Как вдруг она всем телом почувствовала волну холодного воздуха. Ощущение было странное: разом и физическое и моральное, словно ледяное дуновение заодно окатило и ее душу.

Фейт быстро положила на тележку книги, которые держала в руках, и проворно огляделась. Было впечатление, что на несколько секунд где-то включился кондиционер и послал на нее струю холодного-прехолодного воздуха.

Однако она не увидела поблизости ни одной вентиляционной решетки. Озноб не проходил, хотя ледяной ветерок вроде бы улегся. Фейт потерла голые руки. Черт возьми, теперь и в "клетке" чувствуешь себя страшно уязвимой! Металлическая дверь, решетка — все это такая хлипкая защита от того, что имеет сверхъестественную природу!.. Хуже того, "клетка" — по сути, настоящая ловушка, из которой нельзя быстро удрать! Недаром этот закуток называют клеткой. Сущая мышеловка...

Фейт уже двинулась к двери, чтобы открыть ее, но тут до девушки дошло, что сейчас она наверняка единственный человек на шестом этаже. И студенты и сотрудники отправились на завтрак. Ближайшие люди двумя лестничными маршами ниже.

Шестой этаж.

Ах ты, дура, дура! И зачем ты осталась тут одна? Нет чтобы уйти вместе с Гоенной! "Спасибо, я что-то не хочу есть". Поработать захотела! Будто бес ее под локоть толкал!

Фейт замерла рядом с тележкой. Теперь ей вдруг вспомнилось, что минуту назад она слышала какой-то шум на этаже, но была так сосредоточена на своей работе, что проигнорировала его. Шум на шестом этаже, где обычно царит почти мертвая тишина?..

Что же это был за шум? — принялась она терзать свою память. Что-то вроде шороха или раскатистого шепота — но подобные звуки не могли исходить от проходящих мимо и разговаривающих читателей. В то же время звуки явно не имели механической природы, в них не было ритма; скорее, что-то вроде тех неопределенных шорохов и скрипов, которые бывают ночью в доме. Словно ожили стеллажи и горестно кряхтят о чем-то...

Вот! Опять! Теперь больше похоже на отдаленный шепот.

Но есть в этом шепоте что-то нечеловеческое...

Стоять дольше в полном бездействии и умирать со страха Фейт было стыдно. Девушка с удвоенной энергией взялась за расстановку книг и начала мурлыкать себе под нос какую-то старую мелодию. Она здорово перепугалась. Но ничего, ее мурлыканье заглушит эти странные шорохи-шепоты.

Черта с два!

Она вдруг осознала, что шуршит и шепчет — прямо в ее голове. Пой хоть в полный голос — все равно не заглушишь эти внутренние невнятные перегуды. Напрасно она себя успокаивала и с шумом ворочала книги.

Фейт отлично понимала, что происходит нечто по-настоящему страшное.

Надо было срочно бежать отсюда на какой-нибудь другой этаж, где много людей. Однако ее парализовывала мысль, что к лифту или к лестнице придется идти по длинным пустынным проходам между стеллажами... Разумеется, в "клетке" она как в ловушке. Но тут по крайней мере видно, что происходит вокруг. А там, между стеллажами, еще неизвестно, кто притаился и с какими намерениями... Как знать, чья рука или лапа обрушится из-за угла на ее плечо!..

Фейт опять бросила книги и напряженно прислушалась.

В дальнем конце этажа раздались гудение и щелчок — открылся лифт. У Фейт сердце подпрыгнуло в груди. Почему-то в памяти вдруг всплыло лицо Джона Тейлора. Она ума не могла приложить, почему ей внезапно подумалось именно о нем. Ведь после того убогого свидания она с ним больше не виделась — прошел уже целый месяц, слава Богу! Так или иначе, ее первой мыслью при звуке пришедшего лифта было: только бы это не оказался Джон Тейлор!

Приглушенный звук шагов. Кто-то в кроссовках.

Фейт собрала все свое мужество в кулак. Прижавшись спиной к полкам и затаив дыхание, она неотрывно уставилась на центральный проход между стеллажами.

Ура! Это Гленна! Всего-навсего Гленна! Какое облегчение.

Фейт поспешила открыть дверь подруге.

И тут наконец заметила, что Гленна мрачнее тучи. Произошло что-то очень серьезное. Белые губы, остановившийся взгляд...

— Быстренько! — сказала Тленна без всяких предисловий. — Уносим ноги. Всех срочно эвакуируют из здания.

У Фейт перехватило дыхание.

— Господи, что произошло? — спросила она, не зная, какого ответа бояться больше.

— Один парень рехнулся. Десять минут назад заявился с пистолетом на четвертый этаж и начал палить направо и налево. Уложил массу народа...

Гленна быстрыми шагами пошла к лифту, не оглядываясь на подругу.

Фейт побежала за ней. Несмотря на присутствие Гленны, несмотря на шум своих шагов, она отчетливо слышала шорох-шепот в своей голове.

И теперь эти звуки напоминали отдаленный смех.

ПЕРЕСТРЕЛКА В БИБЛИОТЕКЕ: ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА УБИТЫ, ШЕСТНАДЦАТЬ РАНЕНЫ

Новая сенсация. Снова жирный заголовок на всю ширину первой полосы. И фотографии под заголовком опять могут потянуть на какой-нибудь приз: прикрытые окровавленные тела на носилках, отражение множества машин на стеклянной стене первого этажа библиотеки — полиция и "скорая помощь"...

Ричард и на этот раз оказался на высоте — его снимки в высшей степени эффектны. Каким-то образом он проник через линию полицейских кордонов и нащелкал почти сотню кадров, прежде чем его вытолкали прочь.

Джим видел готовые отпечатки лишь мельком, но они до сих пор маячили перед его глазами. Для газеты отобрали самые впечатляющие, а самые страшные отложили в сторону. Лужи крови перед лифтом, забрызганные кровью и мозгами книжные стеллажи на четвертом этаже. И трупы, трупы... Три мертвые пожилые библиотекарши. Одна лежит на столе — пуля превратила лицо в кровавую кашу. Вторая на полу — с раной в груди. А третья сидит в нелепой позе на стуле, руки висят плетьми, мертвые глаза смотрят прямо в камеру.

Отвратительно. Страшно.

Но снимки мощные.

Что и говорить, Ричард — настоящий мастер...

Зазвонил телефон. Джин сняла трубку.

— Джим, — позвала она, — тебя. Декан Йенсен.

Сейчас декан Йенсен заведовал учебной частью, а некогда был куратором "Сентинел" и, к счастью, продолжал по мере сил опекать газету. Джим встречался с ним лишь однажды, но полюбил этого человека с первого взгляда. Йенсен был единственным членом высшей администрации университета, который не избегал контактов с редакцией "Сентинел": при необходимости давал требуемую информацию или совет, а порой и сам предлагал дополнительные сведения по темам, интересовавшим работников студенческой газеты. Джим взял трубку.

— Добрый день. Джим Паркер слушает.

— Привет, Джим. Мне только что позвонили из центральной больницы. Один из раненых студентов скончался. Вы уже в курсе?

— Нет. Большое спасибо. Мы звонили в больницу полчаса назад. Из них слова не вытянешь. Похоже, нас держат на голодном информационном пайке.

— Сам понимаешь, Джим, и полицейское управление, и больница сообщают новости прежде всего крупным телекомпаниям и газетам, а от вас отмахиваются. Так что я постараюсь подкидывать информацию, чтобы вы не совсем отставали.

— Спасибо, — произнес Джим. — А кто из раненых умер? Вы знаете фамилию?

— Увы, мне не сказали. Но семью погибшего уже уведомили. Когда сдаете номер?

— Должны были — час назад.

— А когда самый-самый последний срок?

— Типография велела не позже восьми.

— Времени маловато, — согласился Йенсен. — Попробуйте сами дозвониться в больницу и вытянуть из них имя умершего.

— Хорошо. Еще раз спасибо.

Повесив трубку, Джим подозвал Фарука.

— Звони в больницу. Узнай, какие там новости. Придется переделать заголовок и внести кое-какие изменения в текст статьи.

— О Господи! — воскликнула Джин. — Сколько же раз можно переделывать!

— Сколько потребуется.

— Извини, Джим, ты перебарщиваешь! — заявила Джин. — Нам все равно не угнаться за телевидением. И даже с большими газетами нам не по зубам конкурировать — у них собственные типографии, они могут сдавать номер далеко за полночь. — Девушка удрученно тряхнула головой. — Мы и так сделали все возможное. Зачем же из нас кишки выпускать? Чего ради?