— Господь Всемогущий! — воскликнул Джим. — Отчего же ты сразу мне все не рассказала?

— Сама не знаю. — Фейт была несколько возмущена его сердитым тоном.

Несколько секунд они смотрели друг другу глаза. Похоже, назревала серьезная ссора.

Джим первым отвел глаза.

— Так вся причина твоей подавленности именно в этом? — наконец спросил он.

— Нет.

И Фейт рассказала ему о странном происшествии в мужском туалете библиотеки. Наверняка в той кабинке никого не было. Но она слышала шумы, словно там был человек. Что-то с непонятной целью имитировало эти звуки. И это что-то разыгралось до такой степени, что выключило свет, дабы напугать ее всерьез.

— М-да, черт побери! — сказал Джим, когда девушка завершила рассказ, и ласково погладил ее руку. — Бедняжка. Теперь мне понятно, отчего мы так отдалились друг от друга. Надеюсь, это все, что с тобой приключилось? Или еще что-то было?

Она жалобно улыбнулась:

— Нет, это все.

— Твой ковер не нападал на тебя? Унитаз не обливал тебя водой? — совершенно серьезно спросил Джим.

— Нет.

Теперь пришел черед Джима лечь спиной на постель и закрыть глаза.

— Ах ты Господи, — сказал он задумчиво. — Я готов предположить самое худшее. Очевидно... — Тут он осекся, резко встал и, открыв глаза, спросил:

— Послушай, а ты не думаешь, что подобное происходит не с тобой одной? Возможно, буквально с каждым на территории университета случаются такого рода ненормальные вещи?

Фейт отрицательно мотнула головой:

— По моим наблюдениям, никто из сотрудников библиотеки ничего странного не замечает. Я нарочно заводила разговоры на эту тему. Большинство девушек с удовольствием делятся между собой всякими странными мелкими происшествиями. Скорее всего с другими ничего из ряда вон выходящего не случается, а не то бы они обязательно проболтались.

— Ну, ты же никому ничего не сказала!

— Я сдержанная. А я беседовала с болтушками, которые все тебе доложат — и что они вчера ели на ужин, и где у них прыщ утром схватился...

— Хорошо. В таком случае возникает резонный вопрос: почему это случается с тобой? Почему оно выбрало тебя?

— Откуда мне знать?

Джим внимательно посмотрел на Фейт. Она улыбнулась ему. Похоже, ее настроение резко улучшилось после того, как она выговорилась. Зато у Джима стало еще тяжелее на душе. Он принял на себя груз ее знания. Стоит ли удивляться, что она столько дней ходила как в воду опущенная! Если бы неведомая сила сыграла с ним две такие гнусные шутки, еще неизвестно, смог бы он вести себя так же мужественно, как и она. Ведь стоило ему увидеть зеленую рожу на экране компьютера, как он тут же помчался к профессору Эмерсону — словно ребенок к юбке матери! А в первый момент вообще собирался побросать вещи в чемодан и дать деру из университета! Но Фейт держалась молодцом — ходила на занятия, не бросила работу в библиотеке, удержалась от соблазна поплакаться в чью-либо жилетку и никому ничего не разболтала. Она все пережила храбро, в себе, в одиночку.

Отчего же она сразу не поделилась с ним?

Ладно, главное, что в итоге она была с ним полностью откровенна.

И только это имело значение. Пусть ему пришлось задать прямой вопрос, подтолкнуть Фейт к откровенности, но она таки доверилась ему, поделилась с ним сокровенным, не испугалась, что он осмеет ее за предрассудки или трусость.

Джим ощутил прилив нежности к Фейт, словно в результате сегодняшнего разговора она стала ближе. Он нагнулся и поцеловал ее в губы. Губы девушки были приятно мягкими и немного пахли вишней.

Когда они оторвались друг от друга, она чуть отстранилась и сказала очень просто, без аффектации:

— Я люблю тебя.

Вот так — без всяких предисловий, без намеков и экивоков, которые позволяют обратить все в шутку и при необходимости дать задний ход. Она просто произнесла три слова — по самые шляпки вбила три гвоздика. Констатировала факт. И делай с ним, что хочешь.

— Я тоже люблю тебя, — сказал он, и они еще раз поцеловались.

Теперь это был очень долгий поцелуй, с участием языков. Джим обнял Фейт, привлек ее к себе, но в такой позе им было неудобно, и они легли на постель. Он ощутил прилив страсти, которая пришла на смену чувству товарищеской близости. Тело само подсказало, что делать, и через несколько секунд он уже лежал на Фейт, а она расставила ноги, чтобы ему было удобнее. Они целовались так, что кружилась голова.

И вдруг, прямо посреди поцелуя, вся страсть Джима куда-то испарилась. Он быстро закончил поцелуй, отодвинулся от девушки. Фейт лежала с закрытыми глазами, голова запрокинута, губы приоткрыты, на лице томное выражение. Ему внезапно захотелось ударить ее. Его напряженная плоть давила ей на пах, рука касалась ее груди, но единственное, что ему хотелось, так это двинуть ее кулаком по голове. Лежит, как безвольная тряпичная кукла, и балдеет пустоголовая шлюшка, — ждет, когда он ее трахнет...

Он резко откатился в сторону, а потом и вовсе вскочил с постели.

— Что? Что такое? — испуганно спросила она, открывая глаза.

Джим замотал головой: дескать, ничего, все нормально. На самом деле все было совершенно ненормально. Что же с ним произошло? Еще несколько секунд назад он пылал от любви. И вдруг возненавидел, захотел причинить ей боль. Если бы такое случилось месяц или даже неделю назад, он бы решил, что сошел с ума, и заподозрил бы в себе шизофрению, с ее внезапными необъяснимыми сменами настроения. Он бы подумал, что надо срочно бежать к психотерапевту. Однако сейчас, обогащенный опытом последних дней, он констатировал, что позыв к насилию родился не в его душе, а пришел в мозг извне. Что-то такое нехорошее в воздухе, как выразился Хоуви. Какие-то антенны в его сознании приняли сигнал, побуждающий ко злу.

Он сделал глубокий вдох. Что бы это ни было, теперь это, слава Богу, прошло. То ли он переборол чуждое желание к насилию, то ли оно пропало само собой, но он стал прежним.

Джим бросился на кровать. Фейт больше не задавала вопросов, и он быстро раздел ее — долой блузку и лифчик, долой юбку и трусики.

И вот он уже лежал на ней. Тихо постанывая, она ласково гладила его спину, и они нежно целовались.

Он готовился войти в нее. Но не спешил, наслаждаясь медленной прелюдией, стараясь доставить ей побольше удовольствия, возбудить как следует — и только тогда войти...

И тут ему вдруг надоели эти телячьи нежности, фигли резину тянуть?

Ему больше не хотелось заниматься с Фейт любовью.

Он хотел трахать ее.

Он хотел ей так вставить, чтоб она взвыла.

Она нежно ерошила ему губы, щекотала языком шею.

Пора кончать с этим нудным прологом.

Задолбать ее до полусмерти!

Джим передвинулся по ее телу вниз и грубым быстрым жестом далеко развел ей бедра. Хотя она и охнула от неприятного ощущения, но промолчала. Под густо заросшим лобком на массивных наружных губах ее влагалища поблескивала влага.

Джим резко и сразу полностью вошел в нее.

Фейт вся прогнулась под ним. Не прекращая делать энергичные махи тазом, он сунул правую руку под ее ягодицы, раздвинул их, нащупал анус и одним быстрым движением вогнал в него средний палец.

А затем добавил и указательный.

И ей это понравилось.

Потом они не обсуждали то, что произошло. Фейт могла только гадать, смущен ли Джим в той же мере, что и она.

Или напуган в той же мере, что и она. Фейт не знала, что нашло на нее. Или на него. Но и ее влагалище, и... другая дырочка страшно болели.

Кожа вокруг влагалища покраснела, к лобку было больно прикоснуться. Это была самая настоящая долбежка, грубый, животный секс. Правда, в постели она получала удовольствие. Однако сейчас, надевая джинсы и морщась от боли, Фейт ощущала себя униженной. Она и не подозревала, что способна на подобную разнузданность. То, что они делали, ей не представлялось и в самых смелых фантазиях...

А может быть, яблоко от яблони не далеко падает, и она действительно вся в мать. Такая же прирожденная шлюха...