Стало быть, решено.

В университет.

Фейт быстро закончила расчесываться, почистила зубы, натянула джинсы попроще и гринписовскую майку, взяла с туалетного столика в спальне сумочку и ключи.

Она-таки успела на семинар по американской литературе — прибежала за секунду до прихода преподавателя.

На этом занятии обсуждали "Мудрую кровь" Фланнери О'Коннор — роман совсем короткий, но Фейт и до половины его не прочитала и поэтому сидела как мышка и не принимала участия в обсуждении. Зато сидевший рядом Джим высказывался много и часто, не соглашаясь с интерпретациями других студентов. Поскольку Фейт книги до конца не дочитала, то и не могла судить, кто прав, а кто нет Однако про себя она взяла сторону Джима и ободряла его выразительными взглядами, словно литературная дискуссия — это что-то вроде футбольного матча, и Джим полузащитник в ее команде.

После занятия девушка шла к лифту вместе с Джимом.

— Так как насчет статьи об убийстве животных? Ваш корреспондент выяснил что-нибудь? Джим вздохнул.

— Странная штука получается, — сказал он. — Твой рассказ не получил подтверждения. Профессор Остин решительно отрицает, что он травил зверьков. А в понедельник я сам переговорил с несколькими студентами, которые присутствовали на той лекции. Они в один голос говорят, что ничего подобного не было!

— По-твоему, я лгунья? — так и вспыхнула Фейт.

— Нет, но просто...

— Стало быть, ты мне не веришь?

Джим посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

— Нет, верю.

Они несколько секунд стояли в коридоре — Друг против друга, молча.

— Но почему? — наконец вымолвила Фейт. — Я хочу сказать, почему ты мне веришь? Я бы на твоем месте не поверила!

— Сам не знаю почему, — ответил Джим. — Возможно, потому, что ты мне кажешься честной. А возможно, потому, что издевательство над животными отлично укладывается в общую картину происходящего в университете.

Лишь глупая робость не позволила ей спросить, что он имеет в виду, говоря об "общей картине происходящего в университете". Фейт почудилось, что тут кроется нечто понятное им обоим, что они мыслят в этом вопросе одинаково.

— Видишь ли, — сказал Джим, — мы можем дать заметку, но она будет выражать исключительно твою точку зрению. Я возьму у тебя интервью, точно процитирую твои слова. Обычно мы стараемся, чтобы у информации было по меньшей мере два источника. Для тебя я могу сделать исключение. Однако тебе здорово надают по шапке за это интервью. Скажут, что это наглая клевета и все такое. На тебя обрушится все университетское начальство.

— Я могла бы сама написать заметку, — предложила Фейт. — Пусть будет как письмо главному редактору. У вас есть такая рубрика?

— Иногда даем.

— Тогда твоя газета была бы выведена из-под критики. Тебе бы не пришлось идти на компромисс и ломать привычный стиль "Сентинел" — дважды проверенная информация. И вся ответственность легла бы на меня.

— Не знаю... Ты рискуешь заработать еще больше шишек.

— Но мне очень хочется, чтобы все узнали о происходящем!

Джим улыбнулся:

— Э-э, да у тебя писательский зуд. Тебе стоит записаться на курс журналистики. Хочешь, помогу? Фейт пожала плечами:

— Как знать, может, со временем и до журналистики руки дойдут.

— Ладно. Письма к редактору мы публикуем по четвергам. На этой неделе ты, ясное дело, уже не успеваешь — полоса еще вчера сверстана. Если намерена опубликоваться на следующей неделе, принеси мне заметку не позже понедельника. Иначе будешь ждать еще неделю.

— Я принесу уже в пятницу.

— В пятницу меня не будет на занятиях.

— О! — Фейт даже не старалась скрыть свое разочарование. — Хорошо, я принесу заметку прямо в редакцию.

— Еще не знаю, как у меня сложится пятница. Давай лучше в понедельник. Она кивнула:

— Хорошо.

— В восемь утра — идет?

— Да, в понедельник утром. Ровно в восемь.

— Это даст мне время спокойно прочитать, а тебе — переработать материал, если понадобится.

— "Переработать"?

— Я могу иногда погрешить против общей политики газеты, но против стандартов языка и стиля — никогда.

Фейт рассмеялась.

— Договорились!

Они подошли к лифту. Джим нажал кнопку.

— А ты... — начал он нерешительно.

— Да, — отозвалась девушка, — мне надо бежать на работу. Я сегодня работаю дополнительно. Зато вечером раньше освобожусь.

Дверь лифта открылась, звякнул звоночек и зажглась стрелка "Вверх". Стоявшие в лифте люди потеснились, освобождая место Джиму. Он вошел в кабинку и сказал:

— Пока, увидимся.

— Пока.

— Запомни: в восемь утра.

— Буду на месте.

Двери закрылись. Фейт не стала ждать лифта вниз, пошла к лестнице. Она немного волновалась насчет заметки — справится ли? И срок достаточно короткий.

Однако несмотря на это, в душе у нее пели соловьи.

Кому как, а Фейт работа в университетской библиотеке нравилась. Конечно, тут платят не ахти, зато атмосфера довольно приятная: покой, тишина, студенты прилежно работают... И праздничные ряды книжных стеллажей.

Больше всего она любила раскладывать книги по полкам — хотя именно от этой работы все студенты бежали как черт от ладана. Ей нравилось рассматривать книги, о существовании которых она даже бы не догадывалась, не работай она в библиотеке. Обычно Фейт прочитывала аннотацию на задней обложке. Порой, когда время не поджимало, заглядывала под обложку, пролистывая то один, то другой томик.

Это пролистывание было очень полезно хотя бы потому, что ясно показывало ей, как мало она еще знает, какие ужасающие пробелы существуют в ее образовании, как мала ее внутренняя вселенная, С другой стороны, это пролистывание наполняло девушку упоительным чувством великих возможностей — казалось, весь мир распахнут перед ней, только учись и познавай. Столько интересного и прекрасного предстояло узнать! Выбор был огромен — целое море литературы. И в этом море Фейт начинала мало-помалу ориентироваться. Когда она перебирала увесистые тома, порой в торжественных золотых переплетах, то ощущала, что ее пальцы касаются сокровищ.

Спору нет, Фейт еще совсем маленькой девчушкой обожала книги, и летом они с Кейтом ходили в детский зал городской библиотеки, где брали сразу по десять — двенадцать книг — целую гору. Это было от ненасытности — на деле они успевали прочитать к концу дня едва ли четверть из взятого.

С тех счастливых детских дней осталось воспоминание об упоительном запахе книг — неповторимом, легко узнаваемом.

Она не знала, из каких компонентов создается этот аромат — сколько в нем от бумаги, сколько от краски или переплетного картона, но этот особенный запах всегда казался ей ароматом самих знаний. И даже сейчас, когда она была совсем взрослой, от одного запахи книги на душе становилось тепло и уютно и возвращалось детское безмятежное ощущение, что ты в безопасности, что все кругом прекрасно и мир дружелюбен к тебе. А в университетской библиотеке стоял такой густой книжный дух, что от одного прохода между рядами стеллажей у Фейт приятно кружилась голова. Вот только одно царапало душу. Шестой этаж. О нем она старалась не думать. Девушка взяла очередную книгу из тележки и, кладя ее на полку, взглянула на обложку. "Розовый бархат: эротическая лесбийская поэзия 1900 — 1940". Рука невольно остановилась.

Прежде чем открыть книгу, Фейт осторожно выглянула из-за стеллажа и поискала глазами Гленну. Гленна ей нравилась, она считала ее своей подругой... и лесбиянкой. Вроде бы все признаки: низковатый мужской голос, даже с намеком на хрипотцу, нескладное тело, прическа под мальчика, некрасивое лицо, отсутствие интереса к парням... По крайней мере в глазах Фейт этот набор, несомненно, указывал на склонность к однополой любви. Хотя Фейт было решительно наплевать на сексуальную ориентацию подруги, все-таки не хотелось давать какие-то объяснения, если та застанет ее с подобной книгой в руках. Лучше избежать неловкой ситуации.