— Как символ твоей любви?

"Как символ, не скажу чего, но я сказал ему, что он может сам вручить тебе свой подарок. Ты же не выставишь Даарио Нахариса лжецом?". Дени не сумела отказать. "Как пожелаешь. Завтра приводи свою Лягушку ко двору. И всех прочих вестероссцев тоже". Приятно будет поговорить на Общем Языке с кем-то, кроме сира Барристана.

"Как прикажет моя королева". Даарио отвесил глубокий поклон, ухмыльнулся и ушел, взмахнув плащом.

Дени осталась сидеть на разобранной постели, обхватив колени руками; ее охватило такое одиночество, что она даже не услышала, как пришла Миссандея, принеся хлеб, молоко и фиги. "Ваша Светлость? Вам нехорошо? Ваша слуга слышала, как вы кричите во мраке ночи".

Дени взяла фигу, темную и зрелую, все еще влажную от росы. Захочется ли мне когда-нибудь кричать с Хиздаром? "Ты приняла за крики шум ветра". Она надкусила фигу, но с уходом Даарио фрукт утратил свою сладость. Вздохнув, она встала и позвала Ирри, чтобы та подала ей одежду, а затем побрела на террасу.

Она была окружена врагами. Не менее дюжины судов постоянно находились у берега. В отдельные дни бывало и больше сотни — когда прибывало подкрепление. Юнкайцы даже подвозили по морю лес. За своими укреплениями они строили катапульты, скорпионы, высокие требюше. Иногда по ночам она слышала стук молотков, разносящийся в горячем сухом воздухе. Никаких осадных башен, надо заметить. Никаких таранов. Они не собираются брать Миирин штурмом. Они будут бросать в нее камни из-за своих укреплений, дожидаясь, пока голод и болезнь не заставят ее людей преклонить перед ними колени.

Хиздар принесет мне мир. Он должен.

Тем вечером повара зажарили для нее козленка с морковкой и финиками, но она не смогла заставить себя съесть больше кусочка. Ожидание новой битвы с Меерином изнуряло ее. Сон не шел, даже когда вернулся Даарио, такой пьяный, что едва мог держаться на ногах. Она крутилась и ворочалась под покрывалами, и во сне ее целовал Хиздар… но губы его были синими и разбитыми, а когда он вошел в нее, его мужской признак оказался холодным, как лёд. Она села на постели, со спутанными волосами, в разбросанных простынях. Рядом с ней спал ее капитан, но все же она была одна. Ей хотелось встряхнуть его, разбудить, трахнуть — это помогло бы ей забыться, но она знала, что, сделай она так, он только зевнул бы и улыбнулся, сказав: "Это всего только сон, моя королева. Засыпай".

Вместо этого она накинула халат с капюшоном и вышла на свою террасу. Подошла к парапету и стоя смотрела вниз на город, как она делала сотни раз до этого. Он никогда не будет моим городом. Он никогда не будет моим домом.

Бледно-розовый луч рассвета нашел ее еще на террасе, спящей на траве под тонким одеялом росы. “Я обещала Даарио, что я буду держать суд сегодня,” сказала Дейнерис служанкам, когда те разбудили ее. “Помогите найти мою корону. О, и какую-нибудь представительную одежду, что- нибудь светлое и легкое.”

Она совершила свой выход час спустя. “Все на колени перед Дейнерис Бурерожденной, Неопалимой, Королевой Меерина, Королевой Андалов, Ройнаров и ПервыхЛюдей, Кхалиси Большого Травяного Моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов,” провозгласила Миссандея.

Резнак мо Резнак поклонился и воссиял. “Великолепная, каждый день вы становитесь все более красивой. Я думаю, что перспектива вашей свадьбы придает вам румянец. О, моя яркая королева!”

Дени вздохнула. “Вызовите первого просителя.”

В последний раз она собирала суд так давно, что количество случаев, которые нужно было разрешить, было неисчислимым. Дальний конец зала был плотно заполнен людьми, и уже вспыхивали драки за места. Неизменно первой была Галацца Галаре, она вышла вперед с гордо поднятой головой, с лицом, скрытым за мерцающим зеленым покрывалом. “Ваше Великолепие, было бы лучше, если бы мы могли говорить наедине.”

"Было бы, если бы только у меня было время", — методочиво ответила Дени, — "Но завтра я выхожу замуж". Ее последняя встреча с Зеленой Милостью прошла не совсем гладко. "Что за дело у вас ко мне?"

"Я хочу поговорить с вами о нахальстве некоего капитана наемников".

Как она смеет говорить об этом на открытом суде? Дени почувствовала вспышку ярости. Надо отдать ей должное, это смело, но если она полагает, что я стерплю, чтобы мне выговаривали, она жестоко ошибается. "Предательство Бурого Бена Пламма поразило нас всех", — отвечала она, — "Но ваше предостережение запоздало. А теперь, полагаю, вы захотите вернуться в храм и помолиться о наступлении мира".

Зеленая Милость поклонилась. "Я заодно помолюсь и о вас".

Еще одна пощечина, подумала Дени, и ее лицо раскраснелось.

Дальше все пошло в хорошо знакомой королеве скуке. Она сидела на подушках и слушала, покачивая ногой от нетерпения. В полдень Чхику принесла блюдо с фигами и ветчиной. Казалось, потоку просителей нет конца. На каждых двоих, которые уходили, улыбаясь, приходился один, уходящий в слезах или с ворчанием.

Уже после захода солнца Дарио Нахарис появился со своими новыми Воронами-Буревестниками, вестеросцами, отколовшимися от Унесенных Ветром. Дэни разглядывала их, пока предыдущий проситель все бубнил и бубнил что-то. Они — мои люди. Я — их законная королева. Они выглядели неряшливой компанией, но чего еще ожидать от наемников. Самый молодой, пожалуй, был не старше нее; самый старый встретил, наверное, шестьдесят именин. Некоторые носили дорогие вещи: золотые браслеты, шелковые туники, отделанные серебром перевязи. Трофеи. По большей части их одежда была простой и сильно изношенной.

Когда Даарио вывел их вперед, она заметила среди них женщину, крупную, светловолосую, одетую в кольчугу. "Хорошенькая Мерис", назвал ее капитан, но «хорошенькая» было бы последним словом, которым Дени бы пришло в голову ее назвать. В ней было шесть футов роста, ушей у нее не было, зато был глубокий шрам на носу и еще шрамы на обеих щеках, а вдобавок — самый холодный взгляд, который королеве доводилось когда-либо видеть. Что же до остальных…

Хью Хангерфорд был худым и мрачным, длинноногим, с вытянутым лицом, одетым в полинявший наряд. Уэббер — коротким и мускулистым, с пауками, вытатуированными через его голову, грудь и руки. Краснолицый Орсон Стоун утверждал, что был рыцарем, также, как и долговязый Люцифер Длинный. Уилл из Вудсов искоса смотрел на нее, когда преклонял колено. У Дика Строу были васильково-голубые глаза, волосы, белые как лен, и тревожная улыбка. Лицо Рыжего Джека было скрыто за щетинистой оранжевой бородой, и его речь была неразборчивой.

— Он откусил половину языка в своем первом сражении, — объяснил Хангерфорд ей.

Дорнийцы выглядели иначе. "Если изволит Ваша Светлость", сказал Даарио. "имена этих троих Грингутс, Геррольд и Лягушка"

Грингутс был огромен и лыс, словно камень, с руками, столь толстыми, что он смог бы побороться даже с Силачом Бельвасом. Геррольд — тощий и высокий юноша с солнечными волосами и смеющимися сине-зелеными глазами. Его улыбка сразила немало девичьих сердец, могу держать пари. Плащ его был сшит из мягкой коричневой шерсти, подбитой песочного цвета шелком — неплохое одеяние.

Лягушка, сквайр, был самым молодым из них троих, и наименее интересным — серьезный, коренастный парень, кареглазый и с коричневыми волосами. Лицо его было квадратным, лоб высоким, челюсть — тяжелой, а нос — широким. Поросль на щеках и подбородке делала его похожим на мальчишку, который пытается отрастить свою первую бороду. У Дени не было ни малейших догадок, почему его прозвали Лягушкой. Может, он прыгает дальше, чем остальные?

"Можете встать", сказала она. "Дарио говорит мне, что вы прибыли к нам из Дорна. Дорнийцам будут всегда рады в моем дворце. Солнечное копье осталось предано моему отцу, когда Узурпатор украл его трон. Вы, должно быть, столкнулись со многими опасностями, чтобы добраться до меня.