Казалось, она шла через площадь целую сотню лет, но вот, наконец, ощутила, что мраморные плиты под ногами сменились булыжной мостовой. Со всех сторон их обступили лавки, конюшни и дома. Процессия начала спуск с Холма Висении.
Ход пришлось замедлить. Улицы здесь были крутыми и узкими, началась толчея. Бедные Малые теснили людей с прохода, но тесниться было некуда, и задние ряды напирали, выталкивая их обратно. Серсея шла с высоко поднятой головой и не увидела что-то скользкое и влажное под ногами, потеряла равновесие. Она едва не упала, но септа Юнелла поймала её за локоть и поддержала.
— Вашей Светлости не мешало бы смотреть под ноги.
Серсея вырвала руку. — Да, септа, — ответила она мягким голосом, хотя ей хотелось непечатно ругаться. Королева шла вперёд, в доспехах из гусиной кожи и своей гордости. Глазами она искала Красную Крепость, но той больше не было видно за высокими бревенчатыми зданиями по обеим сторонам улицы.
«Стыд и позор», — возглашала септа Сколера, и бренчал колокольчик. Серсея попыталась идти быстрее, но упёрлась в звёзды на плащах впереди идущих, и ей пришлось вновь замедлить шаг. Перед ними возник мужчина с тележкой, торговавший шашлыком, и процессия остановилась, ожидая, пока Бедные Малые уберут его с дороги. Серсее показалось, что мясо подозрительно напоминает крысятину, но пахло так соблазнительно, что каждый второй в толпе уже глодал по шампуру к моменту, когда путь освободили, и можно было продолжать движение. «Шашлык будешь, Ваша Светлость?» — выкрикнул какой-то мужчина, здоровый грузный мужлан с поросячьими глазками, внушительным брюхом и нечёсаной бородой, напомнившей ей о Роберте. Она с отвращением отвернулась, и тут шашлык полетел в неё. Мужчина попал ей в ногу, полусырое мясо сползло вниз, пачкая кожу её бедра жиром и кровью, и упало на мостовую.
В этой части города шум толпы был громче, чем на площади перед Септой Бейелора, может быть, из-за того, что зрители стояли совсем рядом.
«Распутница» и «грешница» — кричали чаще всего, но были слышны и другие выкрики — «пизда», «трахалась с братом», ещё кричали «изменница», и то тут, то там раздавались возгласы «Да здравствует Станнис!» или «Да здравствует Маргери!» Под её ногами была сплошная грязь, а проход был таким узким, что королева не могла даже обходить попадавшиеся на пути лужи. Ничего, от мокрых ног ещё никто не умирал, говорила она себе. Она тешила себя надеждой, что лужи под ногами были всего лишь водой, оставшейся после дождя, правда они могли с таким же успехом быть лошадиной мочой.
Из окон и с балконов лились помои: летели полусгнившие плоды, выплёскивались остатки пива, яйца разбивались о мостовую, источая серный смрад. Дохлая кошка пролетела над головами Бедных Малых и Сынов Воина, и ударилась о камни с такой силой, что брюхо её разорвалось, внутренности брызнули наружу, и на ногах Серсеи оказались ошмётки кишок с опарышами.
Серсея шла вперёд. Я ничего не вижу, ничего не слышу, все эти люди — черви, не более. «Стыд и позор», — распевали септы. «Каштаны, жареные каштаны, с пылу с жару!» — кричал разносчик. «За пизду королевы! — торжественным голосом провозгласил какой-то забулдыга с балкона над её головой, поднимая кружку в глумливом тосте. — Поприветствуем королевские сиськи!» Слова лишь ветер, убеждала себя Серсея. Слова не могут причинить боль.
На половине пути вниз с холма Висении королева оступилась и упала в первый раз, поскользнувшись на чём-то, очень похожем на дерьмо. Когда септа Юнелла подняла её на ноги, все увидели, что королева ободрала колено, и идёт кровь. Люди кругом начали насмешливо хихикать, а какой-то мужчина выкрикнул, что он сейчас поцелует ссадину, и всё пройдёт. Серсея обернулась. Главный купол и семь хрустальных башен Великой Септы Бейелора на вершине холма всё ещё были отчётливо видны. Не может быть, чтобы я прошла так мало. Но гораздо хуже, в сотни раз ужаснее было то, что она не могла видеть Красную Крепость, хотя бы кусочек.
— Где же… где…?
— Ваша Светлость, — приблизился капитан её сопровождения. Серсея не могла вспомнить его имени. — Вы должны идти дальше. Толпа становится неуправляемой.
Вот оно, подумала Серсея. Неуправляемой.
— Я не боюсь…
— А бояться следовало бы. — Он крепко сжал её предплечье и повёл дальше под руку. Пошатываясь, она продолжила путь — вниз, всё время вниз — морщась от боли при каждом шаге, позволяя этому рыцарю поддерживать себя. Рядом со мной должен был идти Джейме. Он бы вытащил свой золочёный меч и прокладывал бы им дорогу сквозь толпу, а каждому мужчине, осмелившемуся поднять на Серсею глаза, он вырезал бы их.
Камни мостовой были неровными и потрескавшимися, они царапали её нежные ступни, ноги скользили. Под её пяткой оказалось что-то острое, камень или осколок. От боли Серсея вскрикнула. «Я же просила дать мне сандалии, — выплюнула она в лицо септы Юнеллы, — Могли бы и дать, могли бы хоть в чём-то пойти мне навстречу». Рыцарь снова клещами вцепился в её руку, словно имел дело с какой-нибудь служанкой. Он что, забыл кто я такая? Она была королевой Вестероса, и он не вправе был касаться её своими грубыми руками.
У подножья холма спуск стал более пологим, и улица стала постепенно расширяться. Серсея вновь увидела вершину Холма Эйегона и Красную Крепость, в малиновом сиянии под лучами утреннего солнца. Я должна идти дальше. Она выдернула свою руку у сира Теодена: «Нет никакой необходимости тащить меня, сир». И неуверенно побрела дальше, оставляя на камне кровавые отпечатки ног.
Она ступала по грязи и нечистотам, спотыкаясь, ноги в крови, кожа покрыта мурашками. Звуки вокруг неё сливались в общий гул. «Да у моей жены сиськи красивее», — выкрикивал какой-то мужчина. Матерился возница, которому Бедные Малые приказали убрать телегу с дороги. «Стыд, стыд, стыд и позор грешнице», — выводили септы. «Смотрите, что у меня есть, — кричала шлюха, высовываясь из окна борделя, задрав юбки так, чтобы мужчинам внизу было хорошо видно, — в этой дырке побывало меньше членов, чем вон в той». И звонили, звонили, звонили колокола. «Да нет, разве это королева? — сказал какой-то мальчик, — у неё всё обвисшее, как у моей мамаши». Моя епитимья, — говорила про себя Серсея, — На моей совести страшные грехи, и только так их можно искупить. Ещё немного, и всё закончится, всё будет в прошлом, я всё забуду.
Королеве начали мерещиться знакомые лица. Лысый мужчина с кустистыми бакенбардами, хмурясь, глядел вниз из окна, и на мгновенье он показался ей так похожим на лорда Тайвина, что она обмерла. Девочка, сидящая возле фонтана в облаке водяной пыли, смотрела на неё укоризненным взглядом Мелары Хетерспун. Она видела Неда Старка, а рядом с ним рыжеволосую малышку Сансу и косматую серую псину, наверное, её волчицу. Каждый протискивающийся в толпе ребёнок был её братом Тирионом и смотрел на неё с насмешкой, как смотрел тогда, когда умирал Джоффри. Джофф тоже был здесь, сын, первенец, её замечательный, смышлёный мальчик с золотыми кудрями и чудесной улыбкой, у него были такие красивые губы, он…
Она упала во второй раз.
Когда её подняли и поставили на ноги, её трясло, как лист на ветру.
— Прошу вас, — сказала она, — Пресвятая Мать, смилуйся. Я во всём призналась.
— Верно, — отозвалась септа Моэлль, — И теперь Вы искупаете свои грехи.
— Осталось не так много, — сказала септа Юнелла. — Видите? — она выставила вперёд палец, — Вверх по холму, и всё.
Вверх по холму. И всё. Всё так. Они были у подножья Высокого Холма Эйегона, и замок возвышался над ними.
«Проблядь!» — услышала она выкрик. «Еблась с собственным братом!» — добавил другой голос, — «Какая мерзость!»
«Как насчёт отсосать мне, Ваша Светлость?» — мужик в мясницком фартуке, ухмыляясь, достал член из штанов.
Всё это не имело значения. Она была почти дома.
Серсея начала подъём.
Здесь насмешки и выкрики стали ещё жестче. Путь Серсеи лежал в обход Блошиного Конца, вот его обитатели и сбились у подножья Высокого Холма Эйегона, чтобы не пропустить зрелище. Лица, плотоядно смотревшие на неё сквозь строй щитов и копий, казались ей искорёженными, чудовищными, омерзительными. Под ногами бегали свиньи и ползали голые дети, толпа кишела калеками и карманниками, словно тараканами. Она видела мужчин, чьи зубы были обточены до игл, уродливую старуху, чей зоб был размером с человеческую голову, проститутку, чьи плечи и грудь обвивала огромная полосатая змея, мужчину, чьи щёки и лоб были покрыты ранами, источающими сизый гной. Все они ухмылялись, облизывали губы, улюлюкали, когда она брела мимо, прерывисто дыша от тяжести подъёма. Кто-то выкрикивал похабные предложения, кто-то — оскорбления. Слова — ветер, убеждала она себя, словам меня не ранить. Я — красавица, самая прекрасная женщина во всём Вестеросе, так говорит Джейме, а он никогда мне не лжёт. Даже Роберт, а Роберт никогда меня не любил, но и он видел, как я красива, и он хотел меня.
