Некоторое время он носился с идеей создать собственную антологию литературы ужасов. Потом решил, что работа Стивенса достаточно хороша. Пусть его книга остается образцовой, пусть по ней учатся все студенты. Ян слишком многим обязан этому человеку, чтобы пробовать отодвинуть в тень его антологию.

Возможно, более полезным делом будет написание романа.

Частенько, сидя перед экраном невключенного компьютера, он припоминал эпилог романа Стивена Кинга "Сияющий", в котором Уэнди, Денни и Хэллоранн мирно ловят рыбу на берегу озера в глухом райском уголке. И тогда ему мечталось о том, как он купит домик в такой вот деревушке, вдали от шума и суеты городов, и остаток жизни будет ловить рыбку, совершать пешие прогулки по округе — словом, станет по мере сил сливаться с природой...

Но тут он вспоминал об Эленор и возвращался на землю. Конечно, природа и глухомань хороши, да только в романах. Трудно представить себе жизнь с Эленор вдали от города.

Они горожане, у них это в крови.

Против своего характера не попрешь.

Одно дело жить в пригороде, и совсем другое — по-настоящему далеко от цивилизации.

Через две недели после уничтожения университета Эленор переехала к Яну насовсем.

В середине декабря он получил приглашение преподавать в Фуллертонском университете.

А в канун Рождества Ян сделал предложение Эленор. И она согласилась стать его женой.

Когда первые страсти улеглись, они все подробно обсудили.

— Мне придется где-то заканчивать образование, — сказал Джим. Он со значением взглянул на Фейт. — Хочешь учиться в Фуллертоне?

Девушка отрицательно мотнула головой.

— Мне не нравится тамошний университет.

— Тогда где? А ты вообще-то хочешь учиться в том же месте, где и я?

Она улыбнулась, кивнула головой и ласково обняла его.

— Разумеется!

Остаток семестра они выбирали приемлемые для обоих университеты как в Калифорнии, так и в Аризоне, а потом разослали прошения о приеме. После этого Фейт гостила у матери Джима в Уильямсе. Спали, они, конечно, в разных комнатах, как и полагается неженатым — чтобы не обидеть мать Джима, которая придерживалась традиционных строгих взглядов.

Но сексом занимались при каждой возможности — вечером в машине, в рощицах по время дневных прогулок, в доме, когда мать Джима куда-нибудь уходила. Джим любил Фейт и она любила его. И все у них было прекрасно... Однако чего-то в их нынешней близости все же не хватало.

Он осознавал, чего именно, но даже себе не хотел открыто признаться в этом. И перед Фейт делал вид, что все отлично и он чертовски счастлив.

На третьей неделе декабря, когда они еще были в Уильямсе, начали приходить письма из университетов, куда они писали. Первым получил сразу три положительных ответа Джим. Два из них он показал Фейт и матери, а о третьем письме промолчал: унес его в сарай и сунул на полку за мешок с минеральными удобрениями. Это был положительный ответ из Уэйкфилдского университета, куда Джим направил письмо втайне от Фейт. Думать о возможности учебы в Уэйкфилдском университете было так же волнующе неприятно, как в конце прошлого лета думать о возвращении в Бреа. Но в этом чувстве проглядывало столько знакомого, что его неприятность имела в себе нечто привычное, почти успокаивающее.

Поздно вечером, когда и мать, и Фейт уже спали, Джим украдкой вышел из дома и направился к сараю.

Там он достал из-за мешка утаенное письмо.

И, держа его в левой руке, начал мастурбировать правой...

На следующий день позвонил Кейт, брат Фейт, и сообщил, что только что вынул из почтового ящика полдюжины писем: положительные ответы из разных университетов.

В том числе и из Уэйкфилдского...

Три университета предлагают гранты.

В том числе и Уэйкфилдский...

Джим опешил, когда узнал об этом.

Фейт прятала глаза.

— А я и не знал, что ты обращалась в Уэйкфилд! — сказал Джим.

Фейт стрельнула глазами в сторону Джима, потом в сторону его матери и ничего не сказала.

Пока мать готовила обед, Джим повел Фейт в сарай и показал ей свое письмо из Уэйкфилдского университета.

— Ну и что мы будем делать? — растерянно спросил он, тяжело вздохнув.

— По-моему, нам не следует учиться в Уэйкфилде... — достаточно твердым тоном сказала Фейт.

— Тогда зачем же ты писала туда?

— А зачем ты писал туда?

Он молчал. Фейт покачала головой.

— Нет, нет и нет. Там слишком опасно учиться...

— Но ведь ты скучаешь по... по ощущениям... Я ведь прав?

Она нервно облизала губы и медленно кивнула.

Джим взял ее прямо там, на занозистых досках пола, грубо, бесцеремонно.

От сотрясения с полки упал садовый совок и острым краем рассек ей лоб. Это было замечательно. Именно то, что нужно. Фейт схватила совок и с силой шлепнула им по ягодицам Джима.

После, запыхавшиеся, усталые, довольные, с кровоточащими ранками по всему телу, они лежали на полу и приходили в себя.

— Мы заражены, — констатировал Джим.

— Да. Но мы справимся с этой заразой.

— Как?

— Поступим в другой университет. Не в Уэйкфилдский.

— Ты думаешь, у нас хватит сил?..

Фейт решительно кивнула. Потом встала, взяла положительный ответ из Уэйкфилда и многозначительно сказала:

— А это мы все-таки сохраним.

Да! Это замечательная мысль и не противоречит совести. Джим довольно улыбнулся, взял из рук Фейт конверт и ласково погладил его.

— Джи-им! Фейт! — раздался голос матери из дома. — Обед готов!

— Мы будем через пару минут! — крикнул Джим. Он спрятал письмо на той же полке. А затем снова потянул Фейт на пол, стал больно шлепать ее по груди. Она схватила его член и начала тискать его и царапать ногтями, так что выступила кровь... Им было хорошо вместе.