

— Мужчин среди них наберется меньше, чем нас, — сообщил он.

Спрашивать, насколько меньше, было бесполезно, потому что считать Тиемахта не умел.

— Никому ничего пока не говори. У гор тоже есть уши. Расположи своих людей так, чтобы быстро разбудить и собрать, когда выйдет луна. Как устраивать засаду, ты и без меня знаешь. Если мужчины пойдут на прорыв, постарайтесь перебить их побольше, но сильно не рискуйте. Нам нужны только женщины и дети. Будут вашими рабами, — проинструктировал я.

— Я сделаю так, что никто не убежит! Мы перебьем всех этих трусливых шакалов! — заверил Тиемахта.

— Было бы неплохо, — поддержал я, не очень уверенный, что лучники сумеют добраться незаметно.

Гордыня постоянно нашептывает мне, что сам сделал бы лучше. Ей возражает лень, подсказывая, что у хорошего полководца толковые подчиненные. Хорошим полководцем быть приятнее и легче.

43

В рукопашной схватке эламиты слабее шумеров. Точнее, один эламит, особенно загнанный в угол, сильнее одного шумера, но десять шумеров намного сильнее десяти эламитов, благодаря дисциплине, умению сражаться группой, в строю. Разбившись на десятки, мои копейщики широким фронтом продвигаются вглубь деревни, уничтожая всех, кто оказывает сопротивление. Отовсюду доносились крики, плач, лай собак. С противоположной стороны деревни и сверху контролируют ситуацию лучники, не давая никому убежать. Они перебили из засады большую часть пытавшихся отступить горцев, а остальных загнали в деревню. Открыт один путь — к горной реке на дне ущелья, быстрой и бурной. Даже я, превосходный пловец, рискнул бы сунуться в нее, только спасаясь от неминуемой гибели. Горцы плавать не умеют. Кое-кто попробовал сплавиться, держась за бревна или надутые бурдюки. Спаслись или нет, не знаю, потому что в бурунах исчезали из вида раньше, чем скрывались за поворотом реки.