Зато все профессора в черных мантиях корчились на земле и отчаянно визжали от боли и ужаса, словно взрывом им выпустило из животов все кишки.

Через несколько секунд все они затихли в неестественных позах. Они были мертвы.

Боже, да ведь они действительно были частью Университета, подумал Джим. Они только воображали, что действуют сами по себе. И вред, который Джим и его друзья причинили Университету, оказался гибельным для этих людей.

Но и Джим являлся частью Университета — что было доказано этой страшной болью в груди. Он тоже был на волосок от смерти...

Похоже, у нас получилось, подумал Джим. Мы здорово навредили Университету. Монстр в буквальном смысле взвыл от боли!

Однако что же произойдет с ними самими — теперь, когда они нанесли такой сокрушительный удар по Университету?

Выживут ли они?

Боль не до конца ушла из груди. Ребра все еще распирало, но с гораздо меньшей силой. Неужели пронесло?

Джим встретился глазами с Яном. Тот взглядом показал на мертвых профессоров в мантиях и горестно покачал головой.

— Мы дешево отделались, — пробормотал Ян, потирая грудь.

— Как, вы ощутили то же? — спросил Джим.

Ян кивнул.

Оказалось, что все уже похоронили себя, когда у них стало распирать грудную клетку. И теперь чувствовали себя заново родившимися.

— Ладно, — сказал Ян, — нечего тут баклуши бить. Нам не следует торчать у всех на виду.

Он решительно зашагал вперед. За ним двинулись Фарук и Бакли. Джим ласково обнял Фейт, и они последовали за друзьями.

Люди, которых они встречали по пути, выглядели как тяжелораненые, хотя ни у кого на теле не было ран. Несчастные стонали, охали, взвизгивали, вертелись на месте или катались по земле.

Яну было отрадно это зрелище. Что-то в людях изменилось. Они стонали, и визжали, и вертелись на месте, и катались по земле как нормальные люди, которые испытывают боль, которые охвачены паникой и ужасом. Они больше не походили на механических кукол или на тупых маньяков, у которых искажены буквально все человеческие реакции.

То ощущение нереальности окружающего, что царило с самого утра, наконец исчезло. До этого Яну казалось, что он внутри сказки, в стране, где все изуродовано злым волшебником. Сейчас же перед ним была картина едва ли не страшнее прежней: горящие руины, сотни корчащихся от боли людей. Но это была знакомая картина крупной катастрофы, и чувство реальности происходящего вернулось. Это чудесным образом ободряло.

Но не рано ли они радуются?

Действительно ли весь ужас позади?

Фарук остановился, оглянулся на горящие руины библиотеки и присвистнул:

— Ух ты! Этот Стивенс разбирался в таких вещах. Сработано на "отлично". Джим согласно кивнул.

— И все? — спросил Бакли. — Мавр сделал свое дело, мавр может...

Ян мрачно замотал головой:

— Конечно, нет. Надо побыстрее отыскать грузовичок Стивенса, забрать остальную взрывчатку и разнести в прах и все прочие здания.

Друзья некоторое время молча переглядывались. Нарисованная Яном перспектива никого не обрадовала. Но все понимали, что он прав: успокаиваться рано и следует довести дело до конца.

— А что произойдет, когда здесь камня на камне не останется? — хмуро осведомился Бакли. — Я полагаю, все мы испытали одинаковые ощущения в груди.

Ян кивнул. Да, у него тоже грудную клетку чуть не разорвало. И что произойдет при следующих взрывах — одному Богу известно!

— Эти сукины дети в черных мантиях были правы, — продолжал Бакли. — Мы причинили боль Университету — и сами почувствовали ее. Так что же произойдет, если мы покончим с Университетом? Он погибнет — а вместе с ним и мы? Ведь это очевидно: все клетки организма неизбежно погибают после того, как погибает сам организм...

— Не знаю, не знаю, — сказал Ян, разводя руками. Фейт посмотрела в сторону городской улицы.

— Быть может, все уже кончено, — промолвила она. — Быть может, нам ничего больше не придется делать.

— Что ты имеешь в виду?

Девушка показала рукой влево. Там университетская территория смыкалась с улицами Бреа.

Джим посмотрел в указанном направлении и удивленно заморгал глазами.

То, что он увидел, было прекрасно. В это просто не верилось.

Он с усилием сглотнул слюну. У него выступили слезы. Слезы потекли так обильно, что перед глазами все расплылось. Джим вытер слезы ладонью и покосился на Яна. Похоже, профессор Эмерсон тоже готов был вот-вот расплакаться...

— Быть может, все уже кончено, — повторила Фейт.

Ян медленно кивнул.

— Возможно, ты права, — сказал он.

Это было настоящее чудо.

Фейт наблюдала за тем, как несколько десятков полицейских машин и бронетранспортеров национальной гвардии въезжали на территорию университета. За ними следовало великое множество пожарных машин. Полицейские и солдаты, со щитами и в пуленепробиваемых жилетах, без единого выстрела заняли построенные бунтарями баррикады и теперь надевали наручники на побросавших оружие студентов и преподавателей.

На Томас-авеню стояла огромная толпа.

Сотни и сотни людей.

Ян и его друзья узнали позже, что в этой толпе почти не было досужих зевак, а состояла она целиком их родных и близких тех студентов и преподавателей, которые во время трагических событий оказались на территории университета. А также из новых слушателей, которых записала Эленор.

Как только полиция и солдаты овладели баррикадами и в них были спешно проделаны проходы для продвижения техники, измученная тревогой толпа навалилась на полицейские кордоны и прорвала их.

Сотни людей устремились на территорию университета.

Фейт увидела в толпе много знакомых лиц. Билл, добрый и могучий хозяин гамбургерной. Симпатичный рассудительный араб, владелец бензоколонки "Тексако" на углу Империал-стрит и Кампус-драйв...

И вдруг она заметила совсем родное лицо.

Кейт!

Брат тоже увидел ее и стремглав побежал навстречу Наконец-то на его лице не было привычного выражения надменной апатии! Оно светилось радостью.

Счастливо улыбаясь, Кейт остановился возле сестры. Она порывисто обняла его. Вначале он смутился и был как бревно в ее объятиях, а потом наконец отдался чувству радости и тоже неловко, но крепко облапил ее.

— Слава Богу, что ты жива! — повторял он. — Слава Богу, что ты жива!

Фейт молча прижималась к нему.

Было так отрадно ощущать себя живой после пережитого кошмара. И сердце пело от сознания, что узы любви между ней и братом сохранились, несмотря на отчуждение последних месяцев или даже лет.

Внезапно почва под ними сотряслась. Но это колебание земли имело в себе нечто успокаивающее: последний толчок, окончательное, полезное смещение, которое приводит все в норму.

— Похоже, ты права, — сказал Кейт. — Этот университет отнюдь не место, где вечный праздник!

Фейт рассмеялась. И, начав смеяться, уже не могла остановиться. Смех перешел в рыдания. Кейт ласково обнимал сестру и успокаивал. Она ощутила у себя на плечах еще пару рук — подошел Джим.

Через минуту Фейт пришла в себя и, вытирая слезы, осмотрелась.

Кругом было море счастья. Родители обнимали своих детей, жены — мужей..

Рядом с Яном она увидела очень привлекательную женщину лет тридцати пяти. Она держала профессора Эмерсона за руку, и они оживленно разговаривали, нежно глядя друг другу в глаза. Надо полагать, это и есть Эленор, которой они обязаны жизнью.

Фейт подошла к ней и сказала, протягивая руку подруге профессора Эмерсона:

— Огромное вам спасибо!

Эленор улыбнулась и пожала протянутую руку.

— Тронута вашей признательностью. Похоже, я потеряла работу, но все равно я очень счастлива!

— Вы настоящая героиня! — воскликнул подошедший Кейт. — Я видел вас по телику, вас столько раз показывали в последних новостях! Ведь это вы первой оповестили всех о том, насколько серьезные события происходят в Бреа! Именно благодаря вашему призыву тысячи новых слушателей собрались по периметру университета!