Рон ждал своей очереди. Одна часть его сознания испытывала отвращение ко всему происходящему; другая была бешено возбуждена. Он не заметил, как его руки сами сперва расстегнули пояс штанов, верхнюю пуговицу, а затем и молнию и вынули член.

— Следующий! — весело провозгласил профессор. Предыдущий мужчина вынул мокрый пенис из Мияко, и Рон подошел к кожаной скамеечке перед роялем.

Рон отпустил штаны, и они упали до самых щиколоток. Мияко улыбалась ему из-за разведенных колен. Он вдруг ощутил страшную пустоту в душе. Ему стало нестерпимо грустно — так грустно, что даже слезы выступили на глазах.

В очереди за ним было по меньшей мере мужчин пятнадцать, да и гостей, глазевших на него, была едва ли не сотня. Однако Рон никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Все эти люди были чужими. Совершенно чужими. Непреодолимо чужими.

Но Рон не был сам себе хозяином. Им руководил только торчащий голый член. Он шел за ним, как слепой за поводырем.

Рон вогнал своего поводыря в мокрую, полную чужой спермы дыру — пенис вошел с легкостью.

Рон задвигал тазом.

Через две минуты все было закончено. Он подтянул штаны, застегнул молнию и ремень и направился в дальний конец холла в поисках Рут.

Большинство женщин оказалось в кухне или около кухни. Они болтали, пили, ели бутерброды — как будто ничего особенного в доме не происходило. Однако Рут среди них не было.

Возможно, она в туалете.

Она появилась в коридоре неизвестно откуда минут через пять — тремя совокуплениями позже. Рон помахал ей рукой, но девушка нарочито проигнорировала его. Испытывая острое чувство вины, донельзя смущенный, он и не попытался пойти за ней и как-то объясниться.

Он вернулся в холл, подошел поближе к роялю и стал наблюдать за работой японки. В промежутке между мужчинами Мияко заметила его в толпе и улыбнулась ему. Она опустила ноги и сказала мужу:

— Я устала.

— Жена устала, — громко объявил профессор Култер. — Кто-нибудь хочет занять ее место?

— Я хочу.

Это был голос Рут.

Рон уже открыл рот, чтобы возразить, чтобы умолять ее не делать этого. Нужно схватить ее за руку и утащить прочь... Но кругом было столько людей... Как-то неловко устраивать сцену на виду у всех. Поэтому он ничего не сказал и ничего не сделал. Он просто молча наблюдал, как Рут раздевается возле рояля. Оказавшись голой, она забралась на скамейку и стала на четвереньки.

— Навались, ребята, пока не простыла! Рон безмолвно наблюдал, как мужчина из очереди, лет пятидесяти, прошагал к Рут и вогнал в нее свой необычно большой член.

Нет, это невозможно. Бред какой-то! Ничего подобного не предполагалось! Их с Рут просто пригласили на вечеринку к солидному профессору, который разменял шестой десяток лет. Рон ожидал высокоумных бесед. В самом худшем случае — большой пьянки... Рут вскрикнула.

Рон мог только гадать — от боли или от удовольствия. Но что-то словно оборвалось в нем от этого вскрика. Он резко повернулся и пошел на кухню, где как ни в чем не бывало щебетали женщины.

Мияко нашла его там — парень стоял с банкой пива. Он хотел побыстрее напиться, но был слишком оглушен происшедшим, чтобы сообразить начать прямо с водки.

Японка улыбнулась ему:

— Тебе понравилось?

Ему хотелось ударить ее по лицу, которое теперь вызывало лишь отвращение. Более уродливой рожи он в жизни не видел. Узкоглазая тварь.

Но Рон не ударил ее. Вместо этого он устало улыбнулся и браво сказал:

— Еще бы!

Она взяла его за руку:

— Пойдем.

— Куда?

— Они уже заканчивают. Рон последовал за ней в холл. Рут одевалась. На ее бедрах он заметил влажные следы — то ли пота, то ли спермы.

Теперь в холле собрались все гости — мужчины и женщины.

Мияко провела молодого человека через толпу к роялю, в центр огромной гостиной. Профессор Култер раскладывал на черной крышке что-то завернутое в шелк.

Японка больно сдавила руку Рона. В ее лице прочитывалось радостное возбуждение и нетерпеливое предвкушение.

Рону вдруг стало страшно, его даже затошнило от ужаса и предчувствия чего-то уж совсем отвратительного. И снова ему вспомнились матушка Ден и Царь Тьмы. Нет, не надо ему было ходить в тот подвал...

Профессор развернул большой шелковый платок. Там оказались разнокалиберные ножи.

Он обвел гостей торжествующим взглядом и с ухмылкой провозгласил:

— А теперь настало время кровавых игр!..

СТАТИСТИЧЕСКАЯ СВОДКА ПРЕСТУПНОСТИ НА ТЕРРИТОРИИ УНИВЕРСИТЕТСКОГО ГОРОДКА 10 ОКТЯБРЯ

Тип преступления / Данный семестр / Весь текущий год / Весь предыдущий год

Нападение / 24 / 59 / 26

Кража машины / 22 / 25 / 9

Изнасилование / 10 / 25 / 12

Грабеж / 256 / 1135 / 903

Вандализм / 14199 / 25203 / 10087

"В библиотеке стоят аккуратные ряды параллельно бегущих книжных стеллажей, освещенных лампами дневного света. Три верхних этажа отданы этим нескончаемым параллельным рядам стеллажей. Все книги разложены в хитроумной последовательности — согласно буквенному и цифровому шифру, а также дате публикации. Исторические сочинения отделены от книг по социологии, а те не смешиваются с философскими работами. Все продуманно, здесь везде царят порядок, атмосфера аккуратности и плодотворного педантизма. Разве что истовые компьютеролюбы, самые рассеянные читатели, разбрасывают свои книги где придется.

Но одновременно в упорядоченном и разумном мире библиотеки существует шестой этаж".

Фейт вздохнула и перечитала написанное.

Слова вышли из-под пера легко и быстро, ее ручка практически безостановочно порхала над желтой линованной бумагой. Фразы вылетали с такой скоростью, что девушка даже не успевала понять, насколько они удобочитаемы.

Фейт осталась довольна: написано понятно и гладко, даже прослеживается некий естественный ритмический рисунок в организации предложений.

Она подивилась самой себе.

Говоря по совести, на курс писательского мастерства она записалась только потому, что, по всеобщему мнению, это был простенький семинар, в конце которого легко получить высший балл, тем самым набирая лишние очки для диплома. Фейт здраво рассудила, что легкость этого курса несколько уравновесит сложность других предметов.

В старших классах она сочинила несколько стихотворений и, подобно многим подросткам, пыталась создать нечто глобальное, амбициозное — трудилась над статьями с названиями типа "О любви и смерти" или "Толкование искусства". Однако она мучилась над каждым словом, и результатом изнурительно медленной работы были темные и тяжеловесные фразы — даже после неоднократного переписывания и "полировки" текста.

Теперь же, неизвестно почему, ее мысли стали яснее, они сами просились на бумагу, как будто уже давно сложились в голове и только ждали, когда же их запишут. Это было замечательно, хотя от такой неожиданной легкости становилось несколько не по себе. Фейт ощущала себя не автором текста, а лишь проводником для слов. Казалось, не она пишет, а с ее помощью пишет некий нездешний разум. Неужели это именно то, что называют божественным вдохновением?.. Вот какую бурю эмоций вызвал у нее первый в жизни невымученный текст, пусть и простенький, но написанный под диктовку музы.

Еще одно смущало Фейт — никогда раньше она не писала страшных рассказов. В ее прежних писаниях не было даже намека на ужасное. Подростком она сочиняла слащавые сонеты и жизнерадостные псевдофилософские верлибры. Но теперь она писала типичную "страшилку". И весь рассказ уже сложился в ее голове, был продуман каждый поворот сюжета, характеры героев, их поступки и слова — словом, все, вплоть до последней мощной фразы, венчающей повествование.

Фейт хотела остановиться, лечь спать и закончить рассказ утром — до отъезда в университет. Но она была так возбуждена, что не могла ждать до утра. Да и не будет завтра времени на писание — ведь текст должен быть готов к завтрашнему занятию и отксерокопирован для всех членов группы, а стало быть, надо появиться в университете пораньше, чтобы успеть сделать копии.