Нет, подумала она.

— Да, — сказала она.

— Ты лжешь. И поэтому должна ходить в темноте, пока не увидишь путь. Или пока не захочешь покинуть нас. Стоит тебе только попросить, и ты получишь свои глаза назад.

Нет, подумала она.

— Нет.

Этим вечером, после ужина и короткой игры в ложь, слепая девочка обвязала голову длинной тряпицей, спрятав бесполезные глаза, нашла чашу для подаяний и попросила женщину помочь ей надеть лицо Бет. Женщина обрила ей голову после того, как у нее отобрали глаза; скоморошья прическа, так это называлось, потому что многие скоморохи брили головы, чтобы лучше сидели парики. Но это годилось и для нищих, и заодно спасало от блох и вшей. Впрочем, парика было бы недостаточно.

— Я могу покрыть тебя гноящимися язвами, — сказала женщина, — но тогда владельцы гостиниц и таверн тебя и на порог не пустят.

Вместо этого она дала ей шрамы от оспы и скоморошью родинку на щеку, с растущими из нее темными волосами.

— Уродливо выглядит? — спросила слепая девочка.

"Хорошеньким не назвать".

— Хорошо.

Ее никогда не заботило, привлекательна ли она, даже когда она была бестолковой Арьей Старк. Только отец всегда говорил ей, что она хорошенькая. Он, и еще Джон Сноу иногда. Мать обычно говорила ей, что она могла бы быть привлекательной, если бы только мылась и причесывалась, и больше думала о своем наряде, как ее сестра. Для сестры и ее подружек, она всегда была просто Арья Лошадиное Лицо. Но все они теперь умерли, даже Арья, все кроме ее сводного брата Джона. Иногда ночами она слышала разговоры о нем, в тавернах и борделях Гавани Старьевщика. Черный Бастард со Стены, так назвал его один человек. Даже Джон никогда не узнал бы Слепую Бет, нет нет. Это ее расстроило.

Ее одежда была лохмотьями, выцветшими и изношеными, но зато теплыми и чистыми. Под ними она прятала три ножа — в сапоге, в рукаве и в ножнах под нижним бельем. Браавосцы были, в общем, добрым народом, и скорее бы помогли маленькой слепой нищенке, чем причинили бы вред, но везде найдется несколько негодяев, которые посчитали бы ее легко добычей для грабежа или изнасилования. Ножи предназначались для таких людей, хотя пока слепой девочке не приходилось ими пользоваться. Треснувшая деревянная плошка для подаяния и пеньковая веревка на поясе завершали ее образ.

Она вышла, когда рев Титана объявил о закате, считая шаги, прошла спуск от двери храма к мосту, и, постукивая палкой, перешла по нему через канал на Остров Богов. Она чувствовала, что стоит густой туман, по тому, как липла к ней одежда и по влажному воздуху, касавшемуся ее рук. Туманы Браавоса играли странные шутки и со звуками тоже, как она узнала. Этим вечером полгорода будут наполовину слепы.

Проходя мимо храмов, она слышала псаломщиков культа Звездной Мудрости, певших для вечерних звезд на вершине наблюдательной башни. Слабый запах душистого дыма, висящий в воздухе, вел ее извилистым путем туда, где красные жрецы разжигали огромные железные жаровни перед храмом Владыки Света. Вскоре она могла даже чувствовать исходящее от них тепло, и в этот момент красные поклонники Р’глора возвысили голоса в молитве. "Ибо ночь темна и полна ужасов", — молились они.

Не для меня. Ее ночи были наполнены лунным светом и песнями ее стаи, вкусом свежего мяса, сорванного с кости, теплыми знакомыми запахами ее серых родичей. Только днем была она одинокой и слепой.

Она не была чужой в приморском районе. Кошка раньше бродила у причалов и по переулкам Порта Старьевщиков, продавая мидий, устриц и других моллюсков для Бруско. С ее лохмотьями, бритой головой и бутафорской родинкой, она выглядела совсем не так, как тогда, но, просто чтобы не рисковать, держалась подальше от Корабля, Веселого Порта и других мест, где Кошку знали слишком хорошо.

Она знала каждую гостиницу и таверну по их запаху. У Черного Барочника был запах моря. Заведение Пинто смердело прокисшим вином, вонючим сыром и самим Пинто, который никогда не менял одежду и не мыл волосы. В Парусном Мастере пропитанный дымом воздух всегда был приправлен ароматом жарящегося мяса. Дом Семи Лампад благоухал ладаном, Атласный Дворец — духами хорошеньких молодых девушек, мечтающих о том, чтобы стать куртизанками.

У каждого места были также свои собственные звуки. У Морогго и в гостинице Зеленый Угорь почти каждую ночь выступали певцы. В Приюте Бродяги завсегдатаи пели сами пьяными голосами в полсотни глоток. Туманный Дом всегда был битком набит гондольерами, спорящими о богах и куртизанках, и о том, в самом ли деле Повелитель Морей — глупец. Атласный Дворец был самым спокойным: место нашептываемых ласковых слов, мягкого шелеста шелковых платьев и девичьего хихиканья.

Бет попрошайничала каждый вечер в разных местах. Она быстро смекнула, что владельцы гостиниц и таверн были более склонны терпеть ее присутствие, если она появлялась нечасто. Прошлый вечер она провела возле гостиницы Зеленый Угорь, поэтому теперь за Кровавым Мостом она повернула не налево, а направо и устремилась к заведению Пинто, которое находилось на другом конце Порта Старьевщиков, на самой границе Затопленного Города. Смердящий и громогласный, Пинто тем не менее имел мягкое сердце под своей нестиранной одеждой и склонностью к хвастовству. Он чаще других позволял ей зайти внутрь погреться, если заведение не было переполнено, и, время от времени, мог даже дать кружку эля и какой-нибудь еды, пока потчевал ее своими историями. В молодые годы Пинто был самым отъявленным пиратом в Степ-стоуне, если ему верить; и больше всего на свете любил рассказывать бесконечные истории о своих подвигах.

Сегодня ей повезло. Таверна была почти пуста и ей удалось занять тихий уголок недалеко от огня. Как только она уселась и скрестила ноги, как что-то коснулось ее бедра.

— Опять ты? —;сказала слепая девочка. Она почесала кота за ухом, и он прыгнул ей на колени и замурлыкал. В Браавосе было полно котов, но нигде их не было больше, чем у Пинто. Старый пират верил, что они приносят удачу и очищают таверну от крыс и мышей.

–;Ты меня узнал, верно? —;прошептала она. Котов не обманешь фальшивым родимым пятном. Они помнят Кэт с Каналов.

Это был хороший вечер для слепой девочки. Пинто был в отличном настроении и дал ей чашку разбавленного водой вина, ломоть вонючего сыра и полпирога с угрем.

— Пинто — очень хороший человек, — провозгласил он, после чего уселся, чтобы рассказать ей о том, как однажды захватил корабль с пряностями — историю, которую она слышала уже дюжину раз.

Время шло, таверна наполнялась. Пинто вскоре был слишком занят, чтобы обращать на нее внимание, но несколько его завсегдатаев бросили монеты в ее нищенскую чашу. Другие столы были заняты случайными гостями. Иббенийские китобои, от которых несло кровью и ворванью, пара браавосцев со смазанными благовонным маслом волосами, толстяк из Лората, по сравнению с брюхом которого кабинки у Пинто казались слишком маленькими. Потом появились три лиссенийца, моряки с Доброго Сердца, разбитой штормом галеры, которая приплелась в Браавос прошлой ночью и была захвачена утром стражей Повелителя морей.

Лиссенийцы заняли стол поблизости от очага и тихо разговаривали за бокалами темного как деготь рома, понизив голоса, чтоб кто-нибудь не подслушал. Но она была не кто-нибудь и слышала почти каждое слово. И в какой-то момент ей показалось, что она их видит через прищуренные желтые глаза кота, урчащего у нее на коленях. Один был пожилой, другой молодой, у третьего не было уха, но у всех троих были очень светлые волосы и гладкая красивая кожа, характерная для Лисса, где кровь Вольных Городов все еще была сильна.

Наутро, когда добрый человек спросил ее, какие три новые вещи она узнала, которых не знала раньше, она была готова.

— Я знаю, почему Повелитель Морей захватил Доброе Сердце. Она была нагружена рабами. Сотни рабов — женщины и дети, связанные вместе в трюме.

Браавос был основан освободившимися рабами, и рабство в нем было запрещено.