Перед началом боя он впервые приказал стрельцам обязательно взять пленных, надеясь, что среди них окажется какой-нибудь «полевой командир» с которым можно будет «перетереть» насущные вопросы. Вот и отловили старательно всех, кто выглядел чуть побогаче, чем обычные степняки – кольчуги и сабли о том и говорили.

И самый интересный персонаж – татарчонок лет пятнадцати, с дрожащими от страха губами, своим лицом чем-то смахивал на плененного бея, и на голове нахлобучен шлем с золотой насечкой, явно не из бедной семьи парень. Вот только вид не бывалого воина – явно в первый набег пошел и попал сразу в бойню. И рассеялись все детские мечты разом, столкнувшись с жестокой реальностью.

«Мажор, явно, пацан. Сынок богатого папаши – что сейчас сидит передо мной на заднице ровно, и меня упрашивает. Нормально – теперь можно начать шантажировать, а то мне уже надоело воевать – два года уже в кровавой луже барахтаюсь, как та свинья в грязи!»

– Даже если я у тебя за каждого твоего война по сто рублей возьму, не то, что у тебя, у всех ногайцев денег не хватит для выкупа! Сумма даже все Крымское ханство придавит своей ношей!

– Я тебе дам по сто рублей за каждого!

– Хм. Не верю! Нет у тебя таких денег, бей!

– Я глава могущественного рода Ширинов, Мехмет-бей! Ты получишь свои деньги за всех моих воинов, что попали к тебе в плен! Я тебе их соберу и выплачу до последнего акче!

Ногаец говорил с нескрываемой гордостью, будто деяния его рода должны были знать все вокруг. Может Смалец или Незамай знали, но только не он – не до того было, чтобы татарские родословные изучать, и так дел и хлопот навалилось – мама не горюй!

– Твоя орда тут разбита, бей?!

– Мои войны не разбиты, они отошли! И еще придут и покажут всем остроту своих сабель!

– Покойники саблями махать не смогут!

Юрий постарался ответить самым равнодушным голосом. Сразу сбивая татарина с позиции, на которой тот с дуру попытался утвердиться. Именно так нужно перетирать ключевые вопросы, не давая занять своему оппоненту на «стрелке» выгодное положение.

– Они ведь все покойники, хотя не ты, не они о том пока не знают! Ты хоть посмотрел, с какого расстояния мы твоих нукеров «огненным боем» доставали?! Посмотрел?!

– Оружие самого шайтана, – пробормотал татарин с побледневшим лицом. – Правоверные таким не воюют, это колдовство! Пищали не могут стрелять так далеко!

– Могут, бей, еще как могут! Но только у моих воинов, ибо ведом мне рецепт зелья тайного, и если его подсыпать в обычный порох, то втрое дальше стрелять можно, и очень точно. Вот он, мой секрет!

Галицкий достал из газыря «карандаш», которым постоянно пользовался в дороге для записей и показал ногайцу, что впился в него горящим взглядом. Затем нарочито старательно упрятал его обратно, и, наклонившись, со зловещей ухмылкой на лице, негромко заговорил. Демонстративно стараясь исключительно для Мехмет-бея, как он сам якобы не хочет, чтобы кто-то подслушал их разговор:

– Лошади твоих нукеров, что в страхе бежали от огня ружей, за зиму отощали, бей. Заводных у них нет, мы их захватили! Так что твоя орда далеко не уйдет, у моих стрельцов кони свежие и откормленные. Знаешь, что будет дальше, Мехмет?!

Мы догоним твой отряд, и будем из ружей убивать лошадей, одну за другой, вначале десятки, потом сотни, и, наконец, перебьем всех – так что даже горестного вестника не отправят в кочевья поведать людям, что нет больше народа Ширинов!

«Чего же это ты так, чумазый, взбледнул?! Нагнал я на тебя жути?! А ты что хотел, варенья на завтрак? Причем, я ведь тебе истинную правду сказал. Именно такой и впредь будет будущая война – вначале массовый забой лошадей, потом спешенных всадников избиение беспощадное, ибо лук против штуцера не оружие!»

– Половину твоих воинов мы перебьем – дабы другую половину заставить оружие на землю положить и самим себя веревками повязать. Ушло за Торец до тысячи твоих ногайцев, может чуть больше, бей. Хватит ли у тебя денег, чтобы мне пятьдесят тысяч рублей уплатить за полтысячи воинов, которых я в живых оставлю?!

Мехмет-бей выпучил глаза, с ужасом взирая на Юрия, который заговорил с ним до жути ласковым голосом. В таких беседах никогда нельзя угрожать со слюной изо рта и топать ногами, а нужно делать так, чтобы каждое твое слово мутило сознание оппонента, нагоняя на него ужас от осознания безысходности положения.

Доводить до безнадеги, короче!

«Сейчас начнет меня «крышей» пугать – более никаких собственных доводов у него не осталось. И в этом моментальный проигрыш всей позиции – ибо сам по себе ты уже не самодостаточен!»

– Хан тебе этого никогда не простит, князь. Сюда придет огромное войско осман, янычары придут, и пушками снесут все твои городки, что тут возвели за три лета. И ружья тебе не помогут…

«Блин, как дети малые – распальцовку правильно делать нужно! Детский сад, горшечная группа – а мой папа твоего сильнее и забросит на крышу дома! А мой дед еще круче – он твоего папу в асфальт закатает и гравием сверху присыплет. Как все до тошноты знакомо! Времена идут, а люди совсем не меняются!»

– Ты думаешь, хан и сам султан сделают такую превеликую дурость ради одного тебя, Мехмет-бей?! Ради мести?! Не смеши степь, а то даже ковыль много лет людям о том с хохотом рассказывать будет!

Они очень умные люди и сразу зададут вопрос – почему князь Юрий не передал секрет порохового зелья московитам или ляхам?!

Ты ведь знаешь, что царские стрельцы и польские пахолики до сих пор не стреляют так далеко, как мои люди?! Ведь не стреляют?

– Слава Аллаху! А то бы в набеги ходить стало бы трудно…

Мехмет осекся, поняв, что проговорился, и с тоской в глазах посмотрел на Галицкого взглядом побитой собачонки. Татарин потерял всю уверенность, затравлено озирался.

«Клиент дозрел, теперь нужно его дожать окончательно, чтобы начал доится в подставленное ведерко. Причем добровольно, даже пальцами не нужно будет жать его за вымя. Не я такой – жизнь тут такая, со своими законами и понятиями! Кстати, и это приятно – они очень похожи на те, что царят в моем мире среди власти и бандитов!»

Юрий усмехнулся, и пристально глядя в переносицу татарина давящим взглядом, медленно роняя слова, заговорил…

– Если войска султана, или конные тысячи ногайцев и крымчаков хана из рода Гиреев окажутся на моей земле – то секрет порохового зелья немедленно станет известен московитам и ляхам. Они друг друга терпеть не могут, на дух не переносят! Но перед тем как передраться между собой вдрызг, твое ханство уничтожат, всех людишек без всякой жалости перебьют, либо в рабство продадут. И так оно будет, Мехмет-бей!

Юрий остановился, глядя на капли пота, что выступили на лбу ногайца. Тому стало явно не по себе от такой угрозы, высказанной без всякой ненависти и вообще равнодушно.

– Ляхов я ненавижу – но они от меня далеко, так что не дотянутся мне собственными руками. Но османам смогу помочь. Потому что если на мои земли нападут московиты – то секрет зелья уже окажется у янычар султана Магомета. А уж с его помощью они легко овладеть смогут Веной, у стен которой они давно топчутся, и Варшавой с Москвой.

Юрий с мысленной ухмылкой наблюдал, как загорелись глаза ногайца, понимая, что наживку он заглотил. И запомнил слова в точности, но теперь поклевку следовало сорвать.

– Только секрет и султан с ханом не получат – московиты тоже не дураки и воевать со мною не будут. А ногайцы пусть вторгаются на мои земли – я даже рад, что ты в набег на меня нынче пошел, Мехмет-бей! Очень кстати в удачное время, и знаешь почему?

– Почему, князь?

Мехмет спросил чисто машинально – пот продолжал литься по его лицу. И хотя Юрий видел, что его уже боятся, но бдительности не терял, хотя внешне был спокоен и вел себя безмятежно. Просто знал, что если пленник дернется его убить, даже с голыми руками – то будет либо застрелен, или насажен на клинок. На подобных переговорах всегда нужно держать оружие под рукою, но не хвататься за него.