Вечер застал ее почти врасплох. Когда солнце позолотило далекие вершины Драконьего камня, Дени наткнулась на низкую каменную стену, заросшую и разрушенную. Возможно она было частью храма или усадьбы какого-то местного лорда. Еще больше руин лежало за ней — старый колодец и несколько кругов в траве, которые помечали места, где когда-то стояли лачуги. Они были построены из глины и соломы, насколько она могла судить, но за долгие годы ветер и дождь разрушили их до основания. Дени насчитала восемь до захода солнца, но дальше, в траве, их могло быть больше.

Каменная стена созранилась лучше, чем остальное. Хотя она нигде не была выше трех футов, а угол, где она сходилась с другой более низкой стеной, все же предлагал какое-никакое укрытие от стихии и быстро надвигающейся ночи. Дени вжалась в этот угол, соорудив гнездо из вырванной руками травы, которая росла вокруг руин. Она очень устала, и свежие волдыри появились на обеих ногах, включая два одинаковых возле мизинцев. Это из-за моей походки, подумала она, хихикая.

Когда стемнело, Дени умостилась и закрыла глаза, но сон отказывался приходить. Ночь была холодной, земля твердой, а желудок пустым. Она думала о Миэрине, о Даарио- ее любви, о Хиздаре- ее муже, об Ирри и Чхику, о милой Миссандее, сире Барристане, Резнаке и Скахазе Бритоголовом. Боятся ли они, что я умру? Я улетела на спине дракона. Они думают, что он меня съел? Ей было интересно, Хиздар все еще король? Он получил корону благодаря ей, сможет ли он удержать ее без нее? Он хотел убить Дрогона. Я слышала его. Убейте его, кричал он, убейте зверя, на его лице читалась страсть. Силач Белвас стоял на коленях, глотая воздух и трясясь. Яд. Должно быть это яд. Медовая саранча. Хиздар настаивал, чтобы я попробовала, но Белвас съел ее всю. Она сделала Хизара королем, впустила себе в постель, открыла бойцовские ямы для него, — у него не было никаких причин желать ее смерти. Но кто еще это может быть? Резнак, ее душистый сенешаль? Юнкайцы? Сыны Гарпии?

Вдалеке завыл волк. Звук заставил ее чувствовать себя жалкой и одинокой, но не менее голодной. Когда над травяными просторами взошла луна, Дени наконец погрузилась в беспокойный сон.

Она видела сон. Все ее заботы пропали, как и вся ее боль, и она казалось плывет в небо. Она снова летала, кувыркаясь, смеясь и танцуя, и звезды кружились вокруг нее и шептали секреты в ее уши. "Чтобы достичь севера, ты должна идти на юг. Чтобы достичь запада, ты должна идти на восток. Чтобы идти вперед, ты должна вернуться назад. Чтобы прикоснуться к свету, ты должна пройти сквозь тень."

— Куэйта? — позвала Дени. — Где ты, Куэйта?

Затем она увидела. Ее маска была сделана из звездного света.

— Помни кто ты, Дейенерис, — женским голосом шептали звезды. — Драконы знают. А ты?

Проснувшись на следующее утро она обнаружила, что тело ее задеревенело, покрыто садинами и болит, муравьи ползают по рукам, ногам и лицу. Когда она осознала их реальность, то отшвырнула стебли высохшей бурой травы, служившей ей постелью и одеялом, и с трудом поднялась на ноги. По всему телу были укусы, красные бугорки, зудящие и воспаленные. Откуда появились муравьи? Дени стряхнула их с рук, ног и живота, пробежалась рукой по щетине, выросшей на месте сожженных волос, и почувствовала еще больше муравьев на голове, один полз по задней части шеи. Она сбивала их и топтала босыми ногами. Их было так много…

Оказалось, что их муравейник был по ту сторону стены. Она удивилась, как муравьи ухитрились вскарабкаться наверх и отыскать ее. Для них эти ветхие камни были все равно, что Стена Вестероса. Величайшая стена в мире, говаривал ее брат Визерис с таким гордым видом, будто сам ее построил.

Визерис рассказывал ей истории о рыцарях столь бедных, что им приходилось спать под сенью старых живых изгородей, что росли вдоль проселков Семи Королевств. Дени многое бы отдала, и даже больше, за славную густую изгородь. Предпочтительно без муравейника.

Солнце только всходило. Несколько ярких звёзд еще были видны в тёмно-синем небе. Возможно одна из них — кхал Дрого, он сидит на своём огненном жеребце посреди ночных земель и улыбается мне сверху. Драконий Камень был всё еще виден. Кажется, что он совсем рядом. Я должна быть в лигах пути от него, но он выглядит так, как будто я могу вернуться туда за час. Ей хотелось снова лечь, закрыть глаза и позволить себе уснуть. Нет. Я должна идти. Ручей. Просто следуй за ручьём.

Дени требовалось некоторое время, чтобы определить направление ее пути. Нельзя было уйти в сторону и потерять ее ручей.

— Мой друг, — сказала она вслух, — Если буду держаться рядом с моим другом, то не заблужусь.

Она уснула бы возле воды, если бы осмелилась, но там были животные, которые ночью спускались к ручью на водопой. Она видела их следы. Дени была плохой добычей для волка или льва, но даже плохая добыча лучше, чем ничего.

Когда она определила какая дорога ведет на юг, она начала считать шаги. Ручей появился на восьмом. Дени сложила руки горстью, чтобы попить. Вода сводила ее живот судорогой, но судорогу переносить было легче, чем жажду. Кроме этой воды ей было нечего пить, если не считать утренней росы, блестящей на высокой траве, и совсем нечего есть, если только она не решит есть траву. Я могу есть муравьев. Маленькие желтые слишком маленькие, чтобы обеспечить питание на большей части пути, но в траве есть и красные муравьи, которые больше.

— Я потерялась в море, — сказала она, когда хромала рядом с извилистым ручейком, — так что возможно найду каких-нибудь крабов или хорошую толстую рыбу.

Ее кнут мягко стучал об бедро: бум, бум, бум. Шаг за шагом, и ее дом покажется перед ручьем.

После полудня она наткнулась на куст, растущий у ручья, его изогнутые ветви были покрыты твёрдыми зелёными ягодами. Дени подозрительно покосилась на них, потом сорвала с ветки одну ягоду и надкусила. Её мякоть была тягучей и терпкой, и оставляла после себя горьковатый привкус, показавшийся Дени знакомым. "В кхаласаре такие ягоды использовали как приправу к жареному мясу", — решила она. Сказав это вслух, она почувствовала большую уверенность в этом. В животе у неё заурчало и Дени обнаружила себя собирающей ягоды обеими руками и набивающей ими рот.

Час спустя ее живот свело судорогой так сильно, что она не могла идти дальше. Остаток дня она провела блюющей зеленой слизью. Если я останусь здесь, то умру. Возможно, умираю прямо сейчас. Рассекет ли траву лошадинный бог дотракийцев и заберет ее в свой звездный кхаласар, где она сможет скакать по ночным землям с Кхалом Дрого? В Вестеросе мертвых из Дома Таргариенов предавали огню, но кто здесь разожжет костер для нее? "Моя плоть пойдет на корм волкам и воронью", подумала она с грустью, "и черви выроют норы в моем чреве". Ее глаза вновь обратились к Драконьему Камню. Он выглядел меньше. Она смогла увидеть дым, поднимающийся с иссеченной ветром вершины на много миль. Дрогон вернулся с охоты.

Закат встретил ее корчащейся и стонущей в траве. Каждый стул был более жидким, чем предыдущий и пах хуже. К тому моменту, как показалась луна, из Дени лилась коричневая вода. Все, что она пила, тут же выходило наружу, но тем не менее жажда росла, и ей пришлось ползти к ручью, чтобы испить больше воды. Когда Дени наконец закрыла глаза, она уже не была уверена в способности открыть их на следующий день.

Ей снился её мертвый брат.

Визерис выглядел точно как тогда, когда она видела его в последний раз. Его губы были искривлены в муке, волосы сожжены, а лицо было черным и обуглилось там, где струи расплавленного золота сбегали по его бровям и щекам, лились ему в глаза.

— Ты мертв, — сказала Дени.

Убит. И хотя его губы не шевелились, она слышала его голос, его шепот в своих ушах. Ты ни когда не оплакивала меня, сестра. Трудно умирать не оплаканным.

"Я любил тебя, когда-то."

Когда-то, сказал он, это заставило её содрогнуться. Ты должна была быть моей женой, родить мне детей с серебряными волосами и фиолетовыми глазами, чтобы сохранить кровь дракона чистой. Я заботился о тебе. Я кормил тебя. Я продал корону нашей матери, чтобы накормить тебя.»