Выход один — учиться с утроенным прилежанием и другими хорошими оценками перекрыть этот позор. Поэтому Тхань Лам незамедлительно отправился в библиотеку — грызть гранит науки, чтобы впредь избежать посредственных баллов.

В своем ошарашенном состоянии он не сразу сообразил, что зачетку придется показывать родным не через несколько недель, а уже сегодня вечером. Два дня назад он имел глупость сообщить родным о предстоящем зачете — дескать, я к нему готов и пройду с легкостью. Теперь дома ждут.

И кто его, дурака, за язык тянул! Вообще мог не упоминать эту контрольную работу!

А соврать тетушке и брату нельзя.

И это было еще одной причиной, отчего Ткань Лам допоздна засиделся в библиотеке — откладывал разговор с родными.

Все их надежды связаны только с ним. Они из последних сил тянутся, чтобы дать ему высшее образование, поэтому никак нельзя их подводить. Чтобы он мог учиться, тетушка отдала ему все деньги, накопленные за десять лет работы в салоне красоты. Брат добровольно отказался от университетского образования, дабы Тхань Лам мог учиться в самом лучшем из более или менее доступных университетов — не в Фуллертоне, а в Бреа. И тетушка, и брат неустанно напоминали ему о своих жертвах. Да он и сам не забывал о них.

От мысли, что он запорол первый же зачет, в желудке все переворачивалось. Куда глаза девать, когда наступит час сказать об этом тетушке и брату?

Ткань Лам вышел из здания библиотеки и понуро плелся по главной площади. С каждым шагом становилось яснее и яснее, что домой ему возврата нет. Он не выдержит позора.

Его взгляд упал на крышу студенческого центра. Там была высокая ограда. Тогда он перевел взгляд на крышу естественно-научного корпуса. Да, именно то, что надо. Низенькая решетка.

Тхань Лам зашагал к естественно-научному корпусу.

Ни о чем не думая, он поднялся в лифте на последний этаж, прошел по длинному коридору, открыл стеклянную дверь и вышел на просторный балкон, предназначенный для курящих студентов. Там была ведущая на крышу лестница.

Тхань Лам стал подниматься. И тут обнаружил, что он не один.

Наверху стояли и смотрели на него три вьетнамских товарища — Куонг Фань, Линь Нгуен и Лю Нго. Все они тоже получили "удовлетворительно" за контрольную работу, и у всех троих на лицах был написан траур.

Какое-то мгновение Тхань Лам прикидывал в уме — не отказаться ли ему от своего намерения. Не ему одному не повезло в этом семестре. Его вьетнамские друзья в том же положении. А в компании даже унижение кажется менее горьким. К тому же вины за собой он не чувствует. Он готовился прилежно, материал знал — как, впрочем, и его товарищи. Они ведь тоже рассчитывали на хорошие баллы... Быть может, существует заговор профессоров — проваливать вьетнамцев, которые обычно очень хорошо учатся?

Надо гнать подобные мысли! Профессора не могут быть такими подлецами. А чужие неудачи не могут оправдать его собственную. Пусть все до одного студенты университета получат "неуды", но он, Тхань Лам, не имеет права даже на "удовлетворительно". Тетушка и брат пожертвовали для него слишком многим — он не смеет разочаровывать их.

Тхань Лам молча поднялся на крышу и стал у парапета. Его друзья тоже молчали.

Здесь, на крыше, дул слабый ветерок. Тхань Лам подставил лицо прохладному дуновению и несколько секунд наслаждался приятным чувством. Отсюда открывался прекрасный вид чуть ли не на половину округа Орандж. В южной стороне, на Гарден-Гроув, горели огни "Азиатского дворца" — огромного торгового центра в Маленьком Сайгоне.

Май, брат, должно быть, где-то там, в это время он обычно заглядывает в музыкальный отдел.

При мысли о Май хотелось плакать. Он мог бы учиться вместо Тхань Лама — и, конечно, учился бы прилежнее, проводил бы меньше времени с друзьями, а больше — за книгой. Отчего Тхань Лам позволял себе расслабляться, отчего не занимался круглые сутки?

Никто не виноват в том, что он получил низкий балл. Он сам кузнец своего несчастья и несчастья своих близких.

Тхань Лам посмотрел вниз, на центральную площадь. То, что он увидел, окончательно сломило молодого человека: на него глядело огромное презрительно улыбающееся узкоглазое лицо. Он понимал, что это лицо создано случайным расположением кустов. Быть может, в другом настроении рисунок кустов напомнил бы ему что-то другое, но сейчас он видел лицо соотечественника, полное презрения к жалкому неудачнику Тхань Ламу.

Неподалеку от студенческого центра на шестах трепыхался какой-то транспарант, ярко освещенный светом лампы. Тхань Лам напряг зрение и разобрал только одну строчку:

"СМЕРТЬ УЗКОГЛАЗЫМ!"

Тхань Лам отвел глаза от транспаранта и встретился глазами с Лю Нго.

Так ни слова и не сказав, все четверо разом взобрались на парапет.

Ткань Лам вобрал побольше воздуха в легкие. Физиономия внизу продолжала издевательски улыбаться.

Он жалобно вскрикнул. За ним жалобно вскрикнул Куонг. За ним — Лю. А за ним — Линь.

И все четверо разом прыгнули.

После того как они позанимались любовью. Ян отправился в ванную комнату. Через несколько минут, приняв душ, он вернулся в спальню. Эленор сидела на кровати, подложив под спину пару подушек, и читала какой-то журнал. Он присел рядом и нежно поцеловал девушку в затылок.

Затем пригляделся к тому что было у нее в руках — не журнал, а брошюра с расписанием занятий.

— Чем это ты занята?

— Хочу учиться. Прикидываю, какие университетские курсы я хотела бы прослушать в свободное от работы время.

Ян театрально застонал:

— Господь с тобой! У тебя совсем не будет времени видеться со мной!

— А вот и нет. Я буду посещать вечерние занятия в Бреа. Стало быть, всегда буду у тебя под боком. Успею надоесть.

— О нет! — воскликнул он и выпрямился. — Где угодно, только не в Бреа!

Эленор отложила листочки с расписанием и удивленно уставилась на Яна.

— Это почему же? Бреа совсем рядом. С точки зрения удобства — идеальный вариант.

— Я категорически против того, чтобы ты занималась в Бреа!

Она вся напряглась:

— Ты "категорически против"? Ты не желаешь, чтобы я училась в Бреа? Извини, дружок, ты мой любовник, а не отец. Стало быть, у тебя нет никакого права приказывать мне, что я могу делать, а что нет.

— Ты могла бы посещать занятия в Фуллертоне или в Ирвине...

— Зачем мне тащиться так далеко, когда у меня под носом К. У. Бреа? — Тут Эленор сузила глаза и вперилась в Яна пристальным взглядом. — Послушай, уж нет ли у тебя тайной подружки в Бреа — какой-нибудь разбитной студенточки?

— Нет у меня никакой секретной связи, — раздраженно отмахнулся Ян. — Дело не в этом.

— А в чем же?

— Университет превратился... ну, короче, там столько насилия, такая дикая преступность...

— Ну и что? Кого и где можно удивить высоким уровнем преступности? Время такое.

— Да нет, тут особый случай. У нас массовые беспорядки, нападения на людей, изнасилования, групповые самоубийства...

— Самоубийства? Они-то меня с какого боку касаются?

— Просто территория университета превратилась в предельно опасную зону.

— Меня трудно испугать. Я ученая. Я шесть лет работала в центральной части Лос-Анджелеса — сам знаешь, какое это пекло. Так что рискну.

Ян покосился на подругу. Его подмывало рассказать ей все — выложить всю правду, поделиться своими тайными размышлениями и опасениями. Но здесь, в уютной спальне, рядом с обнаженной женщиной и при тихо мурлыкающем телевизоре, было как-то глупо заводить разговор о тотальном наступлении зла, о темных предчувствиях и неясных страхах. Все его мрачные мысли последних недель вдруг показались детскими, наивно-глупыми. Что он может сказать? "Эленор, я хочу поведать тебе о том, что Вселенское Зло медленно пожирает университет в Бреа..." Трудно произнести подобную фразу и не выглядеть при этом полным идиотом. Ян поцеловал Эленор в щеку: