Чигирин

4 сентября 1677 года

Новая война накатилась на украинские земли кипящим мутным валом. Турецкая армия Ибрагима-паши, имевшего зловещее прозвище «Шайтана» в конце июля подошла к Чигирину – гетманской столице Правобережья.

Внушительная сила из пятнадцати тысяч янычар и другой турецкой пехоты, вдвое большее число зависимых от Порты валахов, молдаван и сербов, и 45 мощных осадных пушек (по одной на каждую тысячу человек) – способных сокрушить любые стены. Крайне серьезное войско, способное разгромить вставших на его пути московитов.

Крымский хан повел к Чигирину двадцать тысяч татар и ногайцев. Вообще-то в поход вышло вдвое больше, но вторая половина орды отправилась заниматься привычным, крайне увлекательным для степняков делом – грабежом русских окраин.

Турки 3 августа подошли к Чигирину который обороняли девять тысяч русских и казаков под командованием генерала Трауэрнихта – иноземца на царской службе. В крепости не хватало пороха, большая часть пушек имела совершенно расстрелянные стволы, но ведь любая цитадель сильна не стенами, а людьми, которые их защищают. Солдаты двух «выборных» полков были полны решимости драться.

Столь же непримиримо к вековым врагам были настроены малороссийские казаки, составлявшие большую часть гарнизона. Даже «универсалы» назначенного турками гетмана Юрия Хмельницкого, никчемного сына великого Богдана, не поколебали их желания сражаться с османами не на жизнь, а насмерть, до последнего вздоха.

В ночь на шестое число турки подвели траншеи к городу и поставили шанцы в полсотни саженей от крепостного вала, установили осадные орудия и начали бомбардировку, которую не прекращали три недели. Несколько раз предпринимали попытки штурма, однако гарнизон не только отбивал бешеные атаки янычар, но сам устраивал неоднократные вылазки, нанося врагу значительный ущерб.

Осознав, что на чигиринские стены так просто не взобраться, турки под руководством иноземных инженеров начали вести подкопы. Защитники нашли контрмеры – сами подводили под турецкие подземные галереи мины, и взрывали их, сводя на нет все усилия осаждающих.

Однако 17 августа удача вначале улыбнулась врагу. Османы взорвали мощный пороховой заряд под стеной Нижнего города, обрушив в ров восемь саженей. Воодушевившись видом долгожданного пролома, янычары ринулись на приступ, который был отбит с невероятными усилиями силами последнего резерва – дюжиной стрелецких рот.

И в этот же день один из раненых стрельцов сообщил, что ему было видение во сне – «в иноческом платье стар человек, наподобие чудотворцу Сергию». Сей явившийся во сне старец объявил, чтоб держались все служивые в осаде крепко и помощь уже близка.

Это было знамение!

Трауэрнихт, даром что иноземец, но православные души знал хорошо – тут же приказал провести торжественный молебен, а священники окропили крепостные стены святой водой. И действительно – через три дня прибыло долгожданное подкрепление – с развернутыми знаменами, под барабанный бой, в город вошли восемь сотен белгородских и севских драгун подполковника Фадея Тумашева, такое же число сердюков (наемных казаков) Дмитрия Жеребиловского и пятьсот казаков Лубенского полка.

Подошедший отряд сумел тайно переправиться через Днепр, и через лес пройдя маршем, при полном попустительстве татарских дозоров, которые куда-то исчезли, вошел в Чигирин.

Лишь потом стало известно, что крымчаки были ошарашены горестным известием, что стрельцы и казаки князя Юрия Галицкого прошлись по их кочевьям, сея смерть и разорение. Причем, сами напали на возвращавшуюся из набега пятитысячную орду, растрепав ее с помощью каких-то чудесных дальнобойных ружей, и не менее удивительных ядер, что взрывались в воздухе, сея кругом смерть.

Удачлив «ляшский князек», явный баловень судьбы. Полностью отбил крымский полон с обозами, в которых везли награбленное на русских окраинах добро. И при этом нанес еще одно страшное поражение подоспевшему трехтысячному татарскому отряду, ухитрившись каким-то образом перебить большинство крымчаков во главе с калги-султаном, что командовал всем крымским воинством.

Эта новость чрезвычайно обрадовала князя Григория Григорьевича Ромодановского. Еще бы – из-за нерадивости татары захватили большую часть казны его войска с шестью десятками бочонков серебра. А в каждом из них почти по три пуда новых отчеканенных в Москве копеек, суммой в тысячу полновесных рублей по ровному счету.

Князь немедленно отписал «ляшскому князьку» приказ незамедлительно с охраной отправить всю серебряную казну, все новые пушки с взрывными снарядами какие только есть, и тысячу дальнобойных ружей с полагающимися пулями. А также, не мешкая ни дня, отправить обоз с отбитым у татар имуществом и весь полон в пределы Слобожанщины, дабы вернуть людишек помещикам.

И сразу забыл о своем послании, не сомневаясь, что выдранный на дыбе князек, уличенный в самозванстве, как ему донес дьяк Малороссийского приказа, выполнит его приказание со всем тщанием, дабы снова под спрос не попасть в нерадении царской службы.

Русское войско собралось изрядное – свыше сорока трех тысяч человек, из них копейшиков, рейтар и драгун до 18 тысяч, солдат из полков «нового строя» почти 12 тысяч, стрельцов без малого две тысячи, почти 8 тысяч черкас слободских полков. Остальные пушкари, две сотни донцов и прочие малочисленные команды. Вскоре подошел и гетман Иван Самойлович, приведя с собою почти двадцать тысяч малороссийских казаков – с такой силой можно было сокрушить армию Ибрагима-паши.

На четвертой недели объединенное русское войско подошло к Днепру и стало переходить его у Бужинской переправы, что в двадцати верстах от Чигирина. Турки попытались скинуть с плацдарма переправившиеся полки, но вскоре в полном расстройстве отошли. При этом в торопливой спешке, сняв осаду с Чигирина. И в панике устремились через степь обратно к Очакову, бросив лагерь со всеми припасами, ядрами и пороховым запасом, и большую часть осадного парка.

За день до этого ушла вся орда крымского хана Селим-Гирея, торопясь на юг и нахлестывая коней. По степи Дешт-и-Кипчак пронеслось ошеломляющее известие, что галичане со своим князем взяли штурмом Перекоп и ворвались всей силой в Крым.

А там якобы уже испепелили до головней ханскую столицу Бахчисарай, разорили все крупные города и освободили десятки тысяч невольников, томящихся в рабстве.

Известие это потрясло и русские войска до глубины души, вызвав повсеместное ликование!

Григорий Григорьевич только морщился, слушая пересуды воевод и ратников об удачливости «ляшского князька», о том чудесном оружии, что делают в его княжестве. Благо несколько фузей с коническими, похожими на наперсток пулями, имелось у запорожских казаков.

Князь Ромодановский приказал отливать пули повсеместно, но тут выяснилась удивительная вещь. Требовалось сделать многие тысячи пулелеек, причем до двух дюжины разных размеров, ибо в русском войске царила поражающее разнообразие пищалей, мушкетов, фузей. И кузнецы отступили в беспомощности, не зная, сколько их нужно делать, каких пищалей или мушкетов больше всего в полках.

Ворох проблем, связанный с этим делом, сильно озадачил князя. И сейчас, расхаживая по комнате самого лучшего дома, он размышлял, что можно предпринять для производства «галичанок» – а так уже прозвали русские и казаки эти пули.

Конечно, можно было бы спросить о том у самозванца, которого от дыбы спасали пока удачливые походы на татарские кочевья, слухи о которых и множились, и ширились, причем число убитых татар давно превысило все разумные пределы. А об огромных богатствах, якобы вывезенных в Галич, не говорили только люди без капельки зависти в душе, а таковых в своей жизни старый князь практически не встречал.

– Князь Григорий Григорьевич, я прибыл из Галича!

В комнату шагнул сын боярский Никита Никишев, что числился поручиком, или по старому полусотским, у севских драгун. В запыленном кафтане и сапогах, с посеревшим лицом от быстрой и долгой скачки по бесконечным степным шляхам.