Когда день растворился в вечере, он приказал им сложить мечи и щиты и собраться в круг. Он говорил с ними о том, что значит быть рыцарем.

— Благородство — вот что отличает истинногго рыцаря, а не меч, — сказал он, — Без чести рыцарь не более чем рядовой убийца. Лучше умереть с честью, чем жить без нее.

Мальчишки глядели на него недоумевающе, думал он, но однажды они поймут.

Позже, вернувшись на вершину пирамиды, сир Барристан нашел Миссандеи среди груды свитков и книг, она читала.

— Останься сегодня вечером здесь, дитя, — сказал он ей. — Что бы не случилось, что бы ты не увидела или не услышала, не покидай покоев королевы.

— Она поняла, — сказала девочка. — Она может спросить?

— Лучше не надо.

Сир Барристан в одиночестве вышел в сад на террасе. «Я не создан для этого», — размышлял он, глядя на раскинувшийся перед ним город. Пирамиды не спали, один за другим фонари и факелы вспыхивали по мере того, как тени сгущались внизу на улицах. Интриги, уловки, шепотки, ложь, тайны внутри тайн и я, случайно угодивший в них.

Возможно, сейчас пришла пора повзрослеть до таких вещей. Красный Замок тоже имел секреты. Даже Рейгар. Принц Драконьего Камня никогда не доверял ему, как доверял Артуру Дэйну. Харренхолл был тому доказательством. Год ложной весны.

Воспоминания все еще горчили. Старый Лорд Уэнт объявил о турнире вскоре после визита своего брата, Сира Освелла Уэнта из Королевской стражи. Из-за Вариса, нашептывающего в его уши, Король Эйерис начал подозревать, что его сын замышляет свергнуть его, что турнир Уэнта всего лишь уловка, чтобы дать Рейегару предлог встретиться со многими знатными лордами как будто их свело вместе. Эйерис не ступал шагу из Красной Крепости со времен Даскендейла, но внезапно он объявил, что составит компанию Принцу Рейегару в Харренхолле и с того момента все пошло наперекосяк.

Если бы я был лучшим рыцарем… если бы я спешил принца в той последней схватке так, как спешил многих других, то я бы выбирал королеву любви и красоты…

Рейегар выбрал Лианну Старк из Винтерфелла. Барристан Селми сделал бы иной выбор. Не Королеву, она не присутствовала на турнире. Не Элию Дорнийскую, хотя она была прекрасна и изящна; пади выбор на нее, сколько горя можно было избежать. И войны. Сир Барристан выбрал бы молодую деву, бывшей при дворе не так уж и долго, одну из компаньонок Элии…по сравнению с Эшарей Дэйн, Дорнийская принцесса была серой мышкой.

Даже спустя все эти годы, Сир Барристан помнил улыбку Ашары, звук ее смеха. Стоило ему закрыть глаза и он видел ее как наяву, с длинными черными волосами, сниспадающими на плечи и эти яркие фиолетовые глаза. У Дейнерис были такие же. Порой, когда на него смотрела королева, ему казалось, он видит дочь Ашары.

Но дочь Эшары родилась мертвой, и его прекрасная леди вскоре бросилась с башни, обезумев от горя потери ребенка и, возможно, также из-за мужчины, обесчестившего ее в Харренхоле. Она умерла так и не узнав, что сир Барристан любил ее. Откуда ей было знать? Он был рыцарем Королевской гвардии, давшим обет безбрачия. Ничего хорошего бы не вышло, открой он ей свои чувства. Но и от молчания лучше не стало. Если бы я спешил Рейегара и объявил Эшару королевой любви и красоты, обратила бы она свой взор на меня вместо Старка?

Этого он никогда не узнает. Но из всех его неудач, эта не давала покоя Барристану Селми как никакая другая.

Небо было затянуто облаками, воздух горячим, тяжелым и влажным, в то же время в нем было что-то, что заставляло мурашки выступать у него на спине. Дождь, подумал он. Приближается шторм. Если не сегодня, то завтра. Сир Барристан сомневался, доживет ли он до него. Если у Хиздара есть свой Паук, можно считать себя мертвым. Если дойдет до этого, он хотел умереть также как жил — с мечом в руке.

Когда последние лучи заката поблекли на западе, за парусами кораблей, болтавшихся в бухте Работорговцев, сир Барристан вернулся внутрь пирамиды, позвал двух служителей и приказал согреть воды для ванны. После тренировочных боев с оруженосцами во второй половине дня он чувствовал себя грязным и потным.

Вода, когда ее приготовили, была чуть теплой, однако Селми сидел в ванне, пока вода совсем не остыла, и так тер кожу, что чуть не ободрал ее. Чище, чем когда либо, он встал, вытерся и облачился в белое. Чулки, короткие штаны, шелковая туника, подбитый камзол, все свежевыстиранное и отбеленное. Поверх он надел доспехи, которые королева подарила ему в знак уважения. Кольчуга была позолоченной, отлично выкованной, звенья гибкие, как хорошо выделанная кожа, нагрудная пластина покрыта эмалью, жесткая как лед и яркая как свежевыпавший снег. Кинжал на одном бедре, длинный меч на другом, закрепленные на белом кожаном ремне с золотой пряжкой. Последним он набросил свой длинный белый плащ и закрепил на плечах.

Он оставил шлем висеть на крюке. Узкие прорези для глаз ограничивали видимость, а ему нужна была способность видеть, что происходит. Залы пирамиды темны по ночам, и враг мог придти с любой стороны. Кроме того, хотя богато украшенные крылья дракона, украшавшие шлем, и были восхитительны, ими легко можно было поймать меч или топор. Он оставит их для следующего турнира, если Семеро даруют ему его.

Вооруженный и облаченный в доспехи, старый рыцарь ждал, сидя в темноте маленькой палаты, примыкающей к покоям королевы. Лица королей, которым он служил и которых подвел, плавали в темноте перед ним, как и лица братьев, с которыми он служил в Королевской гвардии. Он задумался, многие ли из них сделали бы то, что он намеревался сделать. Кое-кто бы смог, без сомнения. Но не все. Некоторые без промедления убили бы Бритоголового, как изменника. За стенами пирамиды начался дождь. Сир Барристан сидел в темноте, прислушиваясь. Звучит, как падающие слезы, подумал он. Звучит, как плачущие мертвые короли.

Затем пришло время идти.

Великая Пирамида Миирина была построена как подражание Великой Пирамиде Гиса, чьи величественные руины Ломас Лонгстрайдер однажды посетил. Как и ее древняя предшественница, чьи залы из красного мрамора теперь служат прибежищем летучих мышей и пауков, Мииринская пирамида гордилась тридцатью и тремя уровнями, это число было каким-то образом священно для богов из Гиса. Сир Барристан начал долгий спуск в одиночестве, его белый плащ плыл позади него. Он выбрал не большую лестницу из мрамора, а лестницу для обслуги, более узкую, крутую и быструю лесенку, скрытую среди толстых каменных стен.

Двенадцатью этажами ниже он обнаружил ожидающего Бритоголового, его грубые черты лица все еще скрывала маска кровавой летучей мыши, которую он надел с утра. С ним было шестеро Медных Зверей. На них были маски насекомых, неотличимые друг от друга.

Саранча, понял Селми.

— Гролео, — сказал он.

— Гролео, — ответила одна саранча.

— У меня есть еще саранча, если вам нужно, — сказал Скахаз.

— Шестерых должно хватить. Что насчет людей у дверей?

— Они мои. У вас не будет проблем.

Сир Барристан сжал Бритоголовому руку.

— Не проливайте крови без нужды. Этим утром мы созовем совет и скажем городу что мы сделали и почему.

— Как прикажешь. Удачи тебе, старик.

Они разошлись разными путями. Медные Звери следовали за сиром Барристаном, пока он спускался.

Королевские апартаменты скрывались в самом сердце пирамиды, на шестнадцатом и семнадцатом этажах. Когда Селми достиг нужного этажа, он обнаружил двери в покои запертыми, с парой Медных Зверей на страже. Под капюшонами их пестрых плащей один был в маске крысы, а другой — быка.

— Гролео, — сказал Сир Барристан.

— Гролео, — ответил бык.

Крыса сняла цепочку. Сир Барристан и его эскорт вступили в узкий, залитый светом факелов коридор для обслуги из красного и черного кирпича. Их шаги отдавались эхом, когда они пересекли две залы и повернули в третью направо.

Снаружи резных дверей из тяжелого дерева, ведущих в королевские покои стоял Стальнокожий, молодой боец из ям, еще не считающийся первоклассным. Его щеки и лоб были испещрены замысловатыми черно-зелеными татуировками, знаками древнего Валирийского колдуна, предположительно делающими его плоть и кожу твердыми, как сталь. Похожие знаки покрывали его грудь и руки, хотя могут ли они действительно остановить меч или топор оставалось невыясненным.